* * *
Стихам своим я знаю цену.
Мне жаль их, только и всего.
Но ощущаю как измену
Иных поэзий торжество.
Сквозь отступленья, повторенья,
Без красок и почти без слов,
Одно единое виденье,
Как месяц из-за облаков.
То промелькнет, то исчезает,
То затуманится слегка,
И тихим светом озаряет,
И непреложно примиряет
С беспомощностью языка.
* * *
Тихим, тёмным, бесконечно звёздным,
Нет ему ни имени, ни слов,
Голосом небесным и морозным
Из-за бесконечных облаков,
Из-за бесконечного эфира,
Из-за всех созвездий и орбит,
Легким голосом иного мира
Смерть со мной всё время говорит.
Я живу, как все: пишу, читаю,
Соблюдаю суету сует…
Но, прислушиваясь, умираю
Голосу любимому в ответ.
* * *
Ни с кем не говори. Не пей вина.
Оставь свой дом. Оставь жену и брата.
Оставь людей. Ты должен навсегда
Почувствовать – к былому нет возврата.
Былое надо разлюбить. Тогда
Ты должен будешь разлюбить природу,
И быть всё безразличней, – день за днём,
Неделю за неделей, год от году.
И медленно умрут твои мечты,
И будет тьма кругом. И в жизни новой
Отчётливо тогда увидишь ты
Крест деревянный и венец терновый.
* * *
Без отдыха, дни и недели,
Недели и дни без труда.
На синее небо глядели,
Влюблялись… и то не всегда.
И только. Но брезжил над нами
Какой-то божественный свет,
Какое-то лёгкое пламя,
Которому имени нет.
* * *
«…может быть залог»
«О, если правда, что в ночи…»
Не правда. Не читай, не надо.
Всё лучше: жалобы твои,
Слёз ежедневные ручьи,
Чем эта лживая услада.
Но если… о, тогда молчи!
Ещё не время, рано, рано.
Как голос из-за океана,
Как зов, как молния в ночи,
Как в подземелье цвет свечи,
Как избавление от бреда,
Как исцеление… видит Бог,
Он сам всего сказать не мог,
Он сам в сомненьях изнемог…
Тогда бессмер… молчи!... победа,
Ну, как там у него? «залог».
1922
* * *
За слово, что помнил когда-то
И после навеки забыл,
За всё, что в сгораньях заката
Искал ты, и не находил,
И за безысходность мечтанья,
И холод растущий в груди,
И медленное умиранье
Без всяких надежд впереди.
За белое имя спасенья,
За тёмное имя любви
Прощаются все прегрешенья
И все преступленья твои.
* * *
«О если б где-нибудь в струящемся эфире?
В надзвёздной тишине,
В непостижимой тьме, в невероятном мире
Ты всё же внемлешь мне,
То хоть бы только раз…» Но длилось промедленье,
И всё слабей дыша,
От одиночества и от недоуменья
Здесь умерла душа.
* * *
Слушай – и в смутных догадках не лги.
Ночь настаёт, и какая: ни зги!
Надо безропотно встретить её,
Как ни сжималось бы сердце твоё.
Слушай себя, но не слушай людей.
Музыка мира всё глуше, бедней.
Космос, полёты, восторги, война, –
Жизнь, говорят, измениться должна.
(Да, это так… Но не поняли вы:
«Тише воды, ниже травы»).
* * *
Твоих озёр, Норвегия, твоих лесов…
И оборвалась речь сама собою.
На камне женщина поёт без слов,
Над нею небо льдисто-голубое.
О верности, терпении, любви,
О всех оставленных, о всех усталых…
(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)
Сияет снег на озарённых скалах.
Сияют сосны красные в снегу,
Сон недоснившийся, неясный, о котором
Иначе рассказать я не могу….
Твоим лесам, Норвегия, твоим озёрам.
1924
* * *
Светало. Сиделка вздохнула. Потом
Себя осенила небрежным крестом
И отложила ненужные спицы.
Прошёл коридорный с дежурным врачом.
Покойника вынесли из больницы.
А я в это время и в карты играл,
Какой-нибудь вздор по привычке читал,
И даже не встал. Ничего не расслышал,
На голос, из-за моря звавший не вышел,
Не знаю куда, без оглядки, навек…
А вот, ещё говорят – человек!
* * *
За всё, за всё спасибо. За войну,
За революцию и за изгнанье.
За равнодушно-светлую страну,
Где мы теперь «влечём существованье».
Нет доли сладостней – всё потерять.
Нет радостней судьбы – скитальцем стать,
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви,
В Париже…
* * *
Когда мы в Россию вернёмся… о, Гамлет восточный, когда? –
Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,
Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,
Но только наверное знать бы, что вовремя не добредём…
Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду,
Как будто «Коль славен» играет в каком-то приморском саду,
Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле
Колышутся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.
Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг.
Над нами трёхцветным позором полощется нищенский флаг,
И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.
Когда мы в Россию вернёмся… но снегом её замело.
Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь.
Две медных монеты на веки. Скрещённые руки на грудь.
* * *
Что там было? Ширь закатов блёклых,
Золочённых шпилей лёгкий взлёт,
Ледяные розаны на стёклах,
Лёд на улицах и в душах лёд.
Разговоры будто бы в могилах,
Тишина, которой не смутить…
Десять лет прошло, и мы не в силах
Этого не вспомнить, не забыть.
Тысяча пройдёт, не повторится,
Не вернётся это никогда.
На земле была одна столица,
Всё другое – просто города.
* * *
Всю ночь слова перебираю,
Найти ни слова не могу,
В изнеможенье засыпаю
И вижу реку всю в снегу,
Весь город наш, навек единый,
Край неба бледно-райски-синий,
И на деревьях райский иней…
Друзья! Слабеет в сердце свет,
А к Петербургу рифмы нет.
* * *
Когда успокоится город
И смолкнет назойливый гам,
Один выхожу я из дому,
В двенадцать часов по ночам.
Под чёрным, невидимым небом,
По тонкому первому льду,
Не встретив нигде человека,
Не помня дороги, иду.
И вижу широкую реку,
И тёмную тень на коне,
И то, что забыла Россия,
Тогда вспоминается мне.
Но спит непробудно столица,
Не светит на небе луна.
Не бьют барабаны. Из гроба
Никто не встаёт. Тишина.
Лишь с воем летит от залива
И будто колебля гранит,
Сухой и порывистый ветер
Мне ноги снежком порошит.
1922
* * *
Н<иколаю> Р<ейзени>
Ночью он плакал. О чём, всё равно.
(Многое спутано, затаено).
Ночью он плакал, и тихо над ним
Жизни сгоревшей развеялся дым.
Утром другие приходят слова,
Перебираю, что помню едва.
Ночью он плакал… И брезжил в ответ
Слабый, далёкий, но всё-таки свет.
* * *
Нет, ты не говори: поэзия – мечта,
Где мысль ленивая игрой перевита,
И где пленяет нас и дышит лёгкий гений
Быстротекущих слов и нежных утешений.
Нет, долго думай ты и долго ты живи,
Плачь, и земную грусть, и отблески любви,
Дни хмурые, утра, тяжёлое похмелье –
Всё в сердце береги, как медленное зелье,
И, может, к старости тебе настанет срок
Пять-шесть произнести как бы случайных строк,
Чтоб их в полубреду потом твердил влюблённый,
Растерянно шептал на казнь приговорённый,
И чтобы музыкой глухой они прошли
По странам и морям тоскующей земли.
* * *
Стоцветными крутыми кораблями
Уж не плывут по небу облака,
И берега занесены песками,
И высохла стеклянная река.
Но в тишине ещё синеют звёзды
И вянут затонувшие венки,
Да у шатра разрушенного мёрзнут
Горбатые седые старики.
И сиринам, уж безголосым, снится,
Что из шатра, в шелках и жемчугах,
С пленительной улыбкой на устах
Выходит Шемаханская царица.
* * *
Невыносимы становятся сумерки,
Невыносимее вечера…
Где вы, мои опоздавшие спутники?
Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора.
Без колебаний, навстречу опасности,
Без колебаний и забытья
Под угасающим «факелом ясности»,
Будто на праздник пойдём, друзья!
Под угасающим «факелом нежности»,
Только бы раньше не онеметь! –
С полным сознанием безнадежности,
С полной готовностью умереть.
Оставленная
Мы всё томимся и скучаем,
Мы равнодушно повторяем,
Что есть иной и лучший край.
Но если здесь такие встречи,
Если не сон вчерашний вечер,
Зачем нам недоступный рай?
И всё равно, что счастье мчится,
Как обезумевшая птица,
Что я уже теряю вас,
Что близких дней я знаю горе,
Целуя голубое море
У дерзких и весёлых глав.
Лишь хочется летать за вами
Над закарпатскими полями,
Пролить отравленную кровь
И строгим ангелам на небе
Сказать, что горек был мой жребий
И не увенчана любовь.
Вспоминая акмеизм
После того, как были ясными
И обманулись… дрожь и тьма.
Пора проститься с днями красными,
Друзья расчёта и ума.
Прядь вьётся тускло-серебристая.
(Как детям в школе: жить-бороться)
Прохладный вечер, небо чистое,
В прозрачном небе птица вьётся.
Да, оправдались все сомнения.
Мир непонятен, пуст, убог.
Есть опьяняющее пенье,
Но петь и верить я не мог…
В старинный альбом
Милый, дальний друг, простите,
Если я вам изменил.
Что мне вам сказать? Поймите,
Я вас искренне любил.
Но года идут не ровно,
И уносятся года,
Словно ветер в поле, словно,
В поле вешняя вода.
Милый, дальний друг, ну что же,
Ветер стих, сухи поля,
А за весь мой век дороже
Никого не помню я.
На чужую тему
Так бывает: ни сна, ни забвения,
Тени близкие бродят во мгле,
Спорь, не спорь, никакого сомнения,
«Смерть и время царят на земле».
Смерть и время. Добавим: страданье,
…Ну, а к утру, без повода, вдруг,
Счастьем горестным существования
Тихо светится что-то вокруг.
Памяти М. Ц.
Поговорить бы хоть теперь, Марина!
При жизни не пришлось! Теперь вас нет.
Но слышится мне голос лебединый,
Как вестник торжества и вестник бед.
При жизни не пришлось. Не я виною.
Литература – приглашенье в ад,
Куда я радостно ходил, не скрою,
Откуда никому – путей назад.
Не я виной. Как много в мире боли.
Но ведь и вас я не виню ни в чём.
Всё – по случайности, всё – по неволе.
Как чудно жить. Как плохо мы живём.
Мадригал Ирине Одоевцевой
Ночами молодость мне помнится,
Не спится… Третий час.
И странно в горестной бессоннице
Я думаю о Вас.
Хочу послать я розы Вам,
Всё – радость. Горя нет.
Живёте вы в тумане розовом,
Как в 18 лет.
1971
Подборку подготовил Антон Ровнер (Москва)
© Георгий Адамович, 1922 – 1971.
© 45-я параллель, 2015.