Игорь
Панасенко

Ангел-хранитель

Маме

Ты к груди осторожно прижала меня,

Я качался на тёплых ладонях.

И опора они были мне, и броня,

И надёжнее рук я не помню.

Я года набирал, габариты и вес,

Хмель невежества, горечь науки...

Знал: меня охраняют не силы небес,

А твои неустанные руки.

Выла вьюга, дорогу в снегу хороня,

Падал гребень девятого вала...

Ты, как в прежние дни, обнимала меня,

И в испуге беда отступала.

Отвергающий сказки, прожившийся в прах,

Погрузневший, седой и плешивый,

Я уверен: ты Землю несёшь на руках –

И поэтому мы ещё живы.

3 марта 2011 – 28 декабря 2012, 15 января 2013, 26 января 2013

Баллада о воздухе

Это синий апрель потихоньку заплакал...

Михаил Анчаров

Нам совпало с тобой жить в России и петь...

Валентин Соломатов

Хороводы оплывших, рыдающих крыш.

Снег и солнце в апрельском посеве.

В небе зреет крылатый пронзительный клич –

Эхо птичьего лёта на север.

День приходит за днём, ночь сдаёт рубежи,

Высветляется небо седое,

И в хрустальные айсберги вмёрзшая жизнь

Продолжается талой водою.

Снова огненный шар источает тепло,

Лёд ломают созревшие воды.

Я оттаял. Я жив. Мне вдохнуть повезло

Сладкий воздух апрельской свободы.

Этот воздух уже не загонишь в бутыль,

Не запрёшь в подземелье под прессом.

Неказистый, но гибкий, живучий ковыль

Вырастает самшитовым лесом.

Этот синий апрель, мне грехи отпустив,

Золотыми дождинками льётся,

Выбивая капелью извечный мотив

С терпким привкусом соды и солнца.

Над заливом разбуженно ветры трубят,

Пыль сметая с проспектов и лестниц.

Я вдыхаю апрель, принимая в себя

Растворённые в воздухе песни.

Я, как птица Гаруда, взлетаю назло

Суете канительной недели.

Гулким бубном удачи звенит под крылом

Мне дарованный воздух апреля.

6-12 марта 2013

Бывшему врагу

Сахариновой крупкой в моё окно

Хлещет горький февральский ветер.

Как зовут тебя? Впрочем, мне всё равно –

Курт ли, Фриц ли, Георг ли, Петер...

Выпьем, Клаус. Помянем с тобой добром

Всех небесных репатриантов.

Помнишь Волхов? Зимою, в сорок втором

Ты выцеливал лейтенанта.

Помнишь – блики в прицеле, дрожанье век,

Холод в пальцах – и не согреться.

Помнишь, как он в сыпучий февральский снег

Падал с пулей твоей под сердцем?

Помнишь – тяжесть отдачи в плече жила,

Стыла музыкой в ритме пульса...

Выпьем, Отто, за тонкости ремесла.

Знаешь – ты тогда промахнулся.

Санитарные сани летели в тыл,

Он лежал, как письмо в конверте, –

По пристрелянной тропке смиренно плыл,

Покоряя Долину Смерти.

Госпитальную койку качал восток,

Солнце грело косые крыши...

На болотах у Волхова сгинул полк,

А ему вот случилось – выжить.

Соль в окно сыплет мелкий февральский бес –

Или сеется мелом вьюга...

Выпьем, Ганс. В том, что выжил тогда отец,

И твоя тоже есть заслуга.

15 августа – 2 декабря 2010

Восхождение

*На самом деле Сейт-явр ни с одной хибинской вершины не видать – священное саамское озеро надёжно укрыто за склонами Ловозерских тундр.

А крышей Хибин Юрий Визбор называл плато Расвумчорр. Но это уже совсем другая история... (c)

29 июля – 6 августа 2011,
6 ноября 2011, 20-25 ноября 2011,
15 декабря 2012

Времена года

I

Лето пало на юг...

Юрий Визбор

Было раннею весною –

Пляж, сверкавший белизною,

Три пенёчка под сосною

    И игрушечный пингвин...

Наше детство не скучало,

Море синее качало,

И кораблик у причала

    Улыбался, как дельфин.

        Так начинался наш круг,

        И море пело про юг,

        И детство вечным казалось тогда.

        Качала в бухте вода

        Мгновенья, дни и года,

        Чтоб в час отлива уйти навсегда.

Были в юности надежды

Ослепительней, чем прежде –

Лета белые одежды

    Под растрёпанной листвой.

Целый мир – такая малость.

Лето долго не кончалось,

И в конце концов осталась

    Лишь усталость за спиной.

        Умолк весёлый прибой,

        Уплыл корабль голубой,

        И не вернуть наших прежних забав.

        Уже отчаялся друг,

        Уже смыкается круг,

        И невозможно понять, кто неправ.

Посветлела неба просинь,

Ветер треплет кроны сосен,

И уже всё меньше просим,

    И всё чаще – невпопад.

Это осень у порога...

Не проси второго срока –

Нам идти своей дорогой

    До последнего столба.

        Уже не пахнет весной,

        Уже маяк за кормой,

        И на дорогу стекают дожди...

        Но пусть смыкается круг

        И лето пало на юг –

        У нас осталась зима впереди.

        Пускай смыкается круг

        И лето пало на юг,

        Но нам осталась зима впереди.

апрель 1988

II

Подари мне рассвет у зелёной палатки.

Анатолий Киреев

Всё невпопад, всё не всерьёз,

Время на старте.

Брызнул сугроб россыпью звёзд

В солнечном марте.

Пусть по ночам жалит мороз –

Солнце всё выше.

Слёзы зимы, вестники гроз,

Капают с крыши.

Отогревай сердце от вьюг

Лаской апреля.

В мокром снегу радостный стук

Новых капелей.

Первой травы яркий побег –

Солнце в ладошках.

Белых ночей призрачный свет –

Май за окошком.

Дрогнет листва, дождь зашуршит

В пихтовых лапах.

Время замрёт – ты не спеши,

Можно поплакать.

Тихо плывёт эхо струны

В воздухе сладком...

Отблеск костра, свежесть волны,

Тень на палатках.

С северных гор ветер дохнёт,

Тучи завьются.

Птицы начнут свой перелёт,

Чтобы вернуться.

Думай-гадай: тот звездопад –

Был или не был?

Нынче в ночи листья летят

В низкое небо.

Мы заспешим, чтобы успеть,

Свидеться чтобы.

Выпавший снег, словно медведь,

Ляжет в сугробы.

Вновь побредём через метель

И непогоду

И допоём песню потерь

К Новому году.

...Солнце слепит сквозь березняк –

Март на исходе.

Груз неудач – это пустяк,

Это проходит.

Пусть по ночам жалит мороз,

Всё-таки, слышишь? –

Слёзы зимы, вестники гроз

Падают с крыши.

март 2000

Горестная исповедь

I

В одних садах цветёт миндаль, в других метёт метель.

Михаил Щербаков

Я жизнь свою из грёз сложил –

Я так себе наворожил.

Я одному себе служил

            От бед вдали.

Не настигал меня распад,

И вечно цвёл мой дивный сад,

И ветер нёс мне аромат

            Со всей Земли.

Пусть чья-то рушилась любовь,

На Землю падал тьмы покров,

И где-то проливалась кровь –

            Подумаешь!

Но, видно, так устроен свет:

Пронёсся ряд безбедных лет,

И понял я, что счастья нет –

            Не спутаешь.

            Ах, было б оно на деле,

            Под небесами мая,

            Под этой прозрачной крышей,

            В мире добрых людей...

            Но – ах, я в это не верю,

            Ах, я же не понимаю,

            Ах, я его не слышу,

            Ах, мне не разглядеть.

Я всё увидел без прикрас,

И я свой дом покинул враз,

И – напролом – сквозь кровь и грязь,

            На зов трубы.

Я головы не опустил,

С огнём и смертью я шутил,

Но счастья я не ощутил

            В пылу борьбы.

И я презрел батальный дым,

Я был красавицей любим

И брёл под светом голубым

            На млечный свет.

Но вслед за светом гуще мрак,

Любовь сжигают на кострах,

И я лелею вечный страх –

            А счастья нет.

Но если так печально жить,

То что мешало мне решить

И напоследок попросить

            Причастья,

И выпасть пылью на траву?

Но я пока ещё живу,

И сны мне снятся наяву

            О счастье.

            Ах, было б оно на деле,

            Под небесами мая,

            Под этой прозрачной крышей,

            В мире добрых людей...

июль 1990

II

Как много громких слов, а я устал...

Андрей Козловский

Облака плывут на запад,

Под собой земли не чуя.

Я забыл домашний запах,

В одиночестве кочуя

Без надежды на везенье

За решёткою острога,

Избирая путь к спасенью

Между богом и порогом.

Я разбил былых кумиров

И теперь стою упрямо

Посреди пустого мира,

Посреди чужого храма,

У безверия во власти,

На скрещении печалей,

Извещения о счастье

С недоверием встречая.

Я о высшей из материй

Попрошу чужого бога –

И из всех земный поверий

Мне останется дорога.

Я избегну воскресенья,

Что когда-то предсказали,

И года до погребенья

Проведу, как на вокзале.

Будет рынка звон монетный

И острога звон кандальный,

И оркестра голос медный

Пропоёт романс печальный.

Кинут мелкую монету,

Дым взовьётся над свечами –

И развеет вихрь по свету

Мои мысли и печали.

Облака плывут на запад,

Под собой земли не чуя.

Я забыл домашний запах,

В одиночестве кочуя,

Без надежды на везенье

За решёткою острога,

Избирая путь к спасенью

Между богом и порогом.

Облака плывут на запад...

Октябрь 1991

Гость

...он вошёл неизвестно как, чтобы измерить всю мою

память и найти самую болезненную её частичку...

Станислав Лем, «Солярис»

...многие придут под именем Моим, и будут говорить...

 многих прельстят.

Матфея 24:5

Он приходит извне сквозь подъезда стальную дверь,

Не используя ключ, не вводя хитрый код замка.

Он читает на стенах, как след изучает зверь,

И по следу находит мишень моего звонка.

На резонное «Кто?» невпопад говорит «К тебе».

Отъезжает щеколда, дверь тихо скулит: «Встречай».

Оставляя в прихожей горчащую пыль степей,

Он проходит на кухню. Я разогреваю чай.

Говорит напрямик: «В этом марте шестого дня

Ты молил о спасении, клялся своей душой,

Что отпущенный дар не до донышка разменял.

В общем, дело простое: ты звал меня – я пришёл.

Предлагаю по-честному, истинно, без обид:

Ты раздашь всё богатство и следом пойдёшь за мной.

Сеть сплетёшь. Не для рыб – человеков будем ловить.

Только тем и спасёшься. Иначе же шансов – ноль».

Он не серою пахнет – полынью и чабрецом.

Не копыта топочут – босые ступни кровят.

Он одеждами бел, ясен взглядом и чист лицом.

Но я знаю, насколько хитёр и коварен ад.

«Хочешь душу?» В ответ улыбается: «Ты сказал».

«Но она ведь, бессмертная, Богу принадлежит.

Я ж ничтожен и краток, как лето Хибинских скал.

Не отдам. Без души несподручно на свете жить».

Он скорбит: неулов. Долго слушает сердца стук.

Говорит: «Ты решил» и кивает: «Да будет так!

Будешь жить, как живёшь. Но... однажды – к тебе приду».

И уходит – пешком по воде, как простой рыбак.

29 декабря 2012 – 9 января 2013

День сорока

Сорок – мужчина сорочьего племени

А просто время неудач:

седой вороной крачет грач,

бредёт незряче с воза списанный скрипач,

рабы с мигалками на тач-

ках по-плебейски валят с дач,

и завершается программа передач.

Цыганит рожа кирпича

у престарелого хрыча.

Пусты причалы, как гобийский солончак.

Согнав на площадь сволочат,

скопцы мандатами бренчат,

и обжимает череп маска палача.

Стекает золото с икон.

Бесполезняк кидать на кон

вечерний звон, и нет надежды на закон,

когда придуманный виконт

тебя легко берёт на понт,

и для руки недосягаем горизонт.

Всё тяжелее взмахи крыл

под топот маршевых горилл,

и сны дебильнее, чем строй кувшинных рыл, –

а в них давно убитый Билл

идёт в компании громил,

сшибая башенки с твоих воздушных вилл.

Окрест ни золота, ни руд,

припай некрепок, берег крут,

ежеминутно нож из ножен тянет Брут,

несметны залежи Иуд

во глубине российских смут,

и подле бочек с гексогеном тлеет трут.

Секира вбита в старый кляч,

хлебает водочку палач,

играет в ящике незаданный стрекач,

потёртый катится калач,

сорочий день несётся вскачь,

и нет финала. Просто время неудач.

30 ноября – 7 декабря 2012

Завет уходящему

Прощай.

Позабудь

И не обессудь.

А письма сожги...

Как мост.

Да будет мужественен

Твой путь,

Да будет он прям

И прост.

Иосиф Бродский

Когда ржавый гвоздь прорастёт в груди,

Иссякнет свет впереди –

Сквозь пламя моста в темноту уйди –

И больше не приходи.

Всю боль, что бессчётно отдал ночам,

И всю, что сдержал внутри, –

Швырни в океан и скажи «Прощай!» –

И больше не говори.

Уходит бессильно в запой герой.

Уходит под лёд Нева.

Маяк погаси и глаза закрой –

И больше не открывай.

Не видя, как жгут за рекой огни,

Как плавится вертикаль, –

Отечества горькую гарь вдохни –

И больше не выдыхай.

Рассыпься золой, порасти быльём,

Но сквозь быльё – прорасти.

Прямым и простым возвратись путём –

И больше не уходи.

Лирическая шизофреническая

Это так просто – быть дураком

Олег Медведев

Сдуру тюкнул головёнкой об асфальт –

Мысли брызнули за искрами вдогон.

Разбежались тараканами, а жаль –

Растоптать бы их кирзовым сапогом.

Не очнусь, но всё же выйду на порог,

Унося на лбу багровое клеймо, –

То ли в Твиттер заайфонить пару строк,

То ли бросить всё и смыться в Лонжюмо.

Раздувать и растушёвывать пожар,

На майдане зависая день-деньской,

Чтоб на стрежень выплывали сторожа

И в дозоре с ними дядька их морской.

Поглядеть на мир из рая-шалаша:

Вот аркан, а вот на нём едрёна вошь,

Надрывается на пару с ней Левша,

А что тащат – без поллитры не поймёшь.

Ёшкин тузик треплет ёшкина кота,

Разевает пасть на тощий каравай.

Распатронив, распилив и разболтав,

Бабки в щепки рубит ёкарный бабай.

Накрутить хвоста и гайки на винты

Едет барин с оргвизитом из Москвы,

Застывают честь отдавшие пенты

По обочинам, как белые столбы.

Так что нечего кидаться сгоряча

В эйфорию и зелёную тоску.

Правда, есть вопрос к персоне главврача -

Для чего пускает питерских в Москву?

У него ответ один: «Спокойно, брат.

Нефиг прошлое напрасно ворошить.

Ты примерь халатик. Видишь? В аккурат!

По размеру всем и каждому пошит».

Сладко жить за красной зубчатой стеной.

Если вдруг бензин закончится у нас

Или с водкой приключится перебой –

Значит, это нановылакал Чубайс.

Чуден вид из бронебойного окна,

Даже Спасской башни виден уголок.

Под асфальтом ни покрышки мне, ни дна.

Я попробую макушкой потолок.

июль – 11 сентября 2011,
13 ноября 2011, 3 января 2012,
28 января 2012

Мания величия

Куда ты, дурак, ... уйдёшь...

                Николай Колычев

Здесь алмазные строки легко превращают в уголь,

и не Гоголь приводит в движенье умы, а Гуголь,

и в ретвитах с Фейсбука так благостно мёртвым душам,

а в реале – десятка живых не собрать на пушкинг.

Знак таланта – умение ботать легко по фене,

срифмовавший «любовь» и «морковь» – креативный гений,

из-за плинтуса вырос на волос – уже вершина...

Золотую Орду не измеришь ничьим аршином.

С каждым годом привычней походы в, на и лесом,

тошнотворнее телепрограммы, желтее пресса,

риторичней загадка: какого гешефта ради

парюсь в богозабытом присоединённом штате,

чьим гербом скоро станет Милонов в костюме Геи,

где патрициев вынесло ветром, зато плебеи,

нахлобучив ведёрки, седлают чужие спины,

где с убийцами стража и с ангелом бес – едины.

Сам я тоже хорош: утопаю под дел лавиной.

Обещал короба – не осилил и половины,

да и то, что свершилось, не впрок ни себе, ни ближним.

Всё устроилось так, что при выгоде – третий лишний.

Потому и клянут меня всуе отцы и дети.

Я на помощь зову – откликается только ветер.

Убежать бы за графом Толстым – босиком по полю

в чистоту первозданности, в край, где покой и воля,

чтоб ни труса, ни хлипкой кровавой грязцы на траках,

ни казённых дворцов, ни чумных городских бараков,

ни придворной толпы вожделеющих сесть на царство...

Но куда уйду, если я и есть государство?

НеКарлсон

Ёж – птица гордая, пока не пнёшь – не полетит.

Народное

Я не Ротшильд и не Рокфеллер,

Я не Байрон и не другой.

Привяжите ко мне пропеллер,

Наподдайте под зад ногой.

Ближе к звёздам в лучах рассвета

Шизокрылый стремится птах.

Запустите меня ракетой,

Чтоб забылся высотный страх,

Чтоб с котами на ржавой крыше

Слышать в ливне напев струны.

Запустите меня повыше –

На орбиту вокруг Луны.

Персеидов тугие плети

Хлещут медный щербатый лик.

Солнце ходит среди созвездий –

Запустите меня сквозь них.

Прочь от игрищ в надежде чуда,

От лукавых моржовых морд.

Магеллану – привет покуда, –

Андромеду возьму на борт.

Пусть не стою уже ни песо,

Пусть какой я ни есть балбес –

Не Гагарин и не прогрессор –

Но не спускайте меня с небес.

Я пропеллер в руке сжимаю,

В лоб и по лбу себе стучу.

Из Плесецка в начале мая

В пояс Койпера улечу.

Я не пойнтер и не ротвейлер,

Не ретривер, не скай, не той.

Привяжите ко мне пропеллер

С колокольчиком под дугой.

28 ноября – 5 декабря 2009

Политбурда…

или Политбардак?

В общем, что-то неполиткорректное

1. Марш первого лица

Он не Бонапарт, он даже вовсе не воин...

Михаил Щербаков

Пускай заиграют «Прощанье славянки»!

Оставим грядущему дни похорон.

Готовьте медали парадной чеканки –

Я вновь на коне, я вступаю на трон!

Я делаю вид, что успех неизбежен –

Чужая меня не затрёт колея.

Я вам обещаю – враг будет повержен,

И всё возвратится на круги своя.

Возможно, меня не осудят потомки,

Когда по домам разойдутся войска...

Когда за спиной только смерть да обломки,

От славных побед остаётся тоска.

Не прячьте клинки в проржавевшие ножны,

Не верьте трубе, протрубившей отбой –

Покуда войска за спиною надёжны,

Сыграть демократа способен любой.

Идите, шагайте по вашим дорогам,

Надежды свои разменяв на гроши:

Я вам обещаю сравнительно много –

Сравнительно с тем, что умею решить.

Но пусть заиграют «Прощанье славянки»!

Оставим грядущему дни похорон.

Наденьте медали парадной чеканки –

Я вновь на коне, я вступаю на трон!

март 1990

2. Костры-91

На костёр отступника!

Евгений Исакевич

Я не знаю, что будет завтра,

И не помню, где был вчера...

Это запах, проклятый запах

На меня несёт от костра.

Мне не хочется, мне не верится,

Но реальность упрямей слов –

Под продавленным небом стелется

Дым горящих вокруг костров.

Мне привычен, как чернокнижнику,

Этот мысли застивший чад.

Пули чиркают по булыжнику,

Сапоги об асфальт стучат.

Площадная гудит распутица,

Переулки глухи и злы,

Танки смотрят на наши улицы

Сквозь заряженные стволы...

Чёрной меткой навек отмечено

Это время в шеренге лет –

Запах жареной человечины

Снова тянется по Земле.

И, навек успокоив нервы,

В вечной очереди зажат,

Я стою не последний – первый...

Мне осталось – всего-то шаг.

январь 1991, 17 декабря 2010

3. 9 мая 1995 года

Ох, лютует прокурор-дезертир...

Александр Галич

По площади мерно шагают колонны,

И трубы мотив позабытый ревут,

Как будто в атаку идут батальоны –

В последнем рывке, на последний редут.

Но – праздник. И флаги на каждой аллее.

Кресты и орлы – украшением стен.

Маячит трибуна поверх Мавзолея,

И там, в поднебесье, царит президент.

Вокруг него сброд тонкошеих лакеев –

Бесцветные взгляды что капли дождя.

А он – великан среди этих пигмеев,

Он всех нас приветствует жестом вождя.

Однажды дождёмся – взметнётся позёмка,

И ленту назад отмотают часы,

Он трубку достанет, прижмурит глазёнки

И шутке своей усмехнётся в усы.

И танки рванутся лавиною мощи

От Белого дома – под стены Кремля,

С Поклонной горы – на Вацлавскую площадь,

С аллей Будапешта – к тамбовским полям.

Ну что же, всё ясно. Готовьте котомки.

Амнистий не будет, срока́ не скостят.

Наш праздник давно растащили подонки.

Они нам Победу вовек не простят.

май 1995, 17 декабря 2010

Попытка к бегству

Текут громады лет

И строки восьмистиший

В чудное далеко

Истоптанной земли,

Где свет звезды полей,

Где аисты на крышах,

Где в облаке Марго

И в снеге журавли.

Зверь мчится на ловца –

Уже не отвертеться.

Нажитые рубли

Забили кляпом рот.

А скачке нет конца –

Лишь чуть прихватит сердце,

Когда мелькнёт вдали

Разбитый катафот.

Нелепый знак беды –

Фанера над Парижем.

Отметины разлук

У ветра на крыле.

И щурятся коты,

Как снайперы на крышах,

На сизую золу

Погаснувших полей.

Нет веры на земле.

Да, веры нет и выше,

Но есть – огни костров

На влажных берегах,

Марго на помеле,

Скрипач над ржавой крышей,

Зелёное перо,

Журавлик в облаках.

Приятные мелочи

Как хорошо, когда метель,

Схватив за шиворот небрежно,

Лицо шлифует коркой снежной,

Влача за тридевять земель.

Как хорошо, когда пурга,

Кромсая воздух мёрзлой гранью,

Округу кроет мглистой бранью

И бьёт похлеще кулака.

Как хорошо, когда гроза

Кромешный мрак сетями плазмы

Взрывает, корчась в громоспазмах,

И в ливне тонут голоса.

Как хорошо, когда жара,

Пересушив язык до хруста,

Песком запудривает густо

Кровавый росчерк топора.

Как хорошо, когда герой

Уходит вдаль сквозь зной и стужу.

Он will be back по наши души,

Но позже – в серии второй.

Сейчас же он без спирта пьян –

Ведь дан приказ ему: на запад,

И он медведит косолапо –

В наводный дым, за Фрэнком Заппой,

Кощея душит фотожаба,

От Индигирки до Пенджаба

Крадётся вечер тихой сапой,

Спешит старик с собачкой Тябой,

За ним в зевке плывёт растяпа...

Как сладко греть собой диван!

6-8 февраля 2013

Русский вопрос

Захолустье. Провинция. «Русский вопрос»

в изложении местного Блока...

                                       Андрей Широглазов

Город сорной травой по макушку зарос.

Запустение – знак високосного года.

Мне сознание гложет настырный вопрос:

А когда мы дождёмся второго прихода?

Ждём, как ночью полярной весенний рассвет,

То почти не надеясь, то истово веря,

Позабыв в суете и за давностью лет,

Как прихода Мессии ждала Иудея,

Как надеждами жили на счастья глоток,

Как молились о чуде – и старый, и малый, –

И какой трагифарсовый вышел итог:

Он пришёл – Иудея его не узнала.

Он о странном рассказывал в смутные дни,

Он любовь ставил выше заветных скрижалей.

И плевали в него, и кричали «Распни!»,

И распнувшим усердно хвалу возглашали.

Много позже, как будто и вправду прозрев,

Но вины не признав, лишь в притворном смущенье

Очи долу потупив и руки воздев,

Мы две тысячи лет ждём Его возвращенья,

От любви закрываясь железом дверей,

Не касаясь душой ни людей, ни событий,

Каждый сам по себе, на своём пустыре,

Вопия безнадёжно: «Ну где ты, Спаситель?»

На непаханом поле бурьян в полный рост.

Под тяжёлым вопросом я горблюсь устало

И боюсь, что ответ будет краток и прост:

Он пришёл – но Россия Его не узнала.

Русский ответ

Умыкнув за кордон золотое крыльцо,

Голосят за стеклом не имущие срама.

Зомбоящик привычно плюётся грязцой,

Загружая мозги гигабайтами спама.

В пелене бодуна зеленею лицом.

От экранных персон втихаря сатанею.

Их бы сбагрить куда – да и дело с концом.

Эти хари и Кришну уделать сумеют.

До нуля просадив неразменный пятак,

То ли в стельку тверёз, то ли в стёклышко датый,

Возлежу на диване и слушаю, как

Оглашает указ оглашенный глашатай.

Эпикфейлом застряв в этажах матослов,

Отсылаю вопросы не к литературе:

Что бы сделать такого, чтоб стал я таков,

Чтоб не вязнуть мне по уши в быдлогламуре?

То ли в стирку отдать истрепавшийся стяг?

То ли печень асфальтом стереть в дерипаску?

То ли джигу сплясать под музон на костях,

На повинный кочан натянув фантомаску?

Беспощаден бессмысленный русский ответ:

Срам неймущим не впрок «Оккупаев» припарки,

Как письмо, где заявленной ценности нет,

Потому что снаружи – одни дуремарки.

Солнце из глубины Хибин

В потёмках стынут снега. Увязла в тучах ухмылка бледной кривой луны.

Плывёт к Норвежскому морю одинокий азиатский фонарик.

Здесь не дождаться тепла, и, как роаввк, я бреду в тот край, где не снятся сны,

Где в глухоте безвоздушной – только мысли ускользающий шарик.

Отпустит страх высоты, когда разбудит меня ожог слезы на щеке,

Когда сигнальный огонь мигнёт в глубинах антрацитовой сажи,

И сурдокамеру ночи колокольно качнёт, и дрогнет лёд на реке,

И мой хранитель – олень огненнорогий – выход к свету укажет.

            Брызгами неба, цветом морошки, санною колеёй,

            Тенью расщелин, лысинами вершин

            Детские сны вернутся ко мне, и летней ночной порой

            Выстрелит солнце из глубины Хибин.

Храпит за пультом диспетчер, погасивший огни. Шлагбаумы вмёрзли в лёд.

Любой вошедший за линию «колючки» не избегнет ареста.

Покуда ноги идут, пока колёса стучат, пока кружит самолёт –

Я возвращаюсь домой, на тёплый Север, где навек моё место.

Пускай по стылым сугробам погоняет позёмка поезд на Сурхарбан,

Пусть ледяных мотыльков косматый рой за ним, как хвост за кометой, –

Летит по тундре олень, и тёплый солнечный свет течёт по его рогам.

Вспухает кокон зари, где зреет наше малоснежное лето.

            Вспышками радуг, первой грозою, бусинками росы

            Смоет со скал мороз бесконечных зим.

            Прянет листва, и трассой огней посадочной полосы

            Выстрелит солнце из глубины Хибин.

Сонное царство

1. Сон

Если ворон в вышине –

Дело, стало быть, к войне.

Булат Окуджава

Ой ты, вольный ветер,

Буйный да холодный,

Ой, да ты не вей с дальних гор,

С дальних гор да на восход.

Ой да ты не вей, ветер,

Ты не вей встречь солнышка,

В небе тучи не сбирай,

Чёрной тучи грозовой.

В этой туче чёрной,

В этой туче грозной,

В туче с чужедальних гор

Не дожди, а горький дым.

Эта туча на поля,

На луга да на леса,

Туча с чужедальних гор

Чёрным снегом упадёт.

И под чёрным снегом

Да под чёрным пеплом

Лягут рядом стар и мал,

Без вины убитые.

Некому им глаз закрыть,

Некому оплакать их –

Только чёрный ветер

В неоглядной пу́стыни.

Ой ты, вольный ветер,

Буйный да холодный,

Ой, да ты не вей с дальних гор,

С дальних гор да на восход.

лето 1983

2. Перед штурмом

Звонко лопалась сталь под напором меча,

тетива от натуги дымилась,

смерть на копьях сидела, утробно урча...

Владимир Высоцкий

Брошен вызов, и наточены мечи.

Крепостные стены в отблесках огня –

Там готовятся к работе палачи,

Ходит стража, алебардами звеня.

Заготовлены каменья на стене,

А в котлах опасно плещется смола.

И лежит кровавый отсвет на луне,

И ядро глядит из каждого ствола.

Крепко заперты стальные ворота́,

Поднят мост, что переброшен через ров.

А вдоль вала вбита кольев череда,

И на них повисли сотни черепов.

Притаились за бойницами стрелки.

Как дозорные, на башнях флюгера.

Тянет сыростью с излучины реки.

Три мгновенья остаётся до утра.

            Там, где выигран бой,

            Счёт у времени свой –

            Пролетает оно арбалетной стрелой.

            Нам же выпало ждать,

            Зубы сжать и молчать,

            Ибо некуда нам отступать.

Брошен вызов, и наточены мечи...

апрель 1985

3. Когда я останусь

Когда я уеду, а я ведь уеду отсюда...

Татьяна Дрыгина

Когда я вернусь, ты не смейся, когда я вернусь...

Александр Галич

Когда я останусь, махнув на прощанье рукой,

В реальную жизнь обратив ожиданье разлуки,

Я вряд ли верну потерявший значенье покой,

Но точно не буду рыдать и заламывать руки.

Когда я останусь, а все потихоньку уйдут

И время из памяти вытрет картины рассвета,

Я вряд ли покину забытый навеки редут

И точно не двинусь на поиск ковчега завета.

Когда я останусь с разбитым корытом на ты,

Я вряд ли отправлюсь ловить золочёную рыбку,

Но, прошлую жизнь заменив ощущеньем мечты,

Продолжу, как прежде, вершить за ошибкой ошибку.

около 1994

4. Посвящение Андрею Козловскому

Что-то в глазах у бездомной собаки...

Андрей Козловский

            Тень от белого облака спрятала синь.

            Где-то белый корабль парусит по Руси.

            Кто сильней, чем вчера, вызывает такси.

            Я в чужой колее полчаса – и мерси.

На постаменте спящий пёс

Хорош собою.

Он на Луну, поднявши нос,

Давно не воет.

Плывёт туман над головой,

И пёс спокоен,

Поскольку жизнью и собой

Вполне доволен.

Собачий взгляд из пустоты

Ударит в спину.

Мой бог, скажи, когда же ты

Меня покинул?

Вином души не излечив,

Приду с повинной:

Я не живу, хотя и жив

Наполовину.

Я растворяюсь, как в кино,

Во тьме слепящей.

Я вроде есть, но я давно

Не настоящий.

Я полон грохотом дорог

И лязгом стали...

А пёс застыл, как древний бог,

На пьедестале.

Туман над городом висит

В зените лета.

И дна как будто не достиг,

И края нету.

Сползаю тихо под откос,

Не чуя смерти.

Я просто сплю, как этот пёс

На постаменте.

июль 1993, 19 сентября 2009

Стадия вторая: Местечковые стансики

Тень! Знай своё место!

Евгений Шварц

Заменяю надежду досадой.

День на убыль, маршрут под уклон.

Потолок истекает прохладой,

Бьётся рельсы-галерницы стон.

Охраняет покой перегонов

Заклинаний проверенный ряд

На заборе товарных вагонов:

«Лизинг», «Собственность», «Срочный возврат».

Рвутся планы. Чугунка упрямо

Заплетает меня в колею.

Ну какого рожна северянам

Прорываться с боями на юг,

Где под молнией взорванной тучей

Жар июльский дырявит виски,

Где, лишь только представится случай,

Зажимает сосед, как в тиски?

Не по злобе. Сомнёт, как ракушку,

С хрустом. В пыль аккуратно сотрёт.

Он доволен. Он с новой игрушкой.

А людишки – бог с ними. Не в счёт.

Ваша милость, позвольте отсрочку,

Ваша честь, не рубите с плеча…

Но поставлена с лёгкостью точка,

И на выход не сыщешь ключа.

Выплывает навстречу нескорый

Товарняк, лязгнув створками врат.

И бараном читаю с забора:

«Лизинг», «Собственность», «Срочный возврат».

Вместо послесловия:

Каждый воспринимает мир в меру своей испорченности.

Вовочка

Стадия первая: Патриотическая одочка

Широка страна моя родная…

Василий Лебедев-Кумач

Разреши мне, родная, признаться в любви,

Разреши до земли поклониться.

Дай слова, чтоб восславить пустыни твои,

Глушь лесов и толкучку столицы.

Научи ветром вольным звенеть, как струна,

В парусах на озёрном просторе.

Как привольно, моя дорогая страна,

Ты простёрлась от моря до моря.

Тихим утром зарю пропоют снегири

В поднебесье, сияньем расшитом.

Если завтра война – ты меня не зови:

Я, как все, поднимусь на защиту.

Жаждет враг наши судьбы бесправно решить –

Пусть он жаждой своей захлебнётся.

Неприступными будут твои рубежи

Под охраной твоих краснофлотцев.

Мы очистим от грязи твои родники,

В небо птиц возвратим для полёта,

Восстановим леса, остановим пески,

Цвет морошки вернём на болота.

Незапятнанной будет снегов белизна

На Хибинах, застывших в дозоре.

Вечно здравствуй, Лапландия, монче-страна*,

Что простёрлась от моря до моря.

Вместо послесловия:

Сильная Лапландия – единая Лапландия.

Политический слоган

---

* Монча – река в Мурманской области России.

В нижнем течении на реке расположен город Мончегорск.

Стадия пятая: Космополитический вальсок

В любые времена и на любой земле.

Александр Дов

Пролетаю парижской фанерой над Череповцом.

Я давно заблудился среди исторических родин

И морально готов освежить местной грязью лицо,

Но наивно надеюсь, что всё же на что-нибудь годен.

Мы с друзьями присядем и примем, конечно, на грудь,

И сойдёмся на том, что не всякие лечатся боли,

И лишь песня важна, остальное – суетная муть,

И помянем поэта, чьё имя в миру – Анатолий.

Снова дождь в Мончегорске. В Ашдоде, наверно, жара.

В гуле пробок московских не слышно гудков за Рогожей.

В Симферополе солнце в балконные окна с утра

Светит в память того, кто для мамы навечно Серёжа.

Придержи за оглобли дорогу, цыганская кровь.

Слышишь – флейта поёт, помогая с утратами сладить.

Снова пыль в полстепи, вновь легла колея на Ростов.

Смотрит в вечность сквозь нимбы закатов блаженный Геннадий.

Пролетаю парижской фанерой поверх всех границ.

Не дождутся меня Колыма, Индигирка и Яна.

Я пою на заказ, перед знатными падаю ниц,

Но меня берегут беззащитные песни Татьяны.

Снова ветер придёт, и очистится устье Невы,

Март зелёновой краской по небу распишет картину,

И гранитные львы тихо спросят: «А счастливы ль вы?»,

И балладу апреля споют Михаил с Валентином.

Захолустье, провинция, край поселенцев лихих,

Где упрямо толкуют по-своему всё, что ни спросишь.

Но, однако ж, и здесь иногда напевают стихи

В честь поэта с загадочным именем Визбор Иосич.

Завершается сумрак рассветом грядущего дня.

Ветры вдаль по просёлкам пылят, презирая границы.

Я на родину еду, и родина есть у меня –

Там, где всех ещё помнят, где мне не дадут заблудиться.

Вместо послесловия:

За великими именами обычно прячутся не имеющие собственных мыслей.

Опыт самосозерцания

Стадия третья: Националистический маршик

Группа расистов – негр, китаец

и два парня славянской наружности –

охотилась на лиц московской национальности.

Евгений Лукин

Вслед за веком скончалась имперская стать,

Истекла, как из шариков газ.

Нынче время своих от чужих отличать,

Чтобы родина – только для нас.

Понаехавший, пришлый, опасный мигрант –

Заколоченный в трещину клин.

Непонятен, непрошен, ненужен, неждан,

Непригоден для нашей земли.

Не прикроют рубли, не спасут образа.

Предписаний ясны слова:

К исполнению в двадцать четыре часа –

Чемодан – вокзал – Москва.

Я живу, где родился, меж гор и снегов.

Ни к чему мне Везувий и Кремль.

Светят Белому морю огни маяков,

Укачала дорогу метель.

Над брусничником плотно звенит мошкара,

От осины на сопках рыжо.

Словно кровью лопарской облита гора,

И по крови я всё же чужой!

Неизбежен, суров, предсказуем итог,

Бесполезно качать права:

Два удара по почкам и в рожу плевок –

Чемодан – вокзал – Москва.

Не вернуться назад и в побег не уйти –

Оседлала дорогу черта.

Не осесть даже пылью. Я – ветер пути,

Паровозных гудков череда.

Гаснут в сопках огни перечёркнутых дней,

Бьют в затылок раскаты лавин.

Мне теперь парусить по Руси без корней,

Без отечества и без любви.

Не приемлет меня ни хибинский отрог,

Ни устюженская трава.

Ветер гонит по грязи осенний листок –

Чемодан – вокзал – Москва.

Вместо послесловия:

Перепатриотичить удава не удавалось ещё ни одному кролику.

Послеобеденные размышления Каа

Стадия четвёртая: Безысходная балладка

Let my people go

Библейское

Вместо послесловия:

Офицеры душевного здоровья израильской армии знают: если призывник на тесте рисует дубы с животными на цепочках, значит, он из России. Там, говорят, все образованные. Даже кошки.

Виктория Райхер, запись в Живом Журнале

---

*Неправильный перевод с русского на иврит выражения «кот учёный». Буквально: кот, который занимается научной деятельностью или является членом академии наук.

Шестой день творения

Слизываю с пальцев багряный сок,

Ягоды секунд раздавив в руке.

У меня в подъезде бомжатый бог

Обитает в бочке на чердаке.

Захожу к нему: «Может, чем помочь?

Или, может, мне дашь какой совет?»

Он меня ругает и гонит прочь –

Дескать, я ему заслоняю свет.

Он и впрямь горяч – на пути не стой, –

Но растратил, видно, былую прыть:

Всё никак не кончится день шестой,

Всё никак творенье не завершить.

Залетает в окна то дождь, то снег.

Горько кривит рот утомлённый бог.

Он и рад бы крикнуть «Се человек!»,

Да в задумке был небольшой подвох.

Зелена планета и голуба,

И узор прекрасен лесов и рек,

И разумных тварей вокруг – толпа...

Но не получается человек!

Только народится в каком из мест,

Чувствами богат и умом остёр –

Сразу же его волокут на крест,

В петлю, к стенке, в прорубь и на костёр.

Быть не как другие – смертельный грех.

Гладят непохожих топор и плеть.

Видимо, поэтому человек

Не укореняется на Земле.

Век идёт за веком – а всё, как встарь.

Тень зимы повешена на плетень.

Бог вздыхает тяжко, берёт фонарь

И в народ уходит – искать людей.