Геннадий
Ермошин

Возвращение на Итаку  

начерченный травинкой на песке, 
мой мир дрожал на тонком волоске, 
вот-вот готовый вдребезги разбиться. 
день-лицедей в дурацком колпаке 
шалтал-болтал на мёртвом языке 
и всё никак не мог наговориться. 
  
впивался в память острым коготком, – 
скажи, по ком скорбишь ты, друг, по 
     ком? – 
как эскулап, мои тревожа раны… 
вернись, Улисс!.. – шипел в камнях 
     прибой, 
кричала чайка в дымке голубой. 
дышал причал макрелью и шафраном, 
  
прогорклым маслом, хлебом и вином, 
«Арго» спешил за золотым руном, 
а здесь застыло в позе страусиной 
пространство-время, шевелясь едва. 
и – за борт, за борт бренные слова, 
обёрнутые старой парусиной. 
  
и скрыта суть под разным барахлом, 
как Афродита в девушке с веслом, 
и нет проблем страшнее скарлатины. 
а где-то там – среди немой толпы – 
безмолвен сфинкс… остриженные лбы… 
и фараон и партия – едины… 
  
страна войны, теплушек с кипятком, 
по ком молчит твой колокол, по ком? 
ты так давно больна невозвращеньем, 
непокаяньем каинов своих. 
быть может, я и сам – один из них, 
что мне твоё прощанье и прощенье? 
  
купаю деревянного коня, 
песочный город, помнишь ли меня? – 
то улыбнусь, то плачу неумело. 
твой блудный сын, уставший от разлук, 
я поднимаю свой истёртый лук 
и посылаю гибельные стрелы!