Игорь
Пехович

Колыбельная

Под звездою, под луной, под бескрайним небом,

под сосною, под копной, под полями хлеба,

под корнями, под стернёй, под травой-отравой,

под камнями, под землё-

                                           ю кровавой,

под листвою, под кустом, под песком и глиной,

под звездою, под крестом, под плитой могильной,

насладясь своим трудом, став золою злою,

под мощёною бедой – под Москвою,

под колючим под венцом, под багровым тёрном,

под Весами, под Стрельцом, под покровом дёрна,

под всевидящей во мгле смотровою вышкой,

под надёжной под желе-

                                           зною крышкой,

под Афганом, под Чечнёй – сгинув в марше бравом,

под надёжною бронёй – Прагой и Варшавой,

под осокой, под водой, под болотной тиной,

под железною пятой, под Берлином,

под лавиной, под огнём, под свинцом и пеплом,

превращаясь в чернозём, опускаясь в пекло,

став обугленным сучком – хоть зимой, хоть летом, –

под поставленным торчком Старым Светом,

под прицелом, под крылом, под осевшей пылью,

под Аллахом, под Христом, в гневе и бессильи,

под холмами, под мостом, в сентябре прогретом,

под – с простёртым вверх перстом – Новым Светом, –

спи спокойно смертным сном, ничего не бойся,

не печалься о былом, сердцем успокойся,

бледный брат иль смуглый брат, – в небо вознесёшься,

без тревог и без утрат, – и спасёшься.

На равнине, и в горах, и в любом ущелье

Ангел Смерти в пух и прах справит новоселье;

в гомоне и в тишине, в небе и в пучине,

ни конца, ни края не-

                                     ту кручине...

2002

Москва

* * *

Я, наверное, ночь

буду в ступе толочь

слова.

Истолку в порошок,

пересыплю в мешок

слова.

Зачерпну горстку звёзд,

Наворую из гнёзд

Слова.

Из ведьманской метлы,

Из косматой ветлы –

Слова

Извлеку, испеку –

и опять истолку

слова!

И опять зачерпну,

Напишу-зачеркну

Слова!

Моя мысль-колосок

Прорастёт в голосок

Едва.

Жернова языков

Изотрут зёрна слов –

Молва

По усам потечёт,

По ушам посечёт

Сперва,

И начнется гроза,

И – залепят глаза

Слова!

Но слезой изойдут

И бесследно уйдут

Слова...

28.10.1985.

Ставрополь

* * *

Спившаяся, вырезанная деревня!

Чад потухшего очага, зола рассвета!

Съеденный ржою, крест летает над древней

Землёй, как самолёт в объятиях ветра.

Улицы сплошь раскрвашены в кровь и глину,

Рёбра заборов торчат из бурых лёгких,

Полуслепые дома тебе лают в спину,

Лицом указуя дорогу в Царство Мёртвых.

Задрав кроны дерев, сады заголили

Зады. Голодное поле грезит хлебом…

Мы всё позабыли. Мы себя позабыли.

И лишь крест, как перст, слепо тычется в небо.

1996

Москва

* * *

Все люди свои мысли прячут,

За так слова не продают,

И про себя беззвучно плачут –

И лишь глаза их выдают.

02.05.1985.

Ставрополь

* * *

Короткая встреча. Пожатие рук.

Осеннего вечера замкнутый круг.

Осенние ноты роняет труба.

Улыбка на губках. Во взгляде мольба.

Как листья с дерев, обрываются звуки.

Как дерева корни, сплетаются руки.

...Ах, девочка шарик ногой раздавила,

а девочку Маша зовут или Мила...

А шарик был глобусом. Разные страны

теперь распластались нелепо и странно.

Ах, девочка Мила (а, может быть, Ира),

назвать твоим именем столицу бы мира...

И в кровь разбивается радостный плач.

И вновь оживает озябший трубач.

03.11.1985.

Ставрополь

* * *

Пойдём со мной, мой грустный друг,

Мой паж, мой Санчо Панса.

Взгляни: прекрасно все вокруг!

Но ты дрожишь, в глазах испуг.

Старинного романса

Печальный жест в душе твоей,

И розы цвет увядшей.

Но – хулиганит соловей,

И пьёт росу звезда полей

С лица земли уставшей.

16.11.1985.

Ставрополь

* * *

Стеклянный глаз. Бумажный рот.

Раскрылся занавес – и вот:

«А что у вас?» – игра идёт,

И улыбается народ.

Глядит вперёд стеклянный глаз:

«А что у вас?.. А что у вас,

Живых людей нелепый род –

Пустых страстей круговорот?

Меня, вы знаете, Рука

Ведёт, шута и дурака!

Она меня не подведёт!

А вас – кто водит взад-вперёд?

Вы не боитесь – без Руки?..

Да вы, наверно, дураки!»

И пухнет кукольная голова,

И исчезают все слова.

Но прорезается едва –

Не по сценарию – молва:

«Даруй мне настоящий Глас!..»

...Бумажный рот. Стеклянный глаз.

26.10.1979.

Горловка

Считалочка

Старый дом идёт на слом.

Раз-два! – на дрова!

Три-четыре! – по квартире

В восемь рук!

Бом! Стук!

Разорвался прежний круг!

И рояля милый звук

Растворился в небесах.

Пляшут стрелки на часах,

По-во-ра-чи-ва-ют вспять!

Ать! Ать! Не зевать!

Премиальные считать!...

Виснет в воздухе этаж –

Это – наш... это – наш...

Вязнет робкая рука –

Без перил – в потрохах

Вскрытых каменных тел.

Не успел. Не успел.

Из оконных глазниц

Тени умерших птиц

Все торчат, все торчат,

Всё кричат, всё кричат.

* * *

Я куклу нашёл за комодом –

Была некрасива, грязна,

В изодранном платье немодном,

С лицом почерневшим она.

Разлезлись по швам её руки,

Исчезла густая коса...

И лишь выражение муки

Застыло в раскрытых глазах.

Что видели эти зеницы,

Что знают, что помнят они?

Давно позабытые лица

Да лишь предвоенные дни...

1975

Горловка

Крик молчания
 

Посвящается Глухонемому из спектакля «Эшелон» Рощина*

У природы все продумано – уроды
Не рождаются на свете просто так.
Люди – камни словно, разной все породы,
Потому они по-разному молчат.
Достучись же мне до сердца – отзовётся!
Оборви петлю, стянувшую кадык –

И душа вулканом яростным взорвётся,
И развяжется задушенный язык –

Из грудной из клетки вырвется на волю
И заполонит безумный шар земной
Та единственная песня, без которой
Не прожить мне ни минуты ни одной...

---

*Ставропольский театр драмы, постановка Владимира Чернядева

02.02.1985

Ставрополь

Осенний сон
 

О, сень осенняя, осиноокая!
О, осени сентябрьские дубравы!
То небесинь холодная, высокая
По осени высинивает травы.
И в сени просини – по сонной плесенной –

Под седоком соловый конь стремится,
И в сини просени весной воскресенной
Взметнулась в неботравие синица.
 

Осины сонные сводило инеем.
Усы у седока седели странно.
А синебесие, инея синеем,
Устало устилало свет осанный.
Седой седок сменил – на сонной плесенной –

Широкий шаг; засеменил смиренно
Седой соловый конь – по санной песенной –

И в степь седую въехали степенно.
 

Звенели струнами стремяна стылые.
Занебесень бессильно осыпалась.
Косыми струмами снега постылые
Стога стегали – истекла усталость.
И стадо стогово все стонет стонымя.
И сеносон насел стогаммным сонмом:
Смолой-соломою синеба полымя
Усеновило сынооких гномов.
 

Но страх столобовый залил селогово,
И вмиг по столбовой седые сани,
Взвывая посвистом, во чрево богово
Взмывают, притяжаясь небесами;
Взвивают в звёздное затемье позднее,
Сдирают смоль сумеречного смеха,
Взывают горестно в озимь промозглую,
И страх со страху прячется под стреху.
 

1988

Горловка