Геннадий Кононов

Геннадий Кононов

30.09.1959 – 22.06.2004

 

Геннадий КононовПоэт, прозаик. Родился и умер в городе Пыталово Псковской области. До своего 45-летия Геннадий Владимирович не дожил совсем немного...

После окончания филфака Псковского пединститута работал во многих городах Союза и России.

Стихи Геннадия и при его жизни, и после смерти публиковались в журналах «Литературная учёба», «Юность», «Москва», «Русская провинция», «День и Ночь», «Футурум Арт», «Истоки», «Третье дыхание», «Скобари», в газетах «Литературная Россия» и «Трибуна» и в других отечественных изданиях. Поэтические тексты Кононова вошли в легендарную антологию «Приют неизвестных поэтов (Дикороссы)».

Основным творческим наследием коренного псковитянина стали около двух тысяч стихотворений и 18 прозаических текстов. Вскоре после его смерти при финансовой поддержке администрации Пыталовского района был издан сборник «Жизнь – за прозренье». А в 2009 году по инициативе Вадима Андреева на средства друзей поэта в Пскове увидела свет книга Геннадия Кононова «На русских путях». (Предисловие В.Я. Курбатова, послесловие А. Семёнова). Через десять лет, в 2019-м году, товарищи поэта и поклонники его творчества подготовили к печати и выпустили в Москве избранные произведения с «говорящим названием» «Издранное» (издательство «Пальмир»).

Из эссе «Привычка к возвращённой сдаче», написанного большим русским поэтом Юрием Беликовым: «...Гена преподавал в школе для глухих детей и едва ли получал сносную зарплату. Речь о другом – о “почти богоизбранности”: об исполненности поэтического долга и завершении миссии.

 

Нам похожий на Армстронга ангел играл на трубе.

Оплати этот джаз. Сдачу можешь оставить себе.

 

Поэт, если он Поэт, а не Лариса Рубальская, рано или поздно принимает крёстные муки. Это – неизбежно. Неизбежно и то, что нам вернули ту самую сдачу. Не велика ли плата? Когда же привыкшие жить на возвращённую сдачу земляне научатся слушать и слышать своих поэтов до их ухода?

Однажды я опубликовал в газете “Трибуна” стихотворение Кононова “Закачаются стены, вино растечётся по венам…” По чьему-то недосмотру этому стихотворению кто-то отдавил концовку, как ящерке хвост. Окончание же было таким:

 

Не даю никому ни по роже,

ни в долг, ни советов,

и не знаю, к чему бы

я мог относиться всерьёз.

 

Жизнь была так длинна,

я в ней выслушал столько ответов,

но любил только тех в ней,

кто грамотно ставил вопрос».

 

Ген грядущего века

 

Сто лет назад (ну никак не меньше!), когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли, я подарил другу экспромт:

 

Гена, мгновенны – мы.

Время, увы, рентгенно.

Наши умы – из тьмы! –

Грядущего века гены…

 

Приятеля того звали, как вы догадались, Геннадием и носил он фамилию Битный, которая сейчас никому ни о чём не говорит. А жаль! Ведь парень был блистательный – роман «Ave, Caesar!» отгрохал, теорию Евклидовых пространств развил. Но публичного признания не добился – Бахус, будь он неладен, дорогу перешёл. (Хотя, быть может, не только в коварном боге-искусителе дело... Не знаю, не знаю... Судить друга не могу. Но грустно ещё и от того, что пожелтевшая рукопись романа изгрызена мышами, а невиданные геометрические модели служат пепельницами для беломорин…)

А вот мой, казалось бы, пустячный экспромт и в новый век перекочевал – он применим, проверьте, к любому носителю имени Гена: хоть к поэту Шпаликову, хоть к дирижёру Рождественскому и, конечно, к актёру Хазанову.

Когда не стало Гены Кононова, я ужаснулся и в то же время удивился универсальности юношеского экспромта: а ведь и о Кононове эти четыре строчки. Увы – о нём! Ура – о нём! Потому что лет через сто, поверьте уж, лучшие стихи Пыталовского затворника останутся с нашими внуками и правнуками:

 

На пороге небесной отчизны

вмиг развеются все наважденья –

в лучший миг моей заспанной жизни,

за мгновение до пробужденья.

 

Осмелюсь предположить, что для Гены Кононова самыми светлыми мгновениями этой жизни стали публикации в «Приюте неизвестных поэтов» – и газетные, и книжные. Сужу хотя бы потому, что мои строки порой оказывались рядом с его стихами, и радость моя гарцевала по склонам Кавказского хребта, а фонтаны южного Ставрополя вновь становились голубыми. Судя по текстам Геннадия, он был наблюдательным и очень эмоциональным человеком, и вряд ли хранил олимпийское спокойствие, узнав об очередной столичной премьере своих пророческих синкоп:

 

Так ли нам важны детали?

Срок короткий или длинный?

Властелин ты или раб –

на одной горизонтали,

из одной и той же глины,

и всему один масштаб!

 

Сокровенно улыбаюсь я и при воспоминании о том, как некий завистливый писака бесился, цитируя и Кононова, и Сутулова с Катериничем: мол, тоже ещё пииты выискались – один запросто к Иосифу Бродскому обращается, другой – к самому Борису Леонидычу. Ладно, Гена, простим его, столичного барчука с бобровым воротником! А также их – тех самых, которые свистели и улюлюкали нам вслед. Пусть себе эти интеллектуальные импотенты сепетят: они же ни фига не могут, ведь словеса критиканов не созиданию служат, а призваны под знамёна самолюбования, самокормления и кормления самок!

 

Ты там шибко не грусти и не пей по-чёрному – мы, дикороссы, тут о тебе вспоминаем. По случаю и без оного. И, прежде всего, потому, что интонационно никто не сможет тебя повторить:

 

Не расточая слов, собирать камни.

Кланяться почве и ожидать роста.

Ведь на стареющей коже печать Агни

нам не видна. Поэтому всё просто.

 

Падают в женщин звёзды монад ссыльных.

Потом полита, быстро растет Башня.

По телефону Мария зачнёт Сына.

Нет козырей, поэтому всё страшно.

 

Козыри у тебя были. Козыри твои и остались: честность, бесстрашие, неугомонность, загадочность. Каждому из дикороссов завещаны они. И проклюнутся в наших потомках – генами грядущего века.

 

Сергей Сутулов-Катеринич

 

Первоисточник: журнал «День и ночь», 2006, №1

Подборки стихотворений