Смахнуло ветром облака…
Мои сомненья невесомые,
Да, жизнь проста…
Когда б не мелочи,
Которым просто несть числа:
От невезения до немочи
Когда б не тайное значение
Хитросплетения страстей!
И – подневольное стремление
в итоге жизни всей;
Когда б не пропасть скоротечности,
В которой всё исчезнет в срок:
Вражда,
любовь,
восторг беспечности,
А на кусочке поля этого,
Что, приютив меня, цветёт,
С иными зорями, рассветами… -
И, может, кто-то в век неведомый,
Мою любовь к земле храня,
Переболев моими бедами,
Споёт
пронзительней
меня.
В часы утехи и утраты,
Под ясным небом или в хмарь,
Храня любовь к земному свято,
То время
Помнится время, когда,
Сказки заманчивой краше,
В ночь восходила звезда
Видится – клин журавлей
Синью ночной окрашен.
И над молчаньем полей
Помнится стужа и зной.
Слышатся высвисты пташьи.
Над ветровою землёй –
Хмарой тяжёлой – смотри:
Свет небосвода погашен.
Но восстаёт впереди
Нас обгоняя, спешат
Не утомилась душа,
На стыках опасных проблем,
На краешке грехопаденья
Страдать уготовано тем,
Кто ищет!..
От сотворенья,
Чураясь похвал и наград,
Сквозь шёпот глумливый и крики
Идти им под брань наугад,
Апостолы Света во тьме,
Бойцы безоружные Правды –
Бесстрашны во здравом уме,
Вершины у поиска нет…
И, значит, вопросы – извечны.
Но где затаился ответ? –
Что с того, что я выжил
На минувшей войне?
Не становятся ближе
Не хранила Отчизна
Никогда сыновей,
И ни в смерти, ни в жизни
Не убавилось фальши,
И не стало светлей.
Не продвинулись дальше
Безупречная серость
По сегодня в цене.
Похоронена смелость
Под чиновничьим чванством,
Под присмотром вождей
Окунаешься в пьянство,
Холод нищенства душит
В распрекрасном вранье.
Наши голые души
Годы катятся в Лету
Под трезвон суеты…
Жизнь, по сути, нелепа
Декабрь 1956
Мелькнула, падая, звезда
Зарницей белой.
Из ниоткуда
Была звезда раскалена,
Глаза слепила.
Но всё же
Падала она –
Памяти Александра Пушкина
В какой-то миг воскреснет в памяти
Саней, летящих к бездне, след.
И кровь. И стон январской замяти.
И в небо тусклое – просвет…
Коней понурый бег в обратную.
Безумство боли тряских вёрст –
Её не остужает, клятую,
И снега тающего горсть.
Взор застилает полуобморок,
Кружа настойчивым грачом…
А он хранит безмолвье.
Собранный,
…Сегодня ль это? Или прошлое? –
Сосна от инея бела,
Дуэль – как схватка с вечной пошлостью,
Где жизнь
…По лестнице нетвёрдый шаг:
Седой Никита, «дядька» горестный
Над умирающим
В безмолвии
Над Петербургом,
Над Невой,
Над Чёрной речкой,
Горя полная
Высь с непокрытой головой.
На Мойке в доме, скорбь не прячущем
(В осаде пасмурной толпы),
В углу Жуковский, молча плачущий
Над нестерпимостью судьбы.
И вздох предсмертный в тишь сторожкую,
мочёною
морошкою,
Душа взлетит в немом отчаянье
На свет изменчивой звезды.
Что ж вы его,
Друзья печальные,
Последний путь, глумленьем сдобренный:
Возок. Жандарм. Безлюдья ширь.
Бег лошадей во тьму недобрую
Тот чёрный день от нас всё далее.
А боль ещё острей в душе! –
Как много их порастеряли мы,
Как мало помнится уже…
Гордясь просторами безбрежными,
Открыта щедро соловьям,
Россия, до чего ж небрежна ты
К своим
Родимым
Сыновьям.
И, значит, это – до скончания!
Где зло имеет перевес,
Для смертных, терпящих отчаянье,
Всегда найдётся свой Дантес.
Конечно, в ком-то боль уляжется.
А он всё целится, мне кажется,
Хватит, в самом деле, революций.
Хватит на прожектах резолюций.
Хватит оголтелого старанья
Хватит нам прокладывать дорогу:
Упрёк
Ну, дай-то Бог, ну, дай-то Бог
Найти Вам то, чего вы ждётё.
На околесице дорог –
Я с сожаленьем провожу
Вас до пустынного вокзала.
И жестом Вас не рассержу,
С трудом приметим, что весна
Давно деревья распушила.
И удивимся – как ясна
Вода, что в лужицах застыла.
В ответ на то, что я скажу,
Вздохнёте:
Я не найду у Вас в глазах
Ни сожаленья, ни печали.
И – лишь упрёк в пяти словах:
И, как в замедленном кино,
Ваш поезд тронется неспешно.
Но всё равно,
Но всё равно –
Простите нам, идущие вослед,
Доверчивость – предтечу оглупенья,
Порочные пристрастья поколенья,
И славословья суетного бред,
И движимые завистью дела –
Этапы неминуемого краха,
И оскверненье на погосте праха,
Где вековечной
Тишина была.
Превратности вражды непреходящей,
Вчерашний тайный страх и – настоящий,
И непризнанье собственной вины;
Предательства коварную игру,
Бесславное привычное смиренье,
Равно как – слабость нашу всепрощенья,
Исконную хвастливость на пиру.
Из светлой неизбежности потомки:
Что были наши голоса негромки,
Несущие проклятия лжецам,
Что спотыкались, как мужик хмельной,
И тешились, чужую руша кровлю,
А споры
Уж слишком
Под ногами он неровный…
Неслыханные выдюжит напасти,
Отбрасывая цепи, голытьба…
И не было правителя, опасней
Воспрявшего вчерашнего раба.
И.
Для непробудно нищего народа,
Бесовски завораживая всех,
Звенело: «Братство!», «Равенство!», «Свобода!»,
Сшибались, кровью землю заливая,
Отяжелев от гнева, – Тьма и Мрак.
Торжествовала ненависть слепая
Все те, кто выжил, распрямили спину,
Застыв среди разбросанных камней…
И, рабство одряхлевшее отринув,
А под раскаты общей драки ярой,
К простолюдинам подобрав ключи,
Прибрали власть вожди да комиссары, –
Кипело безнаказанное злобство;
Томила душу тайная гроза;
Безликое тщедушие холопства
…Не оправдать свирепость святотатства,
не оплатить невиданных потерь,
не склеить клочья Равенства и Братства,
Чудится чаще и чаще мне:
Тонкой струной серебра
Воспоминанья звучащие…
Или предчувствий игра?
Может, звенит запоздалая
Скорбность незвёздной судьбы?
Небо закатное алое
Тайной полно ворожбы.
Может, забытые, милые
В лунных лучах голоса
Льют над святыми могилами,
К нам наклонясь, небеса.
Чудится мне или слышится:
Ветер ли в струнах ветвей,
Нашелестевшись над крышами,
Прошлое с будущим сближено
В зеркале нынешних дней…
Дали - от Храма до хижины -
В часы растерянности трудной,
В минуты слабости немой
От суматохи многолюдной
В дни обречённости унылой,
Ожесточённости слепой,
Непониманья,
Весною, летом и зимой,
От распоясавшейся власти
От равнодушия знакомых,
От злобы нелюдей тупой
На всех кругах моих рисковых
Мне снилась ровная дорога,
Что уходила далеко.
Тихонько ветер травы трогал,
Прощалось солнце с облаками,
Позолотив лучом листву.
Пластался коршун над полями,
Обозначался осторожно
Чертой румяной край небес
Во весь размах степи остожной*
И всё вокруг покой являло
Вплоть до светящейся черты,
Как будто близилось
Начало