…и вот кричу: «Бача, давай по новой!»
чудо?.. диво?..
слеза под скрип зубов комдива
пыталась растопить тот лёд…
семнадцать километров до Газни…
а журавлю неделю лёту до России…
семь дней душе на подвиг отпустили…
и кто вперёд…
и кто пойдёт…
и скольких понесут…
а скольких бросят…
не брошен ни один…
всех донесли…
шипение тангент как вздох из ада…
и каждого нашла своя награда…
играли гимн… он стал хитом…
знамёна выцвели, лафеты укрывая…
и залпы в небо… в трех шагах от рая…
удачи все желали журавлю…
кури, бача… спасибо, не курю…
от свечки не прикуривают…
поздно…
Художник снов, за ветропись мою
Рисуй видения, где доброта и ласка…
Моё начало – твердь, где я стою,
Держась за кромку неба, как за лацкан…
Из тверди той, где кости, груды зла,
Ращу добро. Мне, выходцу из трупов,
Рассказывала старая гюрза
О смысле жизни среди тех уступов,
Что так реалистично показал
Ты мне сегодня красками без злата…
Там был ещё поодаль морвокзал,
Где скедия моя стоит распята
И к тверди – пуповиной бытия,
Как море к суше, как добро со злобой…
Добро плюс зло, а в сумме – это я…
С такой гремучей смесью жить попробуй…
Не просыпаясь, в сон хочу уйти,
Туда, где мир мой чист и так прозрачен,
Себя очистить – зла не донести…
Убить? Иль возлюбить его? – задача,
Почти неразрешимая уже,
Поэтому и сны все тяжелее
На кромке тени, на пустой меже, –
Там абрис сна заметен еле-еле, –
В рассветной рамке… Чёрная стена,
И к ней корона гвоздиком прижата…
Художник, нарисуй мне времена,
Где пенье птиц, а фоном – запах мяты,
Прохлада утра, раззудись плечо…
Ты прав, коса – не лучшая примета,
Рисуй же лето в травах, а ещё
Закат, где я в гусарских эполетах…
Опять война. Ты путаешь, дружок…
А впрочем, прав… Там трупы на лафете…
Что ж, третий тост… За всё На посошок…
From Flower to Star
Красота приступает к спасенью...
Что сначала – цветы или звёзды?
Чье first Morning начнёт воскрешенье?
Есть гадания миг. Звёздной карте
В час явлений, вершения чуда
Доверяется в выборе фарту
На лугах предрассветной Природы,
В самотканной полоске востока
То впадает в мечтанья о звёздах,
То вдруг лилии ищет в осоке...
То Мадонной вдруг явится свету,
То во тьму – Госпожой выйдет лунам...
То во сне призывает к ответу,
Настает роковое то утро,
Своевольем видений разбужен
Заменяешь рассвет перламутром,
Горизонты сдвигаешь поуже...
У травы есть глаза и слёзы,
Ты ж забыв о рассвете и детстве,
Усыпляешь себя как наркозом:
Ну а я своеволие это
Посвящаю владычице тайны,
И пускаюсь за ней по планете,
И мой Остров, он необитаем...
Взгляд мой зимним единорогом
Под сугробами ищет ласку, –
В королевстве своём убогом
А ещё мимолетностью чуда
Наступает рассвет-озаренье...
Рай познав, трудно выйти оттуда –
Золочённые нити плененья...
Фарш акулам... Из глаз океана
Вырывается вдруг Айдо Хведо –
Змея-радуга... Nightmare Адама...
Неразлучны на острове Леды...
Если Ева то яблоко бросит,
Грех, чистилище, рай и начало...
Безнадёжность и нагов крушенье...
Вера – это уже так немало...
И в пожаре ночного виденья,
В прошлом – корни, а в будущем ветки...
Это сказки со мною с рожденья –
В третьем скоке я замер. И присно
И цветок, и звезду моих мыслей
Нарядился б гусаром, да выправка, каюсь, не та,
Аксельбанты не скроют морщин, что оставили годы.
Вновь без фрака приду, облачившись в наряд по погоде –
В голубую рубаху, что сшита из неба холста.
Перелеском пройду по тропинке былого житья,
Прямо в залу лугов, там, где звёздные клевера свечи…
Бал босых и влюблённых… Свои обнаженные плечи
От отчаянных взглядов прикроет закатом ветла.
И никто не осудит, никто не поставит на вид
Светлякам – за бестактность горящих в траве изумрудов,
И весёлым глазам не забытых ещё незабудок, –
Там, где паперть любви, неуместно понятие стыд…
Насмотреться бы впрок мне на нежность ночного дождя,
На беспечность росы, омывающей грешные ноги
Первых встречных царей, и последних безвестных бродяг, –
Всех дороги ведут… – не встречалось безгрешной дороги.
И всё меньше причин акварелить мне ту немоту
Гомонящих, орущих, горланящих в царство и в душу,
Но не смеющих таинства звуком случайным нарушить,
Когда чудище-утро являет свою красоту…
А кресало небес всё роняет богатства ночи
На потребу горящим в любовном аду беззаветном,
И с песчаной луны опадают ампельные плети, –
Колдовством обращённые в нежность земную лучи…
И уже невозможно частичку себя не отдать
На чистилище солнцем протянутой радужной длани…
И не важно теперь, как звалась та шальная звезда,
С гулким эхом протопав башмаками своих мостовых,
За спиною висел горький опыт в обшарпанной урне,
И мышиное небо стекало с седой головы.
Как заплаты на бриджах зияла мозаика окон,
Дом локтями углов опирался на воду реки…
Обнищавшей дворянкой стыдилось былое барокко,
Ускользала луна с величавой когда-то стрехи…
А сутулость тоски, что приникла к плечу разговора,
Не спешила признать в лихоманстве начало своё,
Обжигая глаза, как крапива сквозь пальцы забора,
Кто не ползал – неймёт счастья воли, что дарит полёт.
Это доля людей – все валить на бесчинства погоды, –
Их хлебами любви не накормишь, не хватит на всех.
Кто-то гложет ломоть, ну, а кто-то и крох не находит.
Одинока ладонь, что впускает обманчивый снег…
Я чуть-чуть постоял, посмотрел на него, не мигая, –
Он зажёг ореол предвкушения близких чудес.
Одинокий трамвай пробирался от рая до рая.
Я ушёл, не простившись, обратно в безрельсовый лес…
...а я живу не по Христу...
мой путь давно уже расхристан...
не знаю я, как строят пристань...
и как на пристани той ждут...
а я давно забыл уют...
в его привычном измереньи...
мениски стерты, и колени
болят от этого... вот тут...
не иглы боли – что мне боль...
я демонство избрал судьбою...
и если слышу: «Бог с тобою...» –
о толстокожье, словно моль,
слова те призрачные бьются...
но чаще... мне вослед смеются...
полночный демон – просто ноль...
когда смыкаются пространства,
когда не выстонать себя...
эх, жаль, что жил не по Христу...
уже, наверное, не пустят...
и позади – до эха – пусто...
и впереди...
что, Бог
* * *
в изгнаньи диком – рядом с вами...
споткнётесь об меня – я камень,
из голых жил, из голых струн...
от камня – твердь, от тверди – суть,
ударить словом – бросить камень,
но слову больно – слово с нами,
и боль стекает по кресту...
да, я живу не по Христу...
когда ходил над облаками,
до солнца доставал руками,
и с неба собирал росу...
я звёзды жменями кидал
на исполнение желаний,
и вопреки несчастной карме
любовь мне говорила «да»...
была война – я убивал,
убитых всех считал врагами,
но совесть хлещет не словами –
убийцу не спасут слова...
клеймо такое не смывают,
года не вылечат греха,
я слово Божье не узнаю,
предав до крика петуха...
найдутся новые слова,
и вновь предам – за оправданье! –
и вся невинность станет данью,
и злым пророчеством молва...
и слово за слово сойдёт,
и в бой пойдёт на слово слово.
и это будет так не ново,
и слово – каждому своё...
да, я живу не по Христу...
голодный дух не справит тризну...
а от греха, что назван жизнью,
разит бессмертьем за версту...
и вдаль по призрачной канве
на грани бытия и смерти...
родная мать вослед окрестит.
Почему молчишь? Морозы? Нас тоже до…стали.
Обещают, суки, до 37 ночью.
Серьёзно, по хате хожу в унтах – плюс восемь!
«Почему молчу? Ты прав. Морозы.» –
Легче оправданья не найти…
Два фрагмента из афганской прозы:
Я – строка. Два тома толстых – ты…
Есть о чём кричать. Слышней – молчанье.
Сердцу не придумали беруш.
Все мы с той поры – однополчане.
Есть у нас и крёстный – Гиндукуш.
Мы – антитела и антитезы.
Отторженцы мира и войны.
Наглухо промёрзшие протезы.
Отчеств не имевшие сыны.
Что же до письма…пишу, Серега,
Вон их целый ворох на душе…
В череде мутаций интердолга
Фраз «недострелённое» клише.
Снегу намело. Дела. Работа.
Быт спокойный всё не пристаёт.
Память словно пуля на излёте –
Ранит, а до смерти не убьёт.
Так вот и молчим. Одномолчане.
Выскажемся – зряшно – не поймут.
Вот уже морозы полегчали.
© Игорь Некрасов, 1985-2007.
© 45-я параллель, 2007.