Илья
Ильвес

Les nouvelles parisiennes*

Очередная планета от солнца...

Ах, эта ночь,

                 ночь висельников и удавленных повес.

Качает трупы на столбах фонарных,

Струит с голов горящих никелевый бес,

Октан в пожар льда – тушит снег пожарный.

Бьют часы на Спасской... в тамбурин мозгов: Бац!

Бац! Бац! От удара выкатился глаз

И завертел зрачком: в ад – в рай, в рай – в ад на Pla/ц.

Мисс, не наступите ль.... Нет? Жаль... – от вас,

Я не пойму, иль от вращенья так тошнит?

Рот вяжет кислотой тоски, съедает,

Вбирает до костей… сброс – нечет, чёт убит,

Симметрия к чертям. Слов не хватает,

Как вымученно одиозны к вам бока

Строений – скованная плоть тореро

На газовых рогах полночного быка.

Корриды корпуса закружат, spero**,

В хрустальной Сарабанде. Громоздит на нос

Пенсне из окон архитектор, в брюхо

Вбирая, скрежеща и пожирая трос

Своих кирпичных вен, катана нюха

Отточена в плавильне звёзд и, так, к утру,

Набив самим собой себя скорее

Родится, наконец, собой. Я разотру

Ваш облик в снежный порошок хорея,

Напудрю мозг и был таков, как говорят –

Я ж сильно сомневаюсь…. Не беда –

Мой слог рассыплется не в счёт, не в тон, не в лад…

А вы одеты в тот же аромат.… О, да!

К добру тлетворный ореол вас овевает, –

Напыщенный букет упадка. В лица

Я плюнул, чтобы скрыться. Как я понимаю,

В вас, видимо, mon cher, пора б влюбиться?

Я к вам приду и припаду, подобный вам,

Объяв святой распад органики,

К цветам тоски, сменив свой пифагоров хлам

На мариенгофовы подштанники.

Хрустит рек паралич – на/ядный благовест,

Вы завербованы в лакеи февраля.

Ваш указующий лазурный перст

Затянут в обручальное кольцо ноля.

Прах бёдер ваших исцеляет – слаще шёлк

Подёрнутых спокойствием запястий,

Грудь – павший шпиль волны, штиль плоти. Чёрный волк

Глазниц отплюнет взор тигровой масти.

Я кинусь в вас, как лезвие морфина в кровь,

Накладывая отпечаток пальцев,

Как наложила бы ваша ступня на новь

прибрежья, коль ещё могла б. Скитальца

Апреля брошенный бокал на нас погас.

Впусти меня под занавес столетья,

Впади в край света в горизонт Таната. Нас

Сплотит иная авансцена. Третья

Планета катится прямой дорогой в ад.

Бездонность кончится опорожненьем.

Иссохнем в пламени соития монад,

Прольёмся в оргазмирующем тленье.

Madam, вы были сферой мнительной и злой,

Кружили в диком макрокосме ночи.

Я вами лишь мертвею, к вам приду одной,

Когда миров иных свет время обесточит.

Ах, эта ночь…

Излейся Sanctus Vitus в пляс с Bar Talamai***,

Искрись же окаянная порфира

Le grand Elisium noir – я нонче в Тай****

Надумал влиться, возлюбив плоть мира.

И, видимо, она не прочь…

___

* Les nouvelles parisiennes – парижские новости.

** Spero – надеюсь (итал.)

*** Bar Talamai – в данном случае имеется в виду

«Варфоломеевская ночь» – массовая резня гугенотов

во Франции, устроенная католиками в ночь на 24 августа

1572 года, в канун дня святого Варфоломея.

**** Тай-Суй (кит. «великое божество времени»,

антиюпитер) – в китайской мифологии бог времени и

покровитель Юпитера – планеты времени (Суй-син).

17.02.11

Memento1

---

1Memento (исп.) – помни.

2Отто Фон Николаус – немецкий инженер, изобретатель двигателя внутреннего сгорания.

3Memento mortis (лат.) – помни о смерти.

4Memento mori (лат.) – помни, что умрёшь.

* * *

В глаза, в дожди,
в душу.
На восток, на запад,
наружу
Вышвырни свои
мысли,
Чтоб они других
грызли.
Вслед за ними вышвырни
память,
Чтоб было, кого
забавить,
Вышвырнуть можешь и
совесть, –
Выйдет чудесная
повесть,
Ужас, какая
прелесть, –
Да только – это не
новость,
Это даже не
жалость,
И уж конечно не
гордость,
Но дышать станет сразу
в сладость,
В сердцах будет такая
скорость,
И вовсе – это не
гадость,
Что за окном –
морось.
По лужам торопится –
слякоть
Сыпать осеннюю
похоть,
И некуда больше
ехать,
И некому больше
плакать,
И незачем дольше
мокнуть,
И так лучше пожалуй
подохнуть,
Чем сидеть, дожидаясь
старость.

30.10.06. 

* * *

В сеть улиц пойманная лавка

Старьёвщика – коллапс предмета –

В такт распродажи

Сбрасывает штукатурку,

Как акт протеста памяти,

Разоблачая древность века.

Старьёвщик по обыкновенью пьян.

Оправив выцветшую тройку,

Помедлив, гасит газ –

Концерт для кукол кончен,

Небеса закрыты.

Бал!

Пьян вечер, остановки,

В хмелю качает силуэт витрин…

Футляр парадной прячет полночь:

Бра на стенах и окись меди,

Не миновавший оборота, ключ,

Антогония духа и ума,

Ума и форм,

Форм, с затхлой скорлупой прихожей…

Из этих стен,

Тебя кормивших грудью,

Вон из бумажной личности,

Из принципа,

Из настоящего,

Прочь от эпохи, иp сегодня,

Поставив в завтра вечности

Нетленный обелиск

Вчерашнему кумиру,

позавчерашней скуке,

поза…

позавчерашнему небытию…

поза…

Поза времени – лотос.

18.11.08

Вариации... 

Я – ничто.

Я – распятье, ультрамарин.

Рассыпаюсь горстью.

Созвучие на трёх нотах.

Все вещи будут легче.

Я расчехляю свою память.

Гармония – ничто, время – ничто.

Смерть – я, смерть – ты.

Сделай меня бесконечным.

Она следует за мной по пятам.

Я ловлю каждый её вздох.

На трёх нотах.

Я рисую тебя прям на стене.

Прям на бульваре.

Сколько же пошлости...

Меня – нет.

Тебя – нет.

На небе звёзды.

Я перестал видеть.

Я больше не тело.

Я – ты.

Счёт!

29.09.06.

Восток – запад 

---

*ilmio Lorelei (итал.) – моя Лореляй.

Lorelei (нем.) – овеянная романтическими легендами скала на восточном берегу Рейна, близ городка Санкт-Гоарсхаузен. Расположена в самом узком месте русла на территории Германии.

Заинтригованный звучным именем скалы и её живописным расположением, поэт Клеменс Брентано в 1801 году сочинил балладу «На Рейне в Бахарахе», впоследствии включённую в популярный сборник «Волшебный рог мальчика». Брентано переосмыслил Лореляй как одну из дев Рейна, которые прекрасным пением заманивали мореплавателей на скалы, словно сирены в древнегреческой мифологии. Сильное течение и скалистый берег этого отрезка Рейна, действительно, создавали в старину все условия для частых кораблекрушений.

30.11.06

Время, как кокон... 

Время, как кокон, сжимает планету
Мрачной символикой четырёхзначной,
Падая с ног от заката к рассвету,
Катится космос ко мне наудачу.

Ночь поглощает созвездья, как вату
С сахаром, а иногда и со мною.
Если есть случай – будет и фатум
Пеплом осеивать над головою.

Вселенная –

женщина с лёгкой походкой –

Гладит меня то рукой, то удавкой.
Где–то на кухне за шкаликом водки
Дьявол и Бог жарят(или бьются-хер знает, что лучше…) в покер,
 
где ставка…

29.11.06. 

Гаргантюа

Струит сквозь пальцы дворник жжёных улиц прах,

Плеск клавикорда луж, пыль рекреаций мётел.

Volk’s-строт солнц кружит в саме полдня и в часах

Брешь тонущего дня на полуобороте.

Набив за пазуху теней, пол ночи ждёт

У стен пивной, покуда льёт на пол прислуга

Морфея концентрат, субмир. Я на излёт

Смахнул себя со стульев навзничь. Контур звука

Плыл и оплывал под румбу поли-танца

Нео. Замуровав себя в стене, гудел предел

Синема-хруста плёнки века. Ganzer

Friede1 крыл матом разума осколки и был бел

Горячкой. Лихорадил опьянённый куст

Кирпичного угла под натиском фонарной

Тьмы, сваренной кривым хребтом. Десяток чувств

Мял сыро глинный рот, одно, что бездыханный.

Затем плевалась спотыканьем грусть дорог,

Осклизлый сумрак обжимал запястья, шеи.

Рек пасти жрали ил. Гремел мотор, плескался грог

Отзвуком в утробе, грел взор огонь Пантеи.

Ночь обливалась заревом утра, цвела

Распоротой аортой неба. Кусала рук

Шагрень нолём. Катился я пустой дотла

И кубарем копыт чугунных лился стук

Ставен предрассветных. Алело заодно

Со всем моё лицо, совсем ещё смешное.

Весь город огородило. Окно в окно

Гляделось – оторопь брала своё. Кривое

Отражение ландо попадало на

Гладь приподъездных луж, швырнув меня во тьму

Подъездной глотки. Блеяла в ответ луна,

но то, как блеял я в ответ себе же самому

Неописуемо злорадно передал

Звон монолита, пресс-папье двери. И полдень

Кале-вальный закаливал до дыр металл

Ума, перст потолка, да и меня навроде…

---

1Весь мир (нем).

28.12.08

* * * 

Крой бело-снеговым плисом,
Гни частоколовым скрипом,
Сизо туманным эскизом,
Форточно-скошенным хрипом.
Рвись окончательно в клочья,
Рвись обнулённо-иссохшим
Криком. Особенно ночью,
Криком, до мозга промёрзшим.

Вешай в оконный проём
Свой сине-верхий коллаж,
Свой звёздно-бритвенный слом,
Свой горизонтный винтаж.
Бей в привыкающий сгон
Весь галактический спектр.
Мни свой январевый стон
В безостановочный вектор.

Стынь изо всех своих сил,
Жги вестовые мосты.
Стынь! Я давно уж остыл.
Видишь, мой Брут, даже ты…

30.10.06. 

Лицом к лицу 

Лора… Лора…! Бешено
Выл зимний воздух. Воздух
Был, как обычно, смешанный
В бликах, руинах и розах.
Капища, скопища, лапища
Рвались глазами на атомы,
Атомы рвались на кладбища,
Бились объёмы о фатумы.
Слух выдавал не иначе,
Как состоянье покоя.
Душу излить – это значит

Тело заполнить собою.

Вкрикивал в стены и станы
Необратимый и скорый…
Воплем двойного сопрано
Всебезымянное: Лора…

23.01.07.

Морось печальная

Морось печальная, сумерки винные.

Мысли сплетаются с встречной осиною.

Выжженных глаз одичалое тление –

Признак обжорства, верней, несварения.

Память забавная, неосторожная.

Ужас – не страшное, а невозможное.

Вечер не отзвук, а точка кипения,

Имя спугнувшего местоимения.

Ночи кофейные, гарь восприятия.

Тень, перекрёсток, фигура, распятие.

Слабый огарок больного сознания –

Выстрелы в спину, в лицо попадание.

Слабость минутная. В алое, в синее...

Вслед уходящей – трамвайная линия.

Ночь огневая в вагонных флаконах –

Символ пристанища умалишённых.

Пусть и убийцей, но всё таки встреченных, –

Тихая просьба совсем изувеченных.

Светлая, добрая, вечная, тошная

Жизнеспособность пустопорожняя.

Плетью свистит роковое молчание,

Есть осознание – нет понимания.

Город, бессонница, пенная, встречная

Мгла заоконная, поросль млечная.

Осень, фитиль, часовое... двустрочное...

Льнёт, настигает и прочее, прочее...

10.09.11

На мотив Сан Микеле 

Не создавай порядка в пространстве не способном на хаос,
Потому как звук есть неотъемлемая часть составляющих пауз.
Создавай себя из того, что не подворачивается под руки.
Избавься от координат,  неспособных помещаться в округе
Изобретений твоего головного мозга. Плюй на противоречия,
Не дай повода эху соглашаться – откажись от дара речи. Чтоб «я»
Не посмело возмущаться лишним символам без протокола,
Потому что то, что выше – это лишь обратная сторона пола
И, так сказать, какой бы то ни было принадлежности,
Профпригодности, позволяющей допускать погрешности.
Кругом полно местоимений желающих твоё место,
Слияния с эго, с веком, с протестом. Играй всегда престо
На рулетке или фортепиано – что разницы, хотя и странно,
Что переоценка ценностей обретает форму стакана. Данный
Предмет  исключает только лишнюю борьбу с видами,
Взглядами, пускай  и в меньшей степени, нежели с выдуманными
Заболеваниями сердца. Довольствуйся минорной терцией,
Ибо в противном есть вероятность поперхнуться волною Герца.
Называйся чем-либо только тогда, когда становишься лишним.
Ты живёшь на последнем, к чему тебе те, кто на нижнем... Всевышним
Затыкают обычно лишь брешь в понимании вечности.
Бездействуй, покуда ещё ощущаешь конечности.
Принцип ставь всегда во главу угла, вернее в угол, или к стенке,
Ведь даже обстановка в комнате не нуждается в твоей оценке,
Чтоб иметь возможность походить на комнату, и за её пределами
Быть такими же полыми, а зачастую и бестелыми.
На улице не велика вероятность обретения слуха,
Даже когда полночь отвешивает тебе оплеуху.
Такой факт, как правило, остаётся бесполезной совокупностью
Твоих совершенных в одиночестве идей, почитаемых глупостью.
Не красней за тех, кто не имеет оттенка цвета,
И за себя тоже – дай волю воображению ультрафиолета.
Будь холстом, инертной связью со временем
Исключая движение как таковое, лишённое процесса трения.
Не жалей никогда о том, что бывало недурно
С другими – в такие лица плевать, что в урну.
Твоя жизнь вся срезанная и смазанная,
Как обряд иудея, как всё вышесказанное,
И закончится она ни завтра, не думай...
Всё твои «за» станут не разницей с «против», а суммой.
Орошай сумерки инсоляцией своего видения мира
Не создавай себе… – создавай из себя кумира.
Откажись от прямых и симметрий, рисуй сплошные окружности,
Дабы выигрывать хотя бы в отношении наружности,
Доступности, спорности и прочих способностях разрушения  личности,
Гармонии единения и расторжения связи с логичностью.
Имей ценностью исключительно процесс распада собственного притяжения
К атомам, к Архимеду, к постоянной, к семяизвержению, к рождению.

16.01.08

На смерть неизвестного

Качает площадь брызги фонарей,

Столица изливается в октябрь,

Тащится ветхий бесприютный табор

С листа на лист московских тропарей.

Оплыл во мрак блаженный Иероним

И с ним дома, каналы, переправы.

Слетает с губ ульяновской заставы

Остывший, полусонный херувим.

Искрит на полотне асфальта грязь,

Катится в ночь щербатая ухмылка

Кремлёвских башен, свёрнутых затылком

К эпохе, в водостоках серебрясь.

С губ горизонта пенится волной,

Шипя, дождя боа на берег крыши

Трамвая, об трамвай, в трамвай и ниже,

В глаза мне заливая сединой.

В бордо маячит млечная тропа,

В истоме машинист кончает воздух

На плахе Nicotine, и бьётся в звёздах

Дорожной меди желчный листопад.

Как из одной покинутой души

Три вырезает лезвие маэстро,

Так тошноты моей спазм сдвинут с места

Тобой, взывающей иной пошив

Материи лица и строчки глаз,

Прилаженных, как видимо, удачней.

Увы, я грубо скроен, но иначе,

Рукой дрожащей, но из лучших фраз.

Разбил оргазм искр провода вопрос,

Я символически мелькнул в проёме,

Сбежала мысль с тебя – как с водоёма

Погрешность полыньи – с твоих волос.

Я наступил в свой павший в грязь остов,

Назначенный служить последней букве.

Мой правоверный ход лишён хоругви,

Пуст цифрой циферблат моих часов.

Я выжил... из ума вопрос: зачем?

Блеснуть в лохани снежного зачатья?

Пятном размыться на стеклянной глади?

Сжигать останки тени на свече?

В движенье век моих не больший смысл,

Чем в росчерке пера в пустой тетради.

Не верь, не лгав, не восклицай, не глядя,

Не славь столетия, не зная числ.

Отбрось, засни, написан некролог,

И пусть бездонна мысль – один в ней слог.

И пусть ты не согласен с оболочкой –

Не каждый всход заслуга почвы. Точка –

Эссенция письма в стакане строк.

29.12.10

Навеянное... 

Пока оратор всё ещё не умер,

А тело сломлено оргазмом,

Я зарисовываю пару строк,

Неумудрённо-одиноких,

На мертвенно удушливой странице,

В которую я, как правило, вмещаю небо,

Расчерченное вширь закатом,

И капли три вина,

Разыгранных посмертно.

Пока хохочет в зале Верди

На все вселенскую потребу,

И не играют роль границы…

Пока ещё не валит с ног,

И не грозиться тощий фатум

Разламывать пространство. Она

Встаёт, покачиваясь. Прочно

Вкрепляясь в основание паркета

Своим всецелым осознанием

Того, что сколько бы ни ставь

В исходную позицию

Сто шумный оборотный диск –

Всё это будет только повтореньем.

И не как следует заваренная чашка

Вдрызг остывающего чая

Молчит в подкошенном сознании,

Как миллионно тысячные окна

Напротив, где всё так же мило

Подвешены надутые светила,

Размякшим отблеском восхода,

За основанье каменного зоба,

И неустанно бьёт фонтаном флирт

Протопленного лета и

Вдребезги пустой зимы.

Пока мой глобус свёрнут лишь наполовину,

А твой не сделал и десятка километров,

Я запускаю пальцы в это кладбище

Таких же, как и мы, злодеев,

Коптящих небо, дабы

Вместить туда ещё один сгоревший

До невозможности момент. А впрочем,

Всё кончено, спокойной ночи,

Всё здесь одно хитросплетенье

Имеющее в раз до ста решений

Не отвечающих какой-либо задаче.

Всё здесь поставлено в сомненье,

Хоть многому не стоило и значить.

Пожалуй, на сегодня всё…Удачи!

И тихий ход часов. Быть может…

И шорох ветра за окном…

И всё одно и то же, одно и то же…

И лучше ли потом?..

17.11.06. 

 Негромкое 

Ты коллекционер. И твой Сиам
Согласен влиться в вещь. К утру
Я стану вещью. Но тогда к вещам
Ты охладеешь навсегда и на ветру
Развеешь время. Знаешь, ночью
Всё меньше остаётся ожиданий.
Всё так. Не говори ни слова. Впрочем,
Обратно в хаос. Где ни расстояний,
Ни атмосфер. Так будет, и так – лучше.
Твоё собрание диковин кружит в такт.
Увы, но фактор ускорения и случай
Последний твой бесценный артефакт
Изжил. Я насыщаюсь пустотой, а ты?
И вечер, и январь, и проседь улиц.
Банальность больше не сойдёт на стыд.
Я не тоскую как и не сутулюсь.
А в среду был пустой кабак,
И сумрак падал в окна и в объятья,
Когда в душе у самого бардак,
В чём обвинять других? С какой же стати?
Остановись, проклятое ты время!
Я двигаться согласен в вертикали,
В неразделимой и нацеленной системе,
Раскалываясь вдребезги, в детали,
Частицы и кристаллы, и ионы.
Целуя ночь, огни, запястья,
Разбей хрусталь весь о перроны,
Рассыпься в клочья. Всё во власти
Таких же как и ты свершённых,
Таких как я всеискалеченных,
Как я и ты одноимённых,
Пусть не оставленных, но и не встреченных.

16.02.07. 

Незнакомка 

Играет уличный оркестр
Диезной соль в хрустальных лужах.
Мне в этот вечер снова нужен
Твой шалевый, ночной реестр.

В велюре, стаивая станом,
Играй шато на дне бокала,
Как крылья перьями Дедала,
Как осень кистями Руана.

К тебе не подойти на выстрел,
И окликать тебя нет смысла.
Ты безымянна. Только числа
В круговращении регистра.

11.12.06. 

Необрисованность 

Я слышал эти речи. Да, 
Таких басов не обнаружить в дрейфе. 
Час-пик тоски не сложит никогда 
Твой крестоносец под знамена трефа. 
Ведомый чёрте чем и где, 
Четырежды герой Фетиды и асфальта 
Пробьётся сединою в бороде 
Гнусавый тембр моего шального альта. 
Пока не смазан полуночный миг 
Рукой коварного гелиотропа, 
Не разыграть ли нам с тобой блицкриг 
В соитии двухъядерных созданий Бутенопа. 
Разоблачиться до опустошенья сил, 
Разлиться в инфернальной круговерти, 
В простой ума, в предутренний курсив, 
Отобразив объятья в духе смерти. 
Пожалуй, что итог не так уж прост, 
Пока мой фланер не отведал чисел, 
Пока не разрывает ум вопрос 
В апофеозе двойственности смысла. 
Я слышал эти речи. Да, 
Такие не становятся ни фюзеляжем, 
Ни лобовым.… И, слышишь, никогда 
Не станут слышимыми даже.

11.01.08. 

* * * 

Необходимость – это патология, 

Роскошь – это паранойя:
Необходимые аналогии
В состоянии покоя.

Покоя – в положении лёжа,
Лёжа – в состоянии дёрна.
«Быть» – в понимании «может»,
«Да» – с поясненьем «бесспорно».

Бесспорной не может быть правда,
Правда не может быть силой,
Силой не может быть «надо»,
«Надо» не может стать «было».

Было когда-то чудесно,
«Чудесно» – не значит «реально»,
«Реально» – не значит «известно»,
«Известно» – не значит «фатально».

Фатально не есть «никогда»,
«Никогда» не есть «поло»,
«Поло» – не то, чтобы «да» –
Больше, как мера помола...

«Да» – это тоже пространство,
Пространство немой пустоты,
Пустоты внахлёст с постоянством.
Аплодисменты, занавес, цветы! 

06.10.06.

Ночная оратория № 19

Дилану Т. посвящается

«Пришёл незнакомец и поселился в моём доме».

Мечет удары о стены, сыпет пригоршни брани о частокол головы моей.

И окна глаз, что выходили на задний двор,

Облюбовал для распития кьянти. Сидит у окна

И пьёт. Неспешной и не трезвой поступью

Слоняется из угла в угол, будто бы у себя в парадном.

Вгрызается жирными, грязными пальцами в плоть мою…

Изнурительная работа наблюдать и терпеть этот пассаж.

Да и дом уже словно не мой, немой вопрос повис

И маячит безжизненной обрюзгшей тряпкой…

Сверкает пепельными глазами, вываливает

Свой истлевший язык из своего разверстого рта.

Падаль в этом углу. Вопрос, так сказать, отпал сам собой.

Нашёл свой ответ…. Падаль – лучший ответ на все вопросы.

Точно я и был этим вопросом…

А мой чужестранец не оставляет мне и выбора иного –

Прижигает мою душу раскалённым закатом

Сотен ответов. Грезит плевать моим ртом, пить

Моим ртом, вырождаться моим голосом.

Да и меня самого в скором вытеснит самим собой.

Другая жизнь была бы, может, куда как любопытней,

Ан нет – досталась именно эта и именно ему….

Да и сам я не против – как боевой клич, швыряю я

Ему эту подачку: на! обожрись, ты!

Тень за окном стала гуще, трепетней – фиолетовый ультраапофеоз…

Остывающий разум не дал-таки сбоя.

Покинутый и забытый на полдороге виделся я

Насмешкой отсутствия вещи, – бесформенный и унылый…

Переваливаясь с боку на бок, полночь кое-как

Доплелась до края пропасти. В опустевшей душе

Мрачнело без милой сердцу субстанции

Ощущения присутствия….

Горестно и Грустно. Полая скорбь…

26.10.12

Осеннее 

Глаза – вдаль,

Объятья – вширь.

На душе – печаль,

На губах – имбирь.

На словах – совершённость,

На деле – скоротечность.

В умах – неуёмность,

В сердцах – беспечность.

На улице – майский

Вечер дышит

Атмосферой февральской

И меня не слышит.

Пахнет воздух томными

Сполохами пряными,

Зорями ионными,

Плясками багряными.

Разукрашен ласково,

Ультрофиолетово,

Палевыми красками,

Снами, силуэтами.

Пролески – перегонами,

Бульвары – тротуарами.

Километры – перронами...

Километры – пожарами...

Ни конца нет, ни начала,

Есть лишь плоть и бесконечность.

Ты нас снова повенчала.

Двери, мысли, взгляды - в вечность…

25.08.06. 

Посвящается Элеоноре Э. А. По

---

1Мальдорор – цинично настроенное демоническое существо, ненавидящее Бога и человечество, главный герой поэмы французского писателя Лотреамона «Песни Мальдорора» (1869 год).

13.01.11

Пустое 

К тому моменту
Когда жидкость
Исполнила свой давний замысел
Слиянья со свистком,
Ты, как ни странно, уцелела
Лишь в расстановке чайного сервиза.
Пускай.
Как оказалось,
Твоя суть
Не так пластична,
Чтобы влиться
В такой, как я, сосуд
Неверных очертаний.
К чему ровнять себя с предметом,
Коль ты и так предмет,
К тому же не такой, чтобы
И прочной формы.
И смысл твой,
Как не тверди,
Имеет многим меньше шансов
Употреблённым быть
По назначению.
Ты от меня так далеко,
Как время от пространства. Что ж…
Коль, стало быть,
Что прошлое ещё имеет силу,
То будущее тоже
Обладает правом
Иметь своё почётное начало
В процессе разрушения меня,
Как идола,
В цепи… событий…
И дверь на улицу вмещает больше хмари
Лишь оттого,
Что знает цену содержимого в себе.
Разбить на составляющие принцип,
Войти в предел сумбура и свободы,
Вон от завязанности с миром,
Вспять от вращений циферблата,
Опровергая тщету осмысления,
Хоть тленных,
Но достойных
Одиночества
Систем…

09.01.08.

Сиреневый краситель

18.01.13

Туш(ь)

---

1Идальго (исп. hidalgo) – в средневековой Испании человек, происходящий из благородной семьи и получающий свой особый статус по наследству.

2 Роберт Рафаилович Фальк – российский живописец, самобытно соединивший в своём творчестве пути русского модерна и авангарда; один из самых известных художников еврейского театра на идише.

3Toth (Тот или Джехути) – в египетской мифологии бог луны, мудрости, счета и письма, покровитель наук, писцов, священных книг, создатель календаря.

4 Pan – Пан, греческий бог вожделения, помещенный позднее в дьявольскую свиту.

5Герберт фон Караян — австрийский дирижёр.

6Согласно древнееврейскому мифу, ослица прорицателя Валаама, на которой он ехал к моавскому царю, чтобы проклясть израильтян, воюющих с Моавом, и обеспечить моавитянам победу, вдруг заговорила, увидев трижды преграждавшего ей путь ангела с обнажённым мечом, и Валаам, вместо того, чтобы проклясть израильтян, благословил их. В данном контексте слово употребляется в переносном значении – молчаливый, забитый человек, вдруг произнёсший что-либо достойное внимания.

7Tomar el gusto (исп.) – дословно: проявить вкус. В данном случае – проявить интерес.

8Press (англ.) – пресса.

9Presser (франц.) – давить, выжимать.

10Ma vie (франц.) – моя жизнь.

23.01.09

Шесть... 

Напросилась тут ко мне одна гостья –
В равных долях социально-материальная единица,
Да уползла навыворот мясом, на шиворот костью:
Видать, не в каждой руке уютно синице.

Видать, не всё отсекается с семи замеров,
Видать, не всё то правда, что ладно да складно.
На всю эту дрянь не хватает уж нервов.
Снова льёт дождь. Немного прохладно.

Вокруг всё такое распрекрасное, расчудесное,
Выражения лиц такие задорные.
Немного бесноватые, но всё же прелестные.
Реальность с подражанием вьётся узорами.

Отставание, возведённое в ранг гонения –
Суть гонение, ставшее отставанием –
Самоличное, беспредельное истребление
Бешеной круговерти сознания.

Идеалы, помноженные на бесконечность,
Для меня имеют решением безысходность,
Безвыходность – это ли не безупречность –
Масса идей, помноженная на плотность.

11.06.06.

Элегия

---

1Макабр (фр. macabre) – танец смерти, средневековой обычай, состоявший в пляске, которая происходила на кладбище и заключалась в подражании воображаемой пляске мертвых.

24.12.10

* * *

Я умру в обозначенный день,

На четвёртом ладу циферблата,

Когда стает на окнах шагрень

Февраля в переулках Арбата.

Не прося покаяний и благ,

Я умру в кутеже стылой ночи –

Не с отчаянья, а просто так,

Не с намереньем, а – между прочим.

На одре опустелых дорог,

Забываясь, ни много, ни мало

Загадаю – глотать барный смог

И плясать под литавры бокалов.

На обшарпанных стенах кофейнь,

Оплывать зачарованной тенью,

Пить с крыш улиц небесную чернь

Поднебесного грехопаденья.

Чтобы прыгать в бульваров залив,

Выдувать водосточных труб песни,

Где дрейфуют домов корабли

С Патриарших на Красную Пресню.

Стану слушать кабацких Моин,

Когда скроюсь в грунтовых вод тени –

Буду жив в отраженье витрин,

Будет так же всё в луж отраженье.

Будут пить и уже не меня

В ресторанах встречать по приметам:

На том свете дано сохранять

Всё, что не сохранилось на этом.

Когда тростью брусчатки коснусь

Мостовых, что не вышло объемлить,

Я, как пёс, буду выть на луну

И с луны отзываться на землю.

В безызвестной, заснежно-чудной

Той стране и в году безызвестном,

Пополуночи, ранней весной

Я умру и навряд ли воскресну.

27.11.08