Григорий
Капелян

Родился в 1940 году в Ленинграде. Окончил Институт имени Репина в родном городе, работал в графике и керамике. Писал стихи и прозу, в советское время не публиковался, не считая юмористических миниатюр на 16-й странице «Литературной газеты» и статей по искусству в периодической печати. В 1978 году эмигрировал в США, где и проживает до сего времени.

Публикации:

• «Ex Adverso», ограниченный тираж, Ленинград, 1969 и Париж,1975.
• «Обсидиановый кумир», Гнозис, Нью-Йорк, 1989.
• «Вне контекста», Искусство России, Санкт-Петербург, 2006.
• Monique Poulard /William Bruï, Auréoline Editions (Русский перевод стихов Моник Пуляр и статья о творчестве Вильяма Бруя), Франция, 2006.
• «Азбуковник языческой Руси», Редкая книга из Санкт-Петербурга, 2012.
• «Крамола Владимира Васильковского». СПБ, Арт-коллекция, 2016.
• «Вести с лукоморья», альбом произведений Анатолия Громова. СПБ, Арт-коллекция, 2019.

В журналах и сборниках:

• Антология новейшей русской поэзии «У Голубой Лагуны» под редакцией
• К. Кузьминского и Г. Ковалёва, Ньютонвиль, Массачусетс, 1983.
• City Nine, Нью-Йорк, 1984.
• Alea, Нью-Йорк, 1990, 1991.
• Literary Review, Мэдисон, Нью Джерси, 1991.
• Незамеченная земля, Москва – Петербург, 1991.
• Нева, №11, Санкт-Петербург, 1998. 
• Звезда №12, Санкт-Петербург, 1999. 
• Новая Кожа, Нью-Йорк – Москва, 2007 – 2019.
• Babylon, Прага, 2009.

Улыбайтесь, господа!

Предваряя публикацию стихотворной подборки Григория Капеляна, вызвавшей неоднозначную реакцию у членов редколлегии, необходимо сделать несколько общих замечаний, чтобы по возможности настроить восприятие читателей на нужную волну.

Речь пойдёт об игровой, смеховой составляющей литературы. Начать хочу с цитаты из романа Александра Житинского «Потерянный дом, или Разговоры с милордом». Там описывается заседание некоего «лито имени Лоуренса Стерна», где «альтер эго» писателя высказывает свою позицию относительно природы литературного творчества: 

« – Я клоню к тому, – продолжал автор, – что литература есть игра, она сродни актёрскому ремеслу, между тем как её обычно поверяют не законами игры, выдуманными автором, а законами самой жизни. В этом и состоит моё литературное кредо. Литература – игра, не более, но и не менее, и относиться к ней следует как к игре – не менее, но и не более. Великая это игра или мелочная, трагическая или пародийная – она всегда остаётся игрой, ибо даёт читателю возможность проиграть в душе тысячи ситуаций, поступков, характеров, лёжа при этом на диване и перелистывая страницы».

Отчасти это так. Игровая, смеховая культура имеет почётную многовековую историю. От античных комедий до вполне себе постмодернистского романа Сервантеса, по сути своей являющегося пародией на рыцарский роман; от роскошного возрожденческого Рабле с его великанами-обжорами до наших Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Чехова с пошлостью пошлого человека.

Вот как пишет поэт Юрий Кузнецов в примечании к своим «Похождениям Чистякова»: «Ныне раблезианства нет, и в этом можно убедиться, проследив деградацию смеха от Лукиана, Боккаччо и Рабле вплоть до нашего Гоголя, а я только попытался собрать в пучок слабый свет раблезианского смеха, рассеянного в нашей жизни, и мой гротеск, следовательно, есть бледный отсвет этого смеха».

Изложу собственную точку зрения на вопрос. Я всегда считал литературу в целом, а поэзию в частности, не отображением, а преображением окружающей действительности. Если это и зеркало, то непременно с той или иной степенью кривизны. Возможно, это комната смеха или лабиринт зеркал, множащих отражения и уводящих в бесконечность. Абсурдистская и ироническая литература, смех сквозь невидимые миру слёзы – это асимметричный ответ культуры на жестокость, несправедливость, неустройство окружающего мира. 

Но вернёмся к нашему краткому экскурсу в историю. Изучение и восприятие большой литературой многочисленных образчиков русского фольклора обогатило смеховую палитру писателей. Частушки, потешки, небывальщина да неслыхальщина особенно в конце XIX века стала предметом пристального внимания людей культуры. Сложносочинённый Козьма Прутков, плод литературной мистификации, внёс значительный вклад в смеховую культуру и игровую литературу своего времени и последующих времён.

В двадцатые годы прошлого века в нашей стране традицию смеховой культуры продолжили обэриуты, потомком по прямой коих можно в полной мере считать Григория Капеляна. Ранний Заболоцкий с его «Столбцами», Введенский, Олейников, Хармс продекларировали и частично осуществили на практике новый подход к искусству: «голый» взгляд на вещи, непосредственное видение и чувствование мира, словотворчество, возведённое в принцип.

Особенностью их логики – как пишет исследователь творчества обэриутов А. Лагуновский  – были «фантастичность действия и персонажей, условность пространства, а время у обэриутов то двигалось рывками, то скручивалось жгутом. Обэриуты заставляли говорить покойников, переносили действие с земли на небеса, подслушивали беседу лошадей и воробьёв, по русскому лесу у них разгуливает жирафа, а молодой человек из-под носа дворничихи улетает на небо. Обэриуты катили время в обратную сторону, а когда надоедало – растягивали его, как резиновый шланг. И всё это делалось с одной целью – посредством художественного слова обэриуты стремились выразить свои представления о мире, суть которых, несмотря на столь характерные для обэриутов балаганное балагурство, гиперболу, гротеск, иронию, пародию, глубоко серьёзна. И нередко трагична». Своими учителями обэриуты считали художника Филонова и поэта Хлебникова.

Во времена торжества развитого социализма и господства социалистического реализма лазейки для бытования поэзии абсурда, нонсенса, иронии были крайне немногочисленны: детская и переводная литература. Здесь стоит упомянуть Юнну Мориц и Самуила Маршака.

Впрочем, в подпольной и эмигрантской литературе смеховая культура цвела пышным цветом. И лишь в 80-е годы прошлого века, в период горбачёвской перестройки, два потока объединились, постсоветская ироническая поэзия в лице Игоря Иртеньева, Владимира Вишневского, Юрия Арабова, Вадима Степанцова вышла к массовому читателю. Хорошо помню сборник молодой поэзии «Порыв» 1989 года под редакцией Сергея Мнацаканяна.

Постмодернизм в целом и ироническая поэзия в частности продолжают сегодня обэриутские традиции.

Наши современники Олег Бабинов, Александр Крупинин, Пётр Матюков возделывают всё ещё плодоносящую делянку иронической поэзии – каждый по-своему.

Постмодернизм и сегодня продолжает осваивать багаж всей предыдущей культуры – высмеивая, споря, соглашаясь, протестуя, ставя с ног на голову.

Ирония наряду с пафосом – это два полюса поэзии, два её крыла. А без них она не летает.

Усвоив всё вышесказанное, можно смело приступать к стихам Григория Капеляна.

Первое же стихотворение подборки даёт обильную пищу для анализа и размышления. Прежде всего, в нём присутствует явная аллюзия на античную мифологию, а именно на рождение Афины из головы Зевса.

Чем не портрет поколения?

Вспоминается лермонтовское: «А вы, надменные потомки // Известной подлостью прославленных отцов…» Здесь уже назревает конфликт поколений. «Матерный путь» меня очень повеселил и порадовал. Так же как и «расстроенный шопен» в смысле фортепиано и «польки в три ручья». Одним словом, печально глядит на поколенье наше спящая царевна-Афина (то есть богиня мудрости!) из хрустального гроба:

А поскольку боги и богини бессмертны, а героине сказки предстоит когда-нибудь проснуться от поцелуя прекрасного принца, то стоит надеяться на возвращение богини мудрости в наш безумный, безумный, безумный мир. Таким образом изначально абсурдистское высказывание обретает вполне чёткие логичные очертания.

Небольшая по объёму подборка тем не менее крайне разнообразна. Здесь и прекрасная стилизация времён царской России («Нескучный, скучающий по выстрелам сад»), и верлибр в духе магического реализма («Я был тогда на берегу Финского залива…») и переложения известных миниатюр немецких поэтов Христиана Моргенштерна и Иоахима Рингельнатца. В целом это производит впечатление стилистического богатства, тематического разнообразия и культурологической насыщенности текстов, объединённых ярким авторским голосом.

И в заключение всем нам завет из уст самого барона Мюнхгаузена: «Умное лицо – это ещё не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа. Улыбайтесь!»

Сергей Смирнов

Творчество