Георгий Адамович

Георгий Адамович

Все стихи Георгия Адамовича

* * *

 

Без отдыха, дни и недели,

Недели и дни без труда.

На синее небо глядели,

Влюблялись… и то не всегда.

 

И только. Но брезжил над нами

Какой-то божественный свет,

Какое-то лёгкое пламя,

Которому имени нет.

 

В старинный альбом

 

Милый, дальний друг, простите,

Если я вам изменил.

Что мне вам сказать? Поймите,

Я вас искренне любил.

 

Но года идут не ровно,

И уносятся года,

Словно ветер в поле, словно,

В поле вешняя вода.

 

Милый, дальний друг, ну что же,

Ветер стих, сухи поля,

А за весь мой век дороже

Никого не помню я.

 

 

Вспоминая акмеизм

 

После того, как были ясными

И обманулись… дрожь и тьма.

Пора проститься с днями красными,

Друзья расчёта и ума.

 

Прядь вьётся тускло-серебристая.

(Как детям в школе: жить-бороться)

Прохладный вечер, небо чистое,

В прозрачном небе птица вьётся.

 

Да, оправдались все сомнения.

Мир непонятен, пуст, убог.

Есть опьяняющее пенье,

Но петь и верить я не мог…

 

* * *

 

Всю ночь слова перебираю,

Найти ни слова не могу,

В изнеможенье засыпаю

И вижу реку всю в снегу,

Весь город наш, навек единый,

Край неба бледно-райски-синий,

И на деревьях райский иней…

 

Друзья! Слабеет в сердце свет,

А к Петербургу рифмы нет.

 


Поэтическая викторина

* * *

 

За всё, за всё спасибо. За войну,

За революцию и за изгнанье.

За равнодушно-светлую страну,

Где мы теперь «влечём существованье».

 

Нет доли сладостней – всё потерять.

Нет радостней судьбы – скитальцем стать,

И никогда ты к небу не был ближе,

Чем здесь, устав скучать,

Устав дышать,

Без сил, без денег,

Без любви,

В Париже…

 

* * *

 

За слово, что помнил когда-то

И после навеки забыл,

За всё, что в сгораньях заката

Искал ты и не находил,

 

И за безысходность мечтанья,

И холод, растущий в груди,

И медленное умиранье

Без всяких надежд впереди,

 

За белое имя спасенья,

За тёмное имя любви

Прощаются все прегрешенья

И все преступленья твои.

 

* * *

 

Когда мы в Россию вернёмся… о, Гамлет восточный, когда? –

Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,

Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,

Но только наверное знать бы, что вовремя не добредём…

 

Больница. Когда мы в Россию… колышется счастье в бреду,

Как будто «Коль славен» играет в каком-то приморском саду,

Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле

Колышутся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.

 

Когда мы… довольно, довольно. Он болен, измучен и наг.

Над нами трёхцветным позором полощется нищенский флаг,

И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.

Когда мы в Россию вернёмся… но снегом её замело.

Пора собираться. Светает. Пора бы и двигаться в путь.

Две медных монеты на веки. Скрещённые руки на грудь.

 

* * *

 

Когда успокоится город

И смолкнет назойливый гам,

Один выхожу я из дому,

В двенадцать часов по ночам.

 

Под чёрным, невидимым небом,

По тонкому первому льду,

Не встретив нигде человека,

Не помня дороги, иду.

 

И вижу широкую реку,

И тёмную тень на коне,

И то, что забыла Россия,

Тогда вспоминается мне.

 

Но спит непробудно столица,

Не светит на небе луна.

Не бьют барабаны. Из гроба

Никто не встаёт. Тишина.

 

Лишь с воем летит от залива

И будто колебля гранит,

Сухой и порывистый ветер

Мне ноги снежком порошит.

 

1922

 

Мадригал Ирине Одоевцевой

 

Ночами молодость мне помнится,

Не спится… Третий час.

И странно в горестной бессоннице

Я думаю о Вас.

 

Хочу послать я розы Вам,

Всё – радость. Горя нет.

Живёте вы в тумане розовом,

Как в 18 лет.

 

1971

 

 

* * *

 

Невыносимы становятся сумерки,

Невыносимее вечера…

Где вы, мои опоздавшие спутники?

Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора.

 

Без колебаний, навстречу опасности,

Без колебаний и забытья

Под угасающим «факелом ясности»,

Будто на праздник пойдём, друзья!

 

Под угасающим «факелом нежности»,

Только бы раньше не онеметь! –

С полным сознанием безнадежности,

С полной готовностью умереть.

 

* * *

 

Нет, ты не говори: поэзия – мечта,

Где мысль ленивая игрой перевита,

 

И где пленяет нас и дышит лёгкий гений

Быстротекущих слов и нежных утешений.

 

Нет, долго думай ты и долго ты живи,

Плачь, и земную грусть, и отблески любви,

 

Дни хмурые, утра, тяжёлое похмелье –

Всё в сердце береги, как медленное зелье,

 

И, может, к старости тебе настанет срок

Пять-шесть произнести как бы случайных строк,

 

Чтоб их в полубреду потом твердил влюблённый,

Растерянно шептал на казнь приговорённый,

 

И чтобы музыкой глухой они прошли

По странам и морям тоскующей земли.

 

* * *

 

Ни с кем не говори. Не пей вина.

Оставь свой дом. Оставь жену и брата.

Оставь людей. Ты должен навсегда

Почувствовать – к былому нет возврата.

 

Былое надо разлюбить. Тогда

Ты должен будешь разлюбить природу,

И быть всё безразличней, – день за днём,

Неделю за неделей, год от году.

 

И медленно умрут твои мечты,

И будет тьма кругом. И в жизни новой

Отчётливо тогда увидишь ты

Крест деревянный и венец терновый.

 

* * *

 

Н<иколаю> Р<ейзени>

 

Ночью он плакал. О чём, всё равно.

(Многое спутано, затаено).

 

Ночью он плакал, и тихо над ним

Жизни сгоревшей развеялся дым.

 

Утром другие приходят слова,

Перебираю, что помню едва.

 

Ночью он плакал… И брезжил в ответ

Слабый, далёкий, но всё-таки свет.

 

* * *

 

«О если б где-нибудь в струящемся эфире?

В надзвёздной тишине,

В непостижимой тьме, в невероятном мире

Ты всё же внемлешь мне,

 

То хоть бы только раз…» Но длилось промедленье,

И всё слабей дыша,

От одиночества и от недоуменья

Здесь умерла душа.

 

* * *

 

«…может быть залог»

 

«О, если правда, что в ночи…»

Не правда. Не читай, не надо.

Всё лучше: жалобы твои,

Слёз ежедневные ручьи,

Чем эта лживая услада.

 

Но если… о, тогда молчи!

Ещё не время, рано, рано.

Как голос из-за океана,

Как зов, как молния в ночи,

Как в подземелье цвет свечи,

 

Как избавление от бреда,

Как исцеление… видит Бог,

Он сам всего сказать не мог,

Он сам в сомненьях изнемог…

Тогда бессмер… молчи!... победа,

Ну, как там у него? «залог».

 

1922

 

 

Оставленная

 

Мы всё томимся и скучаем,

Мы равнодушно повторяем,

Что есть иной и лучший край.

Но если здесь такие встречи,

Если не сон вчерашний вечер,

Зачем нам недоступный рай?

 

И всё равно, что счастье мчится,

Как обезумевшая птица,

Что я уже теряю вас,

Что близких дней я знаю горе,

Целуя голубое море

У дерзких и весёлых глав.

 

Лишь хочется летать за вами

Над закарпатскими полями,

Пролить отравленную кровь

И строгим ангелам на небе

Сказать, что горек был мой жребий

И не увенчана любовь.

 

 

Памяти М. Ц.

 

Поговорить бы хоть теперь, Марина!

При жизни не пришлось! Теперь вас нет.

Но слышится мне голос лебединый,

Как вестник торжества и вестник бед.

 

При жизни не пришлось. Не я виною.

Литература – приглашенье в ад,

Куда я радостно ходил, не скрою,

Откуда никому – путей назад.

 

Не я виной. Как много в мире боли.

Но ведь и вас я не виню ни в чём.

Всё – по случайности, всё – по неволе.

Как чудно жить. Как плохо мы живём.

 

* * *

 

Светало. Сиделка вздохнула. Потом

Себя осенила небрежным крестом

И отложила ненужные спицы.

Прошёл коридорный с дежурным врачом.

Покойника вынесли из больницы.

 

А я в это время и в карты играл,

Какой-нибудь вздор по привычке читал,

И даже не встал. Ничего не расслышал,

На голос, из-за моря звавший не вышел,

Не знаю куда, без оглядки, навек…

 

А вот, ещё говорят – человек!

 

* * *

 

Слушай – и в смутных догадках не лги.

Ночь настаёт, и какая: ни зги!

 

Надо безропотно встретить её,

Как ни сжималось бы сердце твоё.

 

Слушай себя, но не слушай людей.

Музыка мира всё глуше, бедней.

 

Космос, полёты, восторги, война, –

Жизнь, говорят, измениться должна.

 

(Да, это так… Но не поняли вы:

«Тише воды, ниже травы»).

 

* * *

 

Стихам своим я знаю цену.

Мне жаль их, только и всего.

Но ощущаю как измену

Иных поэзий торжество.

 

Сквозь отступленья, повторенья,

Без красок и почти без слов,

Одно единое виденье,

Как месяц из-за облаков.

 

То промелькнет, то исчезает,

То затуманится слегка,

И тихим светом озаряет,

И непреложно примиряет

С беспомощностью языка.

 

* * *

 

Стоцветными крутыми кораблями

Уж не плывут по небу облака,

И берега занесены песками,

И высохла стеклянная река.

 

Но в тишине ещё синеют звёзды

И вянут затонувшие венки,

Да у шатра разрушенного мёрзнут

Горбатые седые старики.

 

И сиринам, уж безголосым, снится,

Что из шатра, в шелках и жемчугах,

С пленительной улыбкой на устах

Выходит Шемаханская царица.

 

* * *

 

Твоих озёр, Норвегия, твоих лесов…

И оборвалась речь сама собою.

На камне женщина поёт без слов,

Над нею небо льдисто-голубое.

 

О верности, терпении, любви,

О всех оставленных, о всех усталых…

(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)

Сияет снег на озарённых скалах.

 

Сияют сосны красные в снегу,

Сон недоснившийся, неясный, о котором

Иначе рассказать я не могу….

 

Твоим лесам, Норвегия, твоим озёрам.

 

1924

 

* * *

 

Тихим, тёмным, бесконечно звёздным,

Нет ему ни имени, ни слов,

Голосом небесным и морозным

Из-за бесконечных облаков,

Из-за бесконечного эфира,

Из-за всех созвездий и орбит,

Легким голосом иного мира

Смерть со мной всё время говорит.

 

Я живу, как все: пишу, читаю,

Соблюдаю суету сует…

Но, прислушиваясь, умираю

Голосу любимому в ответ.

 

 

* * *

 

Что там было? Ширь закатов блёклых,

Золочённых шпилей лёгкий взлёт,

Ледяные розаны на стёклах,

Лёд на улицах и в душах лёд.

 

Разговоры будто бы в могилах,

Тишина, которой не смутить…

Десять лет прошло, и мы не в силах

Этого не вспомнить, не забыть.

 

Тысяча пройдёт, не повторится,

Не вернётся это никогда.

На земле была одна столица,

Всё другое – просто города.