Григорий Капелян

Григорий Капелян

Четвёртое измерение № 3 (531) от 21 января 2021 года

Пикник придорожный

Отчёт отставного вундеркинда

перед съездом артиллерийских гомеопатов

среднего позыва

 

Когда я, будучи во чреве,

Чертила конкурсный проект,

Мой брат утробный вскрикнул в гневе:

«Нет, ты не будешь архитект!»

 

Я изменила направленье

И родилась из головы

(В бесплодном нашем поколенье

Все дети были таковы).

 

Теперь – не тo, все вундеркинды

Родятся матерным путём.

Хоть от ехидны – не обидно,

Пусть хоть с рогами и хвостом.

 

Однажды избежав аборта,

Вам от судьбы не убежать;

Из живота ли, из реторты –

Её объятий не разжать.

 

Я на расстроенном шопене

Играла польку в три ручья.

Усопшему, за всё терпенье,

Была засчитана ничья.

 

Он двигал грецкие фигуры

Вперёд, назад и буквой «г»,

Играл он в шахматы с натуры

И гнал из сахара скульптуры,

И шил портреты по ноге.

 

Сияла ночь, рыдали скрипки,

Свистал в два пальца соловей,

А я, в своей загробной зыбке,

Спала, рассвета розовей.

 

1980-е

 

* * *

 

Чужой души пахучие потёмки,

Чужих заслуг потёмкинский фасад,

И посторонних драк кровоподтёки,

А также – чуждых мнений пышный сад.

 

От оперы не отличить базара,

Когда базар на оперу похож,

Когда в театре греки и хазары

Кричат друг другу из пещерных лож.

 

Толкутся потно пифии в партере

(В буфете портер трагикам нальют),

На сцене всё одно: об адюльтере,

О чьей-то алчности и похоти поют.

 

А на базаре – вот уж где раздолье!

Там груши и визигу продают,

Там можно паклей запастися вволю

И порожняк нанять хоть в Хасавюрт.

 

2004

 

Ноктюрн

 

А вы... смогли бы?

В. В. Маяковский

 

Однажды в глухом переулке

Нашёл я записку в слезах:

В ней кто-то серьёзно и пылко

В своих признавался грехах.

 

Он, гневно себя порицая,

О милости чьей-то просил

И тщетно искал панацею

От вредных мистических сил.

 

Он бил себя в грудь, как горилла,

И пеплом себя посыпал,

Проклятья неистовой силы

Себе самому посылал!

 

В кромешном глухом переулке,

Где окна не светят в ночи,

Я чувствовал только затылком,

Как в воздухе гулко и мылко

Друг с другом лежат кирпичи.

 

Я ночью такой экстремальной

Навряд ли что мог подобрать,

Тем более столь досконально

Подобранное прочитать.

 

«Не гоже ко тайне сокрытой

Крастися в нощи, яко тать!»

Не так уж я дурно воспитан,

Чтоб письма чужие читать.

 

Пикник придорожный

 

Уж было так заведено:

Они в конце своей недели

Втроём под деревом сидели

И пили серое вино.

 

На небе солнышко стояло,

И по нему перемещался вяло

Почти прозрачный самолёт,

Расстеленное одеяло

Особой ценности не представляло.

 

На дереве сидел залётный дух,

От прохлаждавшихся он ждал каких-то откровений

(На эти вещи у него был нюх).

 

Тащились путешественники вдаль.

В их поступи, стопах, подошвах

Засела застарелая печаль,

Неисполнимая мечта расстаться с прошлым.

 

29 апреля 2008

 

Марк Шагал

 

на пламени свечи поджаривался ангел

на древневитебском языке старик молитву бормотал

в Петербурге солдат давил большим пальцем

черновик будущей белой горячки

танцующей вокруг бутылки на сыром столе

 

колёса истории смазанные дёгтем географии

грохочут по булыжникам политэкономии

 

Христос хохочущий от щекотки на своём привычном кресте

ноль внимания на толпу

мешочники с заплечными облаками

перевалили Голгофу

 

* * *

 

Я был тогда на берегу Финского залива.

Ко мне пришёл человек в красном свитере

И сказал, что ему негде ночевать.

 

Он был под впечатлением Достоевского,

Его глубоко задело то, что Раскольников совершил,

И он с этим ко мне пришёл.

 

Он хотел чего-то, кроме переночевать.

Мне стало немного страшно,

Но я не был старушкой-процентщицей.

 

Всё, что у меня было, это бутылка

Румынской цуйки,

Которую мы и выпили, после чего

 

Он предложил мне пойти купаться

В Финский залив,

А у нас уже курить ничего не осталось.

 

Была ночь, мы подошли к берегу,

Нырнули в мелкие воды и поплыли,

Он был впереди, будучи лучшим пловцом,

 

Следуя за ним, я понял, что дальше не могу,

А было уже глубоко, когда я попытался встать на дно,

И у меня закружилась голова.

 

Море повернулось вертикально,

Как занавес в театре,

Встало передо мной жидкой стеной.

 

Я думал, тут мне и конец,

Но как-то удалось мне вырулить назад,

поставить ступни на песок.

 

Когда мы вышли на берег,

Мы подобрали сухие тростинки,

Похожие на сигареты, и курили их.

 

2005

 

Нескучный, скучающий по выстрелам сад

 

На дереве поближе к верхушке

кровавый мальчик временно сидит

 

Городового в смазных сапогах

конский навоз отвлекает

от более серьёзных задач

 

Морозец не силён

подтаивает жёлто

снег маслян

кто-то в чёрном

пошёл сдавать в ломбард часы

фарфоров

их циферблат

его фамилия Фарфоров

 

А дама спрятала ладони в муфту

высоко поднята голова

нос красен несмотря на слой пудры

 

С ноги на ногу переминаясь

студент Императорской Академии Художеств

продаёт летние этюды

написанные впопыхах

в Крыму

 

2005

 

* * *

 

Куда куда Вы удалились

Я ждал вас Вы закутавшись в шифон

Прошли не видя нас

меня

в особенности

Прозвучал клаксон

Фанерного автомобиля

В котором следовал на место казни

Безотносительный к контексту персонаж

Хищение инцест и шпионаж

Вменялись ложно видно был рождён распятым

Чего уж ждать в году от Рождества Христова сорок пятом

(я тыщу девятьсот забыл сказать)

Дурак прохожий плюнул комментарий

Он сути дела как и мы не знал

Спешил не опоздать он на вокзал

Где ресторан был будто колумбарий

В прозрачных ящичках покоилась еда

Жетон опустишь в щель и открывался доступ

К тарелке на которой снедь была

А в это время чья-то поступь

Печатала шаги по твёрдым тротуарам

Куда, куда они зачем-то удалялись?

 

2005

 

Считалка

 

Утюг, рояль, велосипед,

Дуршлаг, будильник, рубероид,

Рот полон, и куплет не спет,

И буря мглою небо кроет.

 

Труба зовёт, встаёт рассвет,

Считает пальцы монголоид,

Фонарь, аптека, пистолет,

Овчинка выделки не стоит.

 

2005

 

Из Христиана Моргенштерна

 

Стоял себе забор забором,

Промежду жёрдочек зазоры.

 

На это бросил взор свой некто,

A был тот некто – архитектор.

 

Он из забора все просветы вынул

И выстроил из них гигантскую храмину.

 

За беспросветность был забор клеймён позором,

А зодчему грозила встреча с ревизором.

 

Но духом зодчий наш не пал

(Он эмигрировал в Непал)

 

Из Иоахима Рингельнатца

 

Какой-то, с позволенья, доппельгангер

Зачем-то обзавелся бумерангом.

Перед толпой заброшен был снаряд

Но так он и не прилетел назад.

 

Прошли часы, всё нет ему возврата, 

Раскрывши рты, стоит народ,

Уж солнце клонится к закату,

Но не расходится толпа, всё ждёт.

 

Похвальное слово муравьям

 

они его никогда не услышат

медведи броненосцы и бронтозавры

не услышат моего похвального слова

муравьям

амблистомы и суринамские пипы

не говоря уж о простейших

не в смысле simplicissimi

а попросту протисты эвкариоты

амёбы инфузории

один мудрец чьё имя

к ночи не будь помянуто

сказал

что жизнь

есть способ существования белковых тел

тем самым он хотел себе бессмертье застолбить

ведь если принять за истину его слова

мы ставим знак равенства между живым и мёртвым

ведь разложение белковых веществ

есть тоже способ их существования
 

Игрец на дуде

 

звучанье поперечной флейты

продольной не перечит

мелодия пришлась заплечному дудцу

не без нытья в предплечье

и тут признаться не вредит

ни уху ни свиному рылу

что в музыке музыка есть ещё

в осьмушках птичий ларингит

колотится об слюдяную стенку

сквозь соловьиную слюну процежен

из металлического

стал хрящевидным

железный камертон

 

27 мая 2008