Игорь
Романов

* * *

А небо синее и сонное

Смахнуло ветром облака…

Мои сомненья невесомые,

Как звон вечернего сверчка.

Да, жизнь проста…

Когда б не мелочи,

Которым просто несть числа:

От невезения до немочи

Той, что и чёрту не мила;

Когда б не тайное значение

Хитросплетения страстей!

И – подневольное стремление

Сгореть –

в итоге жизни всей;

Когда б не пропасть скоротечности,

В которой всё исчезнет в срок:

Вражда,

любовь,

восторг беспечности,

Нетленность песен, слов и строк.

А на кусочке поля этого,

Что, приютив меня, цветёт,

С иными зорями, рассветами… -

Другая грусть уйдёт в полёт.

И, может, кто-то в век неведомый,

Мою любовь к земле храня,

Переболев моими бедами,

Споёт

пронзительней

              меня.

Антиподы 

Велик размах вседневных амплитуд:

Провальность тьмы,

И – животворность света,

Возвышенность мечтательных минут,

И – мрачная удушливость навета.

Поэзии заоблачный полёт,

И – низость сквернословия чумного.

Размашисто талантливый народ,

И – серых понукателей оковы.

Безудержных познаний крутизна,

И – беспредел невежества глухого.

Прославленные в мире имена,

И – приговор своей страны суровой.

Вселенной совершенство – Ч Е Л О В Е К!

Земное буйство красоты природы!

И – захлебнувшийся невинной кровью век…

Как совместить нам эти антиподы?!

В итоге

Что нужно тебе,

Человек?

– Водички бы, эка жарища!

Что ищешь в излучинах рек?

– Согреться б: такой холодище!

Чего мельтешишь, Человек?

– В быту у меня непорядок.

Что смотришь тоскливо с-под век?

– Не понял, что радости – ря-до-о-ом,

Куда ты бежишь, Человек?

– Пытаюсь... настигнуть... удачу!..

О чём ты скорбишь в этот век?

– По силам истраченным

 плачу...

В миг смятенья

Досадно, что не все оставим,

Пройдя по жизни, добрый след...

То прилежание ославим,

А то восславим пустоцвет.

В слезах рожденное прозренье

Не всякий разделить готов.

С каким иезуитским рвеньем

Освистывали «чудаков»!

Брожу в степи завечеревшей.

Чист безмятежный небосвод.

Густыми звёздами вскипевший,

Он просто зá душу берёт...

Теперь глаза не затуманит

Боль навалившейся беды,

Утихнут бурями в стакане

И пересуды, и суды.

Отхлынет сам собою холод

От сердца ноющего –

Прочь.

И вроде снова стану молод,

И как бы посветлеет ночь.

Смотрю на звёзды в миг смятенья,

И унимает вечный свет:

Угрюмость – след ожесточенья,

Усталость – злых ошибок след.

В спешке

Он, суетясь, в зубах зажав одышку,

Спешит, бежит и мне велит: «Проснись,

Жизнь коротка и скоротечна слишком...»

...Всё это так, да только, братец,  слышь-ка,

Вскачь обгоняя Время, не споткнись.

* * *

В часы растерянности трудной,

В минуты слабости немой

От суматохи многолюдной

Спаси меня, Создатель мой.

В дни обречённости унылой,

Ожесточённости слепой,

Непониманья,

Лжи постылой –

Услышь меня, Всесильный мой.

От непредвиденной напасти –

Весною, летом и зимой,

От распоясавшейся власти

Укрой меня, Всевышний мой.

От равнодушия знакомых,

От злобы нелюдей тупой

На всех кругах моих рисковых

Храни меня, Спаситель мой.

Вероятность

А дальше – март.

Да, снова – март.

Коль для меня он состоится,

Вспорхнет ли творчества азарт

В душе, как утренняя птица?

Зима не очень-то щедра

На вдохновение и страсти.

Глядишь, весенняя пора

Разбередит волненья, к счастью.

Полнее ценность бытия

Вновь обозначится в сознанье.

И возвратит из забытья

Надежд бескрайних обаянье.

Доступней станут голоса

Ночных светил,

Лесных угодий...

И ярче вспыхнут чудеса,

Как от зари в лугах роса,

Живой присущие природе.

Вспышка 

Внезапностью неясного начала

Бунтарства удаль

В глубине души

Возникла,

          разрослась,

                    разволновала

Как ветром травы в утренней тиши.

И сразу даль в сиянье стала ближе,

Ухабы и откосы нипочём,

И ты готов отнюдь не для престижа –

Во благо! –

          небо подпереть плечом…

Но днём уймётся ветер понемногу,

Уляжется волнение травы.

И вновь свернёшь

На гладкую дорогу

По замыслу

          остывшей головы.

* * * 

Всё больше палевого цвета,

Всё меньше солнца на дворе.

Дымок сгорающего лета

Рассеян в гулком сентябре.

Длинней полуденные тени,

Темней небес голубизна.

И, словно ставший на колени,

Пенёк. И – юная сосна.

Какой-то робостью томится

Тот перелесок за ручьём,

Где хор вели весною птицы,

И всё им было нипочём.

Кусты багровым, жёлтым, алым

В траве поникшей занялись,

И первый лист роняет палый

На тропку

                стынущая высь.

И паутина вянет грустно

В переплетении ветвей.

А в гнёздах холодно и пусто.

И чист покой

Земли моей.

Грустное

Что с того, что я выжил

На минувшей войне?

Не становятся ближе

В мире радости мне.

Не хранила Отчизна

Никогда сыновей,

И ни в смерти, ни в жизни

Мы не дороги ей.

Не убавилось фальши,

И не стало светлей.

Не продвинулись дальше

Мы рутины своей.

Безупречная серость

По сегодня в цене.

Похоронена смелость

На стоклятой войне.

Под чиновничьим чванством,

Под присмотром вождей

Окунаешься в пьянство,

Вязнешь в тайной вражде.

Холод нищенства душит

В распрекрасном вранье.

Наши голые души

Отдаём сатане.

Годы катятся в Лету

Под трезвон суеты…

Жизнь, по сути, нелепа

Без глотка красоты.

Декабрь 1956

Декабрьское

За город выйду, лыжами шурша,

И где-то там, под лесополосою,

Увижу: очертанья шалаша

Или – сугроб, размытый темнотою?

В вечерней мгле растаяли дома,

Лишь плавают светящиеся окна,

С ветрами да туманами зима,

С картиною полей довольно блёклой.

Но манит, тянет почему-то даль.

И, поддаваясь новому соблазну,

Иду. И тратить времени не жаль,

Вот так шатаясь бездорожьем праздно.

Мелькнёт внезапно и бесшумно тень –

Русак метнётся, видно, с перепугу.

Не бойся, длинноухий, в этот день

Скажу тебе я:

– Здравствуй! – словно другу.

Легко скользить мне, лыжами шурша…

Так воздух чист, так радостна свобода,

И что с того, что пасмурна погода?

Я здесь, где обрела покой душа,

Почувствую полней родство с природой.

День в октябре

Что же это такое? –

Ни грехов, ни стихов:

То ль проделки покоя,

То ли козни дружков?

Ну какие же козни –

День такой на дворе!

Пышут жаркостью поздней

Тополя в октябре.

Полусонные осы

В удивленье жужжат:

Непонятная осень –

Предвесенне свежа!

Новый дом наступает

На дремучий пустырь,

Разноцветною стаей

Клумбы меряют ширь.

Принимаю, как счастье,

Всё, что видеть дано.

И веселою страстью

Вмиг с души сметено,

Что скребло и томило,

С каждым часом тесней

Надвигаясь постыло

Наяву и во сне.

Думал: может, уехать

Аж на Дальний Восток?

Просто так, для утехи,

Поразмяться чуток...

Я скупаю букеты –

Огневую красу,

Словно в радость билеты,

Их любимой несу.

Тяжела и прекрасна

Быль родимой земли.

И совсем не напрасно

На неё мы пришли.

Жизнь 

Другу 

Вновь я неуравновешенный.

Впрочем, так же, как вчера…

Ты когда ж, судьба, натешишься?

Дать бы отпуск мне пора.

Дайте отпуск, напряжение,

Колготня занудных дел,

В суете самосожжения

В прах покуда не сгорел.

Сгиньте, жёлтое злословие,

Пересудов круговерть…

Жизнь моя –

Как предисловие

К неизбежной книге:

«Смерть». 

* * *

Забросили сад и забыли.

Вконец опустело село.

И всё ж над барханами пыли

Одно деревцо расцвело.

Вокруг запустенье сплошное.

Такое унынье вокруг.

И – вешней приметой покоя

Цветение яблони вдруг.

Ей ветер заламывал ветки,

Ворчанием гром изводил,

Пекли суховеи нередко,

И, кажется, не было сил

Подняться, окрепнуть, развиться.

Но, видимо, гибнущий сад

Ей отдал свеченье зарницы,

Чтоб вышла она на парад.

А осенью крупно и сочно

Качались на ветках плоды,

Душистее клумбы цветочной,

Прозрачней сентябрьской воды.

В них привкус полынного ветра,

Который мешал ей взойти...

На дальнем глухом километре

Приметьте её на пути.

Запоздалое

С.Н.

Что я отвечу?

Ты – права:

Нелепо начинать сначала…

И сумасшедшие слова

Звучали слишком запоздало.

Они греховны и чисты,

Они – несбывшегося нежность,

В них воскрешение мечты

И – расставанья неизбежность.

Ни в чём тебя не упрекну.

И подозреньем не унижу.

Ты не ищи свою вину,

Я и своей вины не вижу.

Что было, былью поросло.

А то, что с нами происходит,

Так удивительно светло,

Как это солнце на восходе.

Спасением не могут быть

Ни ложь, ни хитрость, ни уловки.

Нам даже некого судить,

И что решать – не знаем толком.

Будь счастлив, человек, вовек,

И беспечален в непогоду,

Как чистота прозрачных рек

Под родниковым небосводом.

Я говорю тебе:

– Прощай!

Но в мыслях теплю:

«До свиданья!»

Нас ждёт с тобой

Далёкий край

Надежды и воспоминанья.

Затмение

Исповедь моего приятеля

Какие жгучие глаза

У этой женщины беспечной!

В них и полночная гроза,

И тихий отблеск тайны вечной.

Да на беду, не только мне

Сияли те глаза парадно...

А после света

Мрак вдвойне

И тяжелей, и непроглядней.

* * *

Как наша встреча будет выглядеть,

Когда сквозь хмарь

Прошедших лет

Мой телефон однажды вызвонит

Твой неожиданный привет?

Как отзовётся в сердце прошлое

И в настоящем прозвучит

Минувших зим густой порошею,

Весенней робостью ракит,

Разливом звёздного безмолвия,

Весельем праздничного дня,

Внезапным блеском дикой молнии,

Озёрным всполохом огня?..

Да, всё теперь за дальней сизостью

И не вернётся в эти дни.

Но если будешь вдруг поблизости –

Ты позвони, ты позвони...

Как предначертано

Нет вечной славы, вечного владычества,

Как и бессмертья – не было и нет.

Но жаждущих несметное количество:

Найти на этот счёт иной ответ.

Какие страсти дыбились могучие

Во исполненье гибельной мечты!..

И уходили, как в пески зыбучие,

Надменные усилия тщеты.

Неисчислимы жертвоприношения!..

И беспредельны в низостях своих

Всевластного безумства ухищрения

Давно почивших в Бозе и – живых.

А всё идёт, как Свыше предначертано

В непостижимой дальности времён.

И навсегда: живым – остаться смертными…

Неумолим, но справедлив Закон.

* * *

Георгию Шумарову 

Как стремительно дети растут.

Как досадно мы рядом стареем.

Вот уж видится вечный приют.

Солнце как-то ленивее греет.

Нагибаясь всё ближе к земле,

Вянут наши любимые ивы.

Как в запущенном давнем жилье,

В нас колышутся грусти разливы.

Лишь светло небеса в голубом

Простираются, нас обнимая.

И опять мы, воскреснув, живём

Будоражностью вольного мая.

Дарят нежность цветенья сады.

Скоры ласточек крылья косые.

До восхода вечерей звезды

Наполняешься тем, что – красиво.

Шум дождя, налетевшего вдруг,

И – скворцов суету у скворечни

Принимаешь, как после разлук

Песню родины в зареве вешнем.

И весомее жизнь ощутишь

Без оглядки на длинные годы…

Вот бежит…

                    Здравствуй, правнук-малыш,

Пусть тебя не настигнут невзгоды.

Конец февраля

Линялый день давно окончился.

Угомонился люд честной.

Течёт домишек строй окончатый

Навстречу с близкою весной.

Дни сокращаются стремительно.

И только снега ровный свет

Во мгле вечерней

Приблизительно

Какой-то выделит предмет.

Как будто вымерла окраина.

Ни света лунного, ни звёзд.

И лишь скулит, безмолвьем раненный,

Негромко где-то глупый пёс.

Ты, неприглядностью придавленный,

Не знаешь толком – что решить?

Сомненья память тащит давние –

Как суд неправедный вершит.

Необъяснимость надвигается –

Непоправимости сестра;

Земля, наверное, сдвигается

Туда, где Чёрная Дыра.

Молитва памяти 

В нас до сих пор – голубизна рассвета

Как будто бы застывшей высоты,

И – «мессершмиттов» мрачные кресты…

Не дай-то Бог и вам увидеть это.

Год сорок первый. Угасанье лета.

Сады устало медлят дозревать.

И – с горя обезумевшая мать.

Не дай Господь вам испытать всё это!

Земля в разрывы дымные одета.

И медсестричка, пот стерев с лица,

Израненного тащит в тыл бойца…

Не дай вам Бог самим изведать это!

Не дикий сон, не игры тьмы и света –

ПРИКАЗ: ни шагу никому назад.

С в о и х кладёт огнём «заградотряд»…

Не дай-то Бог и вам пройти сквозь это!

А сколько нас исчезло по наветам

И втоптано в траншеи, щели, рвы –

Не счесть, как листья луговой травы…

И дай Господь вам – миновать всё это!

Да, победили. Да, чисты рассветы.

Всё реже вспоминается война.

Но как Победы горестна цена!

Не дай-то Бог живым забыть об этом…

Нам не услышать честного ответа:

По чьей тупой вине и – почему

В наш дом впустили чёрную чуму?..

Не дай Господь, чтоб вас настигло это!

Мне видится, что неусыпно где-то

В окопах вязких с ледяной водой

Солдаты наши продолжают бой…

Не дай Господь, чтоб вам досталось это!

На излёте

Мелькнула, падая, звезда

Зарницей белой.

Из ниоткуда

В никуда

Она летела.

Была звезда раскалена,

Глаза слепила.

Но всё же

Падала она –

Не восходила.

На острие

Хожу по кромке радости и боли,

Всесильный

И беспомощный вовек,

Один порою в поле, как в неволе, –

Свободный

И бесправный человек.

Высокому подвластный ежедневно

И низменное знающий в лицо,

Давно не молодой, не слишком древний,

Прямой

И гнутый дрязгами в кольцо.

Задумаешься: что тебя связует

С землёй – вообще

И в частности – с людьми,

Коль каждый новый день непредсказуем,

Он – как неясный шорох за дверьми:

Улыбка ждёт тебя или ухмылка,

Рукопожатье или злой кулак,

Под горизонт дорога иль – развилка,

Где верный путь не угадать никак.

Так для чего мне эта свистопляска

На острие житейского ножа? –

Ты объясни мне, наконец,

Будь ласка,

Взъерошенная, глупая душа.

Но что она ответит, в самом деле? –

Так уязвима, так обожжена,

И держится едва-то в бренном теле,

Поскольку день и ночь напряжена.

Хожу по кромке радости и боли.

И тем, наверно, жизнь всегда права,

Что праведность иной не знает доли,

Что суть существованья такова.

Натурщица 

Стоит безмолвным наважденьем –

Недостижима

И близка.

Обнажена, как откровенье.

Над грудью, вздёрнутой слегка,

Вспорхнула тонкая рука –

Непроизвольное движенье.

И перед строгими глазами

Седого Мастера чиста,

Она задумчиво с холста

Сейчас

Из дали-далека

Глядит.

И видит там, за нами,

Нам

недоступные века.

Наша осень

Откуда этот холод

Между тобой и мной? –

Казнит больней иголок,

Стоит глухой стеной.

Откуда люди эти? –

Жужжат они, жужжат,

В зазубринах отметин

Поникшая душа.

Кощунственно и глупо

Шаманят голоса.

Как брошенные в ступу,

Таращим мы глаза:

За что ж, момент подметив,

Толкуя, нас толкут?

И мы спешим, как дети.

На тот обрыв, что крут.

Прибиться бы к теплу нам,

Решить, как дальше жить,

И, на жужжанье плюнув,

Друг друга пощадить.

Вон птицы, гнёзда бросив,

Ушли к теплу – в простор.

...Багряной кистью осень

Окрашивает бор.

* * *

Е. К.

Не приходите к месту разлуки

Годы спустя.

Воспоминаний неясные звуки

Зашелестят.

Словно прольётся с ивы плакучей

Наземь печаль,

По-над бровями выступит жгуче

Морщи печать.

Станет далёкое – но не забытое! –

Перед тобой.

Выйдет из сказов, ударит копытом

Конь вороной.

К зáмку принцессы – хатке в низине

Вынесет он.

Юные очи влюблённою синью

Зажгут небосклон;

В сердце ударят восторгом и болью.

Вздрогнув, замрёшь.

Но ничего, как и ветер на воле,

Уже не вернёшь.

Только прислышится: смех затухает

Там, впереди.

Только останется тяжесть глухая

Комом в груди.

Не возвращайтесь к минутам утраты

Через года.

Пусть остаются наивны и святы

Они навсегда.

Необъяснимое 

Памяти Юрия Липатова –

автора вечного «Дорожного танго»/

«Сиреневый туман над нами проплывает…»

Нежданно встретились – глаза в глаза.

И до утра, Бог весть, о чём мечтали…

– Ты вечером придёшь? – он ей сказал.

«Да. Я приду», её глаза сказали.

Благоговенна тишина кругом,

Ну разве что – гудок шальной с вокзала.

Садилось, медля, солнце за холмом.

И только нежность

Их сопровождала.

То осень золотила их листвой,

То зимние снега их серебрили,

Кропило лето радужной росой,

Весной луга – цветы к ногам клонили.

Откуда наползли: сомнений тень,

Гнетущее дыхание разлуки?..

И вот – последний шаг, последний день,

Который взять не сможешь на поруки.

Не досказав друг другу главных слов,

Не оглянулись в светлое начало…

И на одну безгрешную любовь

Земля в тот самый час

                               беднее стала.

Неожиданное

В поле холод,

В поле холод,

Ледяного ветра свист.

На сухой былинке голой

Тополиный желтый лист.

То ли это шутка чья-то,

То ли ветер нанизал, –

Лета зрелого утрата,

Зыбкий памятник лесам.

Но тепла душе немного

Подарил златой листок –

Будто снять помог тревогу,

Будто ты не одинок.

Останься

Утро, словно в награду подарено.

И в тиши – расцветает оно.

Пронизав невесомое марево,

К нам лучи залетели в окно.

Может быть, обещанием праздника,

Может, это – к приходу друзей

Разрезвились весёлые «зайчики»

После мороси медленных дней.

Потускнели сердитость и горести.

Поредела сомнений орда.

Поубавилось вяжущей вздорности.

От косматых кручин – ни следа.

Бога ради, останься негаснущим,

Это утро на все времена!

То-то будет нам, страждущим, празднище…

Жизнь дарована всё же – ОДНА!

От и до 

От первых минут до последнего часа,

Кого-то любя и о ком-то скорбя,

С п е ш и м!..

И уводит судьбы нашей трасса

Куда-то стремглав и меня, и тебя.

И пусть позабыты мы необратимо,

Придавлены бытом текущего дня,

По каменным тропам, болотом рутины

Ведёт Милосердье – тебя и меня.

До края терпения нашего чаша

Наполнилась прожитым, горечь храня,

Дорога, меж тем, не кончается наша,

Соблазнами манит тебя и меня.

И нет остановки, ни дня передышки –

Вот доля живущих, покой не любя,

До той деревянной прилаженной крышки,

Что тьмою укроет меня и тебя.

Памяти осколки 

С прóжитой закатной высоты

Крохотною видится игрушкой –

Схлёсток первых бед и красоты –

В тополях да клёнах деревушка…

Детство. Глушь. Глубокие снега.

В окнах мутные расплывы света.

Третий день у нас пурга, пурга,

Даже в школьный класс дороги нету.

Иней обивая, что присох:

– Волки, – просипел отец, – шныряют…

– Не к добру, – роняет мама вздох, –

Третьего в деревне забирают…

Я не понял ничего тогда.

Но зато засело, как иголки:

Лиходейство дикое, когда

В дом вломились ряженые волки.

…Мама молча плачет у крыльца.

Серые ухмылки конвоиров.

«Чёрный ворон», увозя отца,

Будто сразу заслонил полмира.

Давний сон, как гонки на кругу, –

Памяти минувшего осколки:

Снег, мороз, и я – бегу, бегу,

А за мною – волки, волки, волки.

Присягнул я Родине служить,

Ненавидя беспредел правленья!

Не дано жестокости простить –

До конца, до моего затменья.

Мне желают: веселее будь,

Время лечит беды, как простуду.

Что вы, люди, разве в этом суть?!

Боязно, что ВСЁ и ВСЕ забудут.

И в тревоге – в ночь – бегу, бегу.

Шум погони за спиной не молкнет.

За-ды-ха-юсь! Я упасть могу…

Но страшны в кровавой пене волки!

Памятка – самому себе

В часы утехи и утраты,

Под ясным небом или в хмарь,

Храня любовь к земному свято,

Неси её – как на алтарь.

Перебор

Хватит, в самом деле, революций.

Хватит на прожектах резолюций.

Хватит оголтелого старанья

Разрушать весь мир до основанья.

Хватит нам прокладывать дорогу:

К чёрту на куличках, а не к Богу.

По дороге

Бьют азартно барабаны,

Трубы в сердце марши льют,

Флаг полощется багряный –

Это к счастью

Нас ведут.

Нет скончания разрухе,

Путь опасен, крив и крут,

Дружно дохнем с голодухи –

Это к счастью

Нас ведут.

И на страх дворцам – бараки

Воздвигаем там и тут:

К свету движемся во мраке –

Это к счастью

Нас ведут.

Глухо в пыль роняя стоны,

До колымских рек бредут

Подконвойные колонны –

Это к счастью

Нас ведут.

Должен славить дни и ночи

Наш казарменный уют

Тот, кто хочет и не хочет, –

Это к счастью

Нас ведут.

От рождения на каждом

Ожидания хомут,

И глядят вожди бумажно –

Те, что к счастью

Нас ведут.

Повинное

Простите нам, идущие вослед,

Доверчивость – предтечу оглупенья,

Порочные пристрастья поколенья,

И славословья суетного бред,

И движимые завистью дела –

Этапы неминуемого краха,

И оскверненье на погосте праха,

Где вековечной

Тишина была.

Простите нам, грядущего сыны,

Превратности вражды непреходящей,

Вчерашний тайный страх и – настоящий,

И непризнанье собственной вины;

Предательства коварную игру,

Бесславное привычное смиренье,

Равно как – слабость нашу всепрощенья,

Исконную хвастливость на пиру.

Простите нас, неведомые нам

Из светлой неизбежности потомки:

Что были наши голоса негромки,

Несущие проклятия лжецам,

Что спотыкались, как мужик хмельной,

И тешились, чужую руша кровлю,

А споры

Были не всегда бескровны…

Уж слишком круглый этот Шар Земной,

Уж слишком

Под ногами он неровный…

Поиск

На стыках опасных проблем,

На краешке грехопаденья

Страдать уготовано тем,

Кто ищет!..

От сотворенья,

Чураясь похвал и наград,

Сквозь шёпот глумливый и крики

Идти им под брань наугад,

Под взгляды косые «великих».

Апостолы Света во тьме,

Бойцы безоружные Правды –

Бесстрашны во здравом уме,

Как русичей строй у Непрядвы.

Вершины у поиска нет…

И, значит, вопросы – извечны.

Но где затаился ответ? –

Разгадок пути бесконечны…

Пока иду 

Ещё тогда, ещё в начале –

Шли по пятам за мной печали,

Ещё тогда – давным-давно

Мне так и было суждено

Не раздвоиться в мире том

Меж злом и праведным добром.

Вот и усвоил до кончины:

Что Доброта – первопричина

И мыслей всех, и дел насущных –

Вчера,

          сегодня

                    и в грядущем…

Авось не свалят на ходу

Ни боль, ни брань,

                    пока иду.

Последний путь

Памяти Александра Пушкина

В какой-то миг воскреснет в памяти

Саней, летящих к бездне, след.

И кровь. И стон январской замяти.

И в небо тусклое – просвет…

Коней понурый бег в обратную.

Безумство боли тряских вёрст –

Её не остужает, клятую,

И снега тающего горсть.

Взор застилает полуобморок,

Кружа настойчивым грачом…

А он хранит безмолвье.

Собранный,

Чтоб не унизиться ни в чём.

…Сегодня ль это? Или прошлое? –

Сосна от инея бела,

Дуэль – как схватка с вечной пошлостью,

Где жизнь

Разыграна была.

…В кибитку ветер бьёт напористый.

…По лестнице нетвёрдый шаг:

Седой Никита, «дядька» горестный

Несёт поэта на руках.

Над умирающим

В безмолвии

Над Петербургом,

Над Невой,

Над Чёрной речкой,

Горя полная

Высь с непокрытой головой.

На Мойке в доме, скорбь не прячущем

(В осаде пасмурной толпы),

В углу Жуковский, молча плачущий

Над нестерпимостью судьбы.

И вздох предсмертный в тишь сторожкую,

Когда надежды истекли:

– Уважь

мочёною

морошкою,

Побудь со мною, Натали.

Душа взлетит в немом отчаянье

На свет изменчивой звезды.

Что ж вы его,

Друзья печальные,

Не заслонили от беды!

Последний путь, глумленьем сдобренный:

Возок. Жандарм. Безлюдья ширь.

Бег лошадей во тьму недобрую

Под Святогорский монастырь.

Тот чёрный день от нас всё далее.

А боль ещё острей в душе! –

Как много их порастеряли мы,

Как мало помнится уже…

Гордясь просторами безбрежными,

Открыта щедро соловьям,

Россия, до чего ж небрежна ты

К своим

Родимым

Сыновьям.

И, значит, это – до скончания!

Где зло имеет перевес,

Для смертных, терпящих отчаянье,

Всегда найдётся свой Дантес.

Конечно, в ком-то боль уляжется.

Простят убийцу: «Слаб умом…»

А он всё целится, мне кажется,

Во вдохновение само.

Предвестье

Мне снилась ровная дорога,

Что уходила далеко.

Тихонько ветер травы трогал,

Сквозя бесшумно и легко.

Прощалось солнце с облаками,

Позолотив лучом листву.

Пластался коршун над полями,

Крылом срезая синеву.

Обозначался осторожно

Чертой румяной край небес

Во весь размах степи остожной*

Предвестьем памятных чудес.

И всё вокруг покой являло

Вплоть до светящейся черты,

Как будто близилось

Начало

Рожденья Вечной Красоты.

--

*остожье – места, где стоят или стояли стога сена.

* * *

С.Ч.

Пришла, как сон,

Ушла, как призрак,

И не осталось ни следа...

По лету осень правит тризну,

Блестит вечерняя звезда.

Скорбит высокая дубрава,

Ей снится прошлая весна,

Дубрава – ты моя держава,

Всегда близка, всегда ясна.

Я не скорблю. Я понимаю

Остывшей осени огонь.

И всё же к памятному маю

Тяну озябшую ладонь.

Опять ловлю твои ладони.

И вспоминаю птичий гам.

Но только лёд по лужам стонет,

Звенит в ответ моим шагам.

Пуста продрогшая дубрава,

Всепонимающе молчит.

Бегут дорожки – влево, вправо

И растворяются в ночи.

Но словно вижу: брови сводишь

(Тот миг несу через года!)

И ты уходишь,

Ты уходишь

В цветы и зелень

Навсегда.

* * *

Прошелестит ли ветерок,

Позолотит ли солнце тучи,

Вдруг удивишься: как высок

И необъятен мир певучий!

И видел ты его не раз,

И восторгался неподдельно,

Но разволнован и сейчас

Величьем тайны запредельной.

Хотя природа никогда

Ни от кого себя не прячет,

Но, переполнив города,

Мы бьёмся в тесноте, незрячи.

Наверно, высший смысл во всём,

Где красота цветёт на счастье...

Позеленевший водоём

И тот к гармонии причастен.

И даже то, как палый лист

Сочится прелью под росою

В саду, где воздух утром чист,

Наделено своей красою.

Увидишь почки по весне,

Луг, набухающий травою,

И связь почувствуешь тесней

Меж целым Миром и тобою.

Путь

Дорогой торной и тропинками

Меня уводит голос истины.

Давно я каждою кровинкою

Юдоль свою земную выстрадал.

Седеют волосы под ветрами.

Приходит пониманье остро:

Не километрами, а метрами

Путь измеряется к погосту.

Сгибают повседневно тяготы.

А сердце – нет, не очерствело,

Лишь позднею осенней ягодой

До тихой боли переспело.

А горизонт алеет молодо,

Тревожат вёсны – вечно юные.

Да только чаще веют холодом

По вечерам восходы лунные.

Ещё отчетливо сознание,

Надежды – не дают покоя.

Но тень шальная угасания

В душевном промелькнет настрое.

Но степь полна тепла весёлого,

Но сад готов листвою брызнуть,

И ты опять теряешь голову

От этой круговерти жизни.

Раздумывая

В горький миг обидеться недолго

На страну недобрую мою...

Если бы не это чувство долга –

У грехопаденья на краю.

Сближение

Чудится чаще и чаще мне:

Тонкой струной серебра

Воспоминанья звучащие…

Или предчувствий игра?

Может, звенит запоздалая

Скорбность незвёздной судьбы?

Небо закатное алое

Тайной полно ворожбы.

Может, забытые, милые

В лунных лучах голоса

Льют над святыми могилами,

К нам наклонясь, небеса.

Чудится мне или слышится:

Ветер ли в струнах ветвей,

Нашелестевшись над крышами,

Музыкой занят своей?

Прошлое с будущим сближено

В зеркале нынешних дней…

Дали - от Храма до хижины -

Чище, светлей и родней.

Среди разбросанных камней

Неслыханные выдюжит напасти,

Отбрасывая цепи, голытьба…

И не было правителя, опасней

Воспрявшего вчерашнего раба.

И.

Для непробудно нищего народа,

Бесовски завораживая всех,

Звенело: «Братство!», «Равенство!», «Свобода!»,

Поправ понятья: Совесть, Стыд и Грех.

Сшибались, кровью землю заливая,

Отяжелев от гнева, – Тьма и Мрак.

Торжествовала ненависть слепая

И не щадил, зверея, брата – брат.

Все те, кто выжил, распрямили спину,

Застыв среди разбросанных камней…

И, рабство одряхлевшее отринув,

Пошли к началу рабства Новых дней.

А под раскаты общей драки ярой,

К простолюдинам подобрав ключи,

Прибрали власть вожди да комиссары, –

Любимые народом палачи.

Кипело безнаказанное злобство;

Томила душу тайная гроза;

Безликое тщедушие холопства

Мутило разум, застило глаза.

…Не оправдать свирепость святотатства,

не оплатить невиданных потерь,

не склеить клочья Равенства и Братства,

А путь к Свободе – вечен и теперь.

Старый катер

В памяти зачем-то берегу:

Даль морская в розовом закате,

На пустынном рыжем берегу

Завалился на бок

Старый катер.

Отходил своё он. Отгремел.

Ржавчиною обрасти успел,

Позабытый Богом и людьми.

А ему сейчас бы, чёрт возьми,

Смаху в днище – горькую волну,

Ту, что ураганом выгибает!

Чтоб на море

Кануть

В глубину –

Так,

Как моряку и подобает.

Ступени бытия 

Когда выходят из глубокой мглы

До времени забытые ненастья,

Ты, друг мой, вспомни острые углы

Сегодняшних уродливых напастей.

Беснуется за окнами гроза,

И град по стёклам лупит оголтело.

А ты закрой ладонями глаза

И вспомни пыльный зной осатанелый.

Дорога – так длинна и тяжела!

И просто вроде на исходе силы…

Зато остались позади дела,

Что были неподъёмны и постылы.

А если в оборот тебя возьмёт

Нужды унылой пагубная вялость,

Припомни лютый тот голодный год,

Когда земля обугленной казалась.

Стремительно старея, не грусти…

Вон – м а л ь ч и к выполнил свою мессию:

Он не дожил до полных двадцати,

Но спас от растерзания Россию.

Отчаяньем губительным подмят

На жизненных опасных перепутьях,

Припомни, друг, как прошептал комбат:

«О Родине, о Долге – не забудьте…»

Пусть будет нам заветом просьба та,

Всё остальное, друг мой, суета.

Твой звёздный час 

Не всё в бездонном Мире объяснимо,

Не всё и до конца дано понять,

Хоть зреет Разум неостановимо –

Вселенная в веках необозрима,

Её Секреты мыслью не объять.

Но молодость в решеньях своевольна…

Сверяя с прошлым нынешний удел,

Однажды вдруг решишь самодовольно

В сиянье света лампочки настольной,

Что к Истине приблизится сумел!

И в том разубеждать себя негоже.

Лелей, храни в душе самообман…

Так мореход без компаса в туман

Преодолеть стремится океан

И землю увидать никак не может!

…Лишь возмужав,

В какую-то минуту

Сам осознаешь грустно в первый раз,

И это будет вправду – звёздный час:

Чем ближе путь до Вечного Приюта,

Тем дальше Тайна Истины от нас.

То время

Первый романс

Помнится время, когда,

Сказки заманчивой краше,

В ночь восходила звезда

Неугасимая наша.

Видится – клин журавлей

Синью ночной окрашен.

И над молчаньем полей

Песня рассветная наша.

Помнится стужа и зной.

Слышатся высвисты пташьи.

Над ветровою землёй –

Беды и радости наши.

Хмарой тяжёлой – смотри:

Свет небосвода погашен.

Но восстаёт впереди

Ясная молодость наша.

Нас обгоняя, спешат

Годы, чей бег бесшабашен…

Не утомилась душа,

Значит, и горе не наше.

Упрёк

Романс

Ну, дай-то Бог, ну, дай-то Бог

Найти Вам то, чего вы ждётё.

На околесице дорог –

Всегда удача не в почёте.

Я с сожаленьем провожу

Вас до пустынного вокзала.

И жестом Вас не рассержу,

И взглядом не смущу нимало.

С трудом приметим, что весна

Давно деревья распушила.

И удивимся – как ясна

Вода, что в лужицах застыла.

Я Вашу руку задержу,

Но, отводя глаза устало,

В ответ на то, что я скажу,

Вздохнёте:

– Я вам всё сказала.

Я не найду у Вас в глазах

Ни сожаленья, ни печали.

И – лишь упрёк в пяти словах:

– Вы слишком долго случай ждали…

И, как в замедленном кино,

Ваш поезд тронется неспешно.

Но всё равно,

Но всё равно –

Удачи Вам в судьбе кромешной.

Утро весны

Ясностью утро струится

С листьев лохматой ольхи.

Голубоватою птицей

С веток вспорхнули стихи.

Но померещилось, что ли?

Наколдовала весна?

...Пригород. Тихое поле, –

Улица шумом тесна.

Облака розовый парус

У окоёма застыл.

С ним навсегда и останусь.

Хватит ли сил?

Этюд

Какая крупная луна

На ленте розовой заката!

И крестиком нанесена

На ней антенна

Дальней хаты.

* * *

Я не грущу, мне попросту невесело.

Капризничает долгая весна.

По городу сейчас такое месиво,

А даль в туманной дымке не ясна.

Предчувствия холодные сутулятся,

Как тени затаившись по углам,

И словно незнакомая мне улица

Представилась скучающим глазам.

И чудится, что всё теперь потеряно,

И кажется, что больше никогда

Не встанет солнце над землёй уверенно,

Не заблестит глубокая звезда.

Но, слава Богу, что дана надежда нам,

Которая и в самый тёмный час,

Как женщина и верная, и нежная,

Хранит от рокового шага нас.