Интерьеры
Замечательны интерьеры.
Проницателен микромир.
Создавая себе химеру
на крови,
не крестись.
(Не пойми превратно.)
Не умеючи, расскажу:
и на сердце бывают пятна.
Просто – жуть!
Обернись.
Посмотри сквозь лужи:
полоумное солнце – там.
Вот такая защита, Лужин!
По счетам
заплати
и поплачь немного.
(Со щитом или на щите...)
Привыкай, забывая Бога,
к нищете.
Поэтапно.
Кричи, кликуша!
Вся материя – метроном.
Не идут молодые души
в гастроном.
Не идут.
На земле – награды.
Неприкаянность на часах.
Наливаются винограды
в небесах.
... Неделимо деля на атом,
попадая в когтистый рай...
Да.
Вчера
приходил
анатом.
За-
би-
рай...
Лесков
Когда тревога о своём
напишет,
потому что легче,
зайду в ближайший водоём,
найду часы,
ведь время – лечит.
Слова – песочные.
Овал.
Обвал валют.
Итак, по курсу –
голодных крошек карнавал.
Ударит молния по Курску.
Куском заев многоэтаж-
ность ночи, огорчусь, устану.
Случится липкая беда ж,
и я намного уже стану.
Немного шире.
В шаре плеч –
печаль печатная,
початок.
А время –
развивает речь,
и ищет повод отпечаток:
сойтись,
остаться ли в тени
полубезумных восхищений.
А время требует:
тяни!
Устав от всякоразных мщений,
уйду в себя, вернусь неско-
рояль – в кустах,
кусты – в ажуре.
Везде
мерещится Лесков,
и век висит
на абажуре...
Сплит
Я карнавалил сегодня.
В пределах поста –
ласковы маски,
и бережны чьи-то уста.
И доскональны каналы
венозных предплечий.
Дожи – дождливы.
Не падают уровни век.
Волком становится
добрый в душе человек.
Ржой покрываются
редкие, меткие речи.
Лозунги – ёмки.
Венеция будет в пыли.
Сгинут страдания,
будто бы мухи, или
всё повторится
по плохо пошитому кругу.
Эй, гондольеры,
гребите подальше, туда,
где продаются – беда,
перспективы, еда...
Волны – колышутся,
мягкое солнце – упруго.
Вспомни меня!
Я твой грешный,
но бережный зонт.
Да, я запал на тебя.
Для меня горизонт –
так, вариант варианта...
Улыбкой отдушин
был восстановлен.
В преддверии
траурных плит
мир откололся
от всех оснований.
Я сплит.
Тихо горят
эти мёртвые-мёртвые
души.
Параллельные рейсы
Параллельные рейсы
не пересекаются.
Снятся сны
основательно.
Намертво, заживо
ты меня погреби
(только грешники –
каются)
и пойдём по грибы
по шуршащим адажио
радиальных полос,
что от авелей брошенных
по секретным стезям
доморощенных слоников
разбегаются медленно,
грустно, непрошено,
словно меткая пыль
на спине подоконников.
На кону,
на коне ли,
и в счастьях,
и в бедствиях,
на горе ли,
горели без боли,
безбоязно
параллельные рельсы
ментального следствия
уходящего в небо
нескорого поезда.
Барокко
в опережении барокко
ни сна, ни боли, ни пророка
на перепутьи естества
в пыли иного Рождества
когда беда с бедой в облипку
идут, и всё довольно хлипко,
как древа райского мостки,
и сердце скачет, на куски
разлившись, будто вера, Чаша
не миновала, снега каша
в изножье мыслей о Христе
как тень теней в тени терновой,
и снова, снова, всё по новой,
и тело Бога на кресте
Восторг
Восторг.
Ну а завтра –
трава не расти.
С душой
происходят сюжеты
досужие.
В остатке сухом –
только вера и стих:
всё чище,
всё меньше,
всё легче,
всё уже я.
Весна.
Мы вдвоём
(только Игорь и зонт).
Весь мир – маразматик,
ответы – по вторникам.
Горит синим пламенем
злой горизонт,
идут по ти-ви
сериалы-повторники.
Не здесь.
Не сейчас.
Не совсем.
Ни к чему.
В своём ли уме?
В поэтическом ранге ли?
Я ем
безысходности дней
ветчину,
белеют,
с ума посходившие,
ангелы.
Уйти?
По-английски?
Сюда ли? Туда?
Вернуться
за грани
стакатто стаканного
из вечности нежной,
из дали-то (да!),
из мягкого пледа любви,
домотканного
с надеждой и лаской,
с улыбкой, теплом,
словами, хорошими,
милыми, вечными...
А я
открываю
свой красный диплом
и тихо лечу
многозвездьями
млечными...
Выполняется в хроме…
Выполняется в хроме,
хромой – хромает,
в теле (храме души) –
покой и свет.
Ожидание –
дарит тепло,
но в мае –
нет и не было веры,
не будет, нет.
Нефть
втянула в себя
Кострому.
Кабальны
все условности быта
(привет, кумир!).
Ожидание – будит,
десятибалльна
встряска старого мира.
В борьбе за мир
выживает –
сильнейший.
Милейший, славный,
ко двору не пришёлся,
ушёл ни с чем.
Ожидание – губит,
губами, плавно.
Ожидание
самых неверных схем
не поможет,
ведь вектор уже нарушен,
и летит не в ту степь
мировая прыть.
Ожидание –
это мечты наружу,
это вечное
«быть ли,
не быть,
любить?».
Брейгель
Брейгель, Брейгель,
был бы повод,
но слепой
ведёт
незрячего.
Воспевает
скорый провод
настроение
Карачева.
Воспаряют
над долиной
дней
события моторные.
Наливаются
калиной
отношения
повторные.
Одиночество –
причина
покаяния
Хайама.
Улыбаются
мужчины.
Осторожно,
яма,
яма...
Но…
Ты знаешь,
что лучше,
что хуже,
что уже,
мой ласковый
нежный
зверь.
Патроны на завтрак,
патроны на ужин,
верь
тихому горю,
верь!
Верь
конному шёпоту
сонной лощины,
ползёт за бедой –
беда.
Уходят на фронт
золотые мужчины,
сегодня,
вчера,
всегда...
Выходят на свет
молодые солдаты,
мой ангел,
мой демон,
дно.
Лежат
под крестами
чужие даты.
Ты знаешь,
кто лучше,
но...
Улыбка – мила!
Улыбка – мила,
если мысли твои –
обо мне.
Менять,
не менять ли
открытые раны –
на привязь
сухих частоколов
слепых драгоценных камней,
кульбит одиночества –
на нелюдимую примесь
промасленных скверов
тоской запорошенных дней
снегами солёной пустыни
житейского слова.
Улыбка – мила,
если добрые мысли –
о ней.
Зима –
повторяется,
снова
и снова,
и снова,
следами сценариев
сонных сомнений мечты.
Мой голос от голода
голых иллюзий –
простужен.
Улыбка –
мила,
если
я – это мы,
это ты,
и ждёт на двоих
разогретое солнце
на ужин.
Но вынеси мусор…
Но вынеси мусор,
сомнения – постирай,
посуду не бей –
пригодится.
Салат – готов.
Такие красивые,
мирные вечера
для ласковых игрищ
пушистых, но злых,
котов.
⠀
Такие дела.
По-бетонному
«изнутри»
крадётся
колодезь лифта,
но – улыбнись:
коты
искривляют время,
на них – смотри,
пространство
теряет силу,
то вверх, то вниз
⠀
слоёного света
песчано-багряный
шар
клубком укороченным
скачет. Коты, уют...
На всех языках
одинаковы
дом, душа,
и добрые песни
родные тела
поют.
Заботы…
Не стучись же напрасно.
У плотных дверей амальгам
математика формул
теряется в химии физик.
Запекая свой ум, убедись,
хороша ли фольга,
и проверь теремок,
не высок ли,
не высох,
не низок?
Эпизод – для Эзопа.
Все басни как башни.
Турель
не поможет тебе.
Дикий пёс-одиночество гложет
обнажённую косточку.
Преет декабрьский апрель,б
от устава устав.
В Ставрополье –
полковник.
И что же?
Напишу я ему.
По домам разольёмся,
и что ж?
Всё тождественно,
женственно,
жесты оставь до субботы.
У меня на душе – острова
(ты права!),
острый нож,
и заботы,
заботы,
заботы,
заботы,
заботы...
© Игорь Ионочкин, 2023
© 45-я параллель, 2023.