Гурген Баренц

Гурген Баренц

Четвёртое измерение № 20 (548) от 11 июля 2021 года

Формула неба

* * *

 

У моего сознания

Испортился выключатель.

Моё сознание

Совершенно не отключается.

Моё сознание

Совершенно не заряжается.

Чтобы эта поломка

Звучала на слух

Не очень страшно и безнадёжно,

Врачи хитроумно

Называют её бессонницей.

 

* * *

 

Ночь выдалась

Чёрная-чёрная.

Такой чёрной бывает

Только неблагодарность.

 

* * *

 

Каждый раз

При слове «ягуар»

Моё сознание

Устремляется в джунгли,

Раздвигает заросли кустов,

И из их глубины

Раздается рычание зверя.

А буйное воображение

Моего пятнадцатилетнего сына

Хватает красную ручку

И рисует «крутую тачку».

 

* * *

 

Ну что Роден! – Родену было просто:

Он брал кусок мрамора,

Отсекал от него всё ненужное,

И получался шедевр искусства.

Попробовал бы он

Взять «Толковый словарь»

Объёмом в сто тысяч слов,

Вычеркнуть из него

Все ненужные слова,

И получить при этом

Что-то стихоподобное…

 

* * *

 

Стоит увидеть курящую женщину –

Выпадаю в осадок.

Ничего не могу с собой поделать –

Выпадаю в осадок.

Какие к чёрту «фонарь с аптекой»! –

Вот она – безысходность,

Неизменность и обречённость:

Женщины курят –

Я выпадаю в осадок.

 

* * *

 

Глаза Айвазовского

Видели сердце моря.

Глаза Айвазовского

Видели душу моря.

И море с большим удовольствием

Позировало художнику.

Мои глаза

Скользят по поверхности моря.

Мои глаза

Не становятся глазами моря.

Сердце моря

Для них закрыто.

И душу моря

Мне не дано постичь.

Море! Море!

Расскажи мне об Айвазовском…

 

* * *

 

Сижу и смотрю,

Как море

Методично себя очищает

От щепок, от грязи и мусора.

Море учит меня терпенью.

Тише, чайки! – Море проводит урок…

 

* * *

 

Нет, ну надо же, а!

Мало того, что орех

Похож на мозг человека,

Так ещё и скорлупка

Раскалывается с треском и хрустом

Черепной коробки.

Боже! Боже!

Что ты этим хотел нам сказать?..

 

* * *

 

В последнее время ночью,

во время бессонницы,

в самом ярком изображении

вспыхивают в воображении

все совершённые глупости,

все совершённые подлости.

 

Мне кажется, я начал репетировать

Свой отчёт перед Богом.

 

* * *

 

«Это кровь моя, пейте», -

Сказал Бог людям,

Протянув им чашу с вином.

Люди выпили. Очень понравилось.

С тех пор они стали придумывать

Самые разные способы,

Чтобы пить кровь друг друга.

 

* * *

 

Аквариум, в котором я живу,

Зовётся Нью-Йорком.

Здесь много очень высоких

Водорослей и планктонов.

Их зовут небоскрёбами.

В моем аквариуме

Толпятся, снуют, копошатся,

Задыхаются в затхлой воде

И с занятым, очень серьёзным

Видом бегут взад-вперёд

И пялятся друг на друга

Сумасшедшие вроде меня,

Такие, как я, идиоты. 

И никому невдомёк,

Что в загаженном этом аквариуме

Давно уже необходимо

Поменять воду.

 

* * *

 

Утро приходит

С улыбчивым солнцем,

Беззаботное, доброе,

И приносит с собой

Букет лучезарных надежд.

 

Вечер приходит

С бездомным, задиристым ветром,

Рассыпает надежды

И приносит с собой

Отчаянье и прозренье.

 

Но нам, любителям басен и сказок,

Сподручней упорно считать,

Что утро мудрее, чем вечер.

 

* * *

 

Мрамор под резцом Родена

Артачился, брыкался, чертыхался;

Он никак не хотел становиться

Послушным и безвольным изваяньем –

«Не хочу быть шедевром – и баста!»

Мрамор вообще не хотел

Никем и ничем становиться;

Мрамор хотел оставаться глыбой,

Неотёсанной и бесформенной.

В общем, мрамор хотел оставаться

Самим собой.

Но скульптор смотрел на мрамор

Взглядом плотоядного вожделения.

Мрамор был не обуздан и зол;

Он был тигром, был львом, был мустангом,

Но в руках у Родена

Резец был кнутом и хлыстом,

Скульптор был терпелив и настойчив,

И мрамор, немного ещё побуянив,

С тяжёлым вздохом всё же согласился

Стать шедевром искусства.

 

* * *

 

Я мечтал научиться

Жить в океане.

Я считал океан своим домом.

Но ко мне подплыла акула,

Угрожающе покружила вокруг

И сказала:

– Это моя территория.

Убирайся, а то укушу.

 

Я построил жилище в лесу,

Распахнул перед джунглями душу.

Но вскоре меня обступили

Тигры, медведи и волки,

Угрожающе зарычали

И сказали:

– Мы здесь хозяева.

Здесь тебе нечего делать,

Убирайся в свой каменный мир.

 

Из саванны меня прогнали

Львы, гиены, гепарды, шакалы.

– Это наша саванна.

Не уедешь – пеняй на себя.

 

Даже в выжженной, мёртвой пустыне

Не обрёл я покоя и мира.

На меня зашипели

Скорпионы, тарантулы, змеи.

– Это наша пустыня,

И тебе ничего здесь не светит.

 

Вот поэтому я и живу

В пыли и копоти города.

Но и здесь я – чужой.

Ведь мой город давно разделён

На своих и чужих.

Как-то хозяин города

Вызвал меня «на ковёр»

И угрюмо процедил сквозь зубы:

– Что ж, пока поживи. Там посмотрим.

Скоро выборы – дашь мне свой голос.

Но только помни: не смей забываться.

Этот город – моя территория.

 

* * *

 

В стране моего детства

Были самые вкусные пончики.

Ах, какая была в них начинка!

И как много было на них

Нежной сахарной пудры!

 

Временами мне кажется,

Что мне удастся передать словами

Их непередаваемый вкус,

Не сравнимый ни с чем аромат…

 

Нет, не могу передать.

 

Мне сегодня не верит никто.

Дети хитро смеются

И перемигиваются друг с другом:

«Ну и пончики в папином детстве!

Нам таких и во сне не увидеть!

Ведь теперь таких пончиков нет».

 

Да, небольшая деталь:

Эти самые вкусные пончики

Были только в школьном буфете.

И во время уроков

Вся школа,

Наплевав на Юлия Цезаря,

На Ньютона и Пифагора,

То и дело поглядывала на часы,

Дожидалась звонка,

Чтобы с гиком, вприпрыжку

Добежать до буфета и пончиков.

 

А вы говорите – не верим…

 

* * *

 

Жаль, что я – не комар.

Жил бы себе припеваючи.

Кусал бы людей меж лопаток.

Хрен бы меня достали!

 

* * *

 

Как ужасно волнуется небо!

Небо снова в преддверии шторма.

Оно вот-вот опрокинется навзничь

И обнажит своё дно.

Мне никогда ещё не доводилось

Видеть небо таким взволнованным.

Сбившись в кучу,

Белеют и блеют барашки.

Ветер рвёт паруса, рушит мачты;

Здесь и буря, и шквал, и тайфун,

Ураган и цунами;

Хлёсткий ливень, и град, и гроза.

И это всё – в сопровожденье грома

И вспышек молний – атрибутов шторма.

 

А через несколько мгновений –

Полный штиль.

Ну, абсолютный штиль,

Ну просто – тишь да гладь.

И небо смотрит ясными глазами

И улыбается – с кокетливым прищуром,

Широкою младенческой улыбкой.

Как будто не было ни шторма, ни грозы.

 

Формула неба

 

Я кое-как представляю,

Как Творец отделил

Друг от друга сушу и воды,

Из каких лучезарных материалов

Вылепил солнце, луну и звёзды,

Сотворил  живую и неживую природу...

Но небо, Господи! Небо...

Из чего оно всё-таки выткано?

Ведь небо – это не просто

Воздушная бездна...

Сколько помню себя,

Всё пытаюсь найти и понять

Формулу неба...

 

* * *

 

Аэропорт – озонная дыра.

Она то и дело поглощает

Наших родных и близких.

Впоследствии они объявляются

В каких-то далёких,

Как правило, сказочных странах.

Ну да, в тридевятом царстве,

В тридесятом государстве,

За морями и океанами.

Они подают нам весточку

Электронной почтой или по «Скайпу».

И тогда сердце возвращается на своё место,

А жизнь – в свои берега.

Эта весточка сполна оправдывает

И компенсирует их исчезновение.

И мы перестаем ненавидеть

Поглотивший их аэропорт.

 

Аэропорт – озонная дыра...