* * *
Инне Труфановой
Звук происходит от того,
что тишина крошится мелом,
аккорд случайный и несмелый –
в застывшем отзвуке шагов
приходят контуры и ноты,
диктантом, без черновиков,
в союзе музыки и слов,
и с наступлением субботы
плывёт над Городом туман,
укрыв Пейзажную аллею,
он в ней гитарою лелеет
пришедших через океан
к своим истокам… Вопреки
судьбе, сложившейся иначе,
как много это всё же значит,
когда два берега Реки
и осязаемы, и зримы.
Вот так вершатся чудеса,
и словно свежая роса
слёз отражается в любимых.
Сиянье, Выдубецкий, свет
от Параджановских ответов…
…Последним довоенным летом
над куполами светлый след…
Звук происходит от того,
что тишина всегда печальна,
и потому в закате дальнем –
союз из музыки и слов…
февраль – май – август 2014
Зонированное
В зоне комфорта дождь, крадётся туман,
нелёгкое небо сулит наваждений ряд,
во времени года зашит изначальный изъян,
спрос на изысканный виски и шахерезад.
На рейд корабли не заходят который год,
от взлётных полос отказался аэропорт,
к тому, который упрямо чего-то ждёт,
пришли с понятыми и вынесли даже йод.
И та, которая спит по ночам одна,
приходит с допросов немая, врагов не сдав,
долго стоит под душем, смиряя нрав,
не вешает штор и одета лишь иногда.
На театральной сцене застыл пулемёт,
такой символизм отшибает желание петь,
из окон мерцает огнями красивая смерть,
но стая ворон не может взлететь – и ждёт.
Гадалок и магов намедни сожгли в хлеву,
мутили народ – вещали, что близится день,
на стадионе – над полем нависла тень,
бригада хирургов срезала всю траву.
Тем временем – он и она включены
в списки готовых уйти на восток поездов,
в её гримёрке – гитары, в его ежедневнике слов
не хватит на опыт спасенья одной страны.
В ретроспекции этот период назовут
чем-то созвучным истории средних веков,
если, конечно, сойдут следы от подков
и будет кому вернуться, допустим, в Гурзуф.
Ну а пока – в прогнозе туман и дожди,
зона комфорта законодательно отменена,
суть не во времени года, это пришли времена,
в которых такой расклад больше неотвратим.
5 – 7 июля 2016
Последний вечер осени
Пора очарования очей
благоволит столь вкрадчиво и нежно,
столь опрометчиво, что замедляет ход,
как будто удивившись, срез времён
вот этой самой благостной порой.
Дрожащий лист последней бабочке вослед
воздушный шлёт привет от скорпиона,
чей женский образ так устал от суеты,
но по инерции всё так же возникает
то здесь, то там и, как всегда, некстати,
но обтекаемость сезонная простит,
благословит, подскажет слово или даже
то направление, которое весною
ещё неясной было новизной.
А завтра будет снежная зима,
без правил и проторенных маршрутов,
где в ранних сумерках дыхание свежо
и кажется нелепым многосложье,
обыденность ненужных скоростей
и принципы, в которых, кроме догмы,
внегранная зияет пустота.
На горизонте отдыхает глаз,
и столь отрадно: озеро не море,
вернее даже, что залив – не океан.
Пора очарования очей
простилась в пользу нынешней эпохи.
30 ноября 2016
* * *
Казалось, что вчера, не раньше,
Via Fiume и dei Gracchi,
у римлян здесь морские дачи,
как будто предсказал факир…
В кинотеатре итальянском,
в открыто-замкнутом пространстве,
с определённым постоянством
по капле открывался мир.
А рядом Лейла из Тбилиси,
мы видели такие выси,
на уходящем в море мысе
нам сны рассказывал сатир.
Тринадцать приключилось в Риме,
и прямо из огня в полымя,
во что, покуда и во имя
этруски закатили пир.
Футбол – на чёрной гальке пляжа,
мы обыграли местных дважды,
нас били неохотно даже,
и дождь январский моросил.
До самолётов – дни, недели –
Нью-Йорки – Калгари – Сиднеи,
мы под гитару не допели
всё то, о чём писал Сапгир.
В ретроспективе осязая
плоды ладиспольского рая,
в проулки память исчезает,
и значит – этот город был.
21 ноября 2016
* * *
Помнишь, это было у моря…
В. Музыкантов
Затяжные дожди по всему побережью Флориды,
сдобрен кофе уют, как в былые, похожие дни,
но идут корабли в горизонты, видавшие виды,
отражая волну, витражам завершённым сродни.
Здесь такая зима, будто всем континентам на зависть,
но пора аномалий коснулась и этих широт,
и романтика моря вершится в туманную завись,
словно век бригантин продолжается и не пройдёт.
Океан облака ангажирует ветром на танго,
с перерывом на вальс, когда ритм изменяется вдруг,
и во всём невпопад, поздним детством приходит Паланга,
затяжными дождями вершит подсознания круг.
Неумело тогда, в сплошь янтарном закате, на дюнах,
как ожог – поцелуй одногодки, литовской княжны,
и звучала гитара, казались волшебными струны,
непривычны – озноб и щемящее чувство вины…
Этот светлый сценарий порой в заколдованном круге
повторялся у моря, цветной раскадровкой дразня:
в главной роли всегда красотою блистали подруги,
в затяжные дожди согревая любовью меня.
В благодарность за это, порою не веря прогнозам,
оказавшись у моря, где ласки зимою не жди,
окрылённый стихами и склонностью к метаморфозам,
я люблю это время, когда затяжные дожди…
декабрь 2015
* * *
Прямо из Борисполя,
в прозу и стихи,
в откровенье, в исповедь,
в грёзы, не грехи.
В те шестидесятые
цвета сентября,
в сферы непредвзятые,
в отблеск фонаря.
В то, что ненавязчиво
проникало в сны,
тихим плеском вкрадчивым
сумерек Десны.
В разговоры за полночь,
в кофе без вины
в круге тусклой лампочки
тлеющей страны.
В этот тем не менее
лучший из миров,
обретённый, склеенный
из забытых слов,
прежней, светлой музыки,
книжных истин, фраз…
Не чужим – быть узнанным,
пусть не каждый раз.
24 марта – 30 июня 2016
* * *
Все Божьи дети могут танцевать…
Харуки Мураками
Lincoln Park – Highland Park –
это сорок минут по осенней дороге,
кольцевой, огибающей, резкой,
как будто танцующей сальсу,
в веренице таких же,
похожих на сон Дон-Хуана, индейцев в пироге,
что никак несозвучны
игравшей судьбою мелодии вальса…
Из летящих машин повсеместно и дерзко –
звучание самбы
духовым ноябрём
в гулком такте дождя по стеклу ветровому…
Never mind the wait,
just acknowledge the wind and a cookie would crumble…
А в любом переводе
корёжится смысл и звучит по-другому.
Не поэтому ли
на спидометр фосфором ладятся цифры,
чтобы знали лимит те,
кто прочь сметены элементами танго,
simply ponder the thought,
and acknowledge the wind even if so briefly –
и вперёд, в глубину,
доверяя дыхания ритм тишине акваланга.
Highland Park – Lincoln Park –
тот же самый маршрут, но заметно короче,
все мелодии просто ушли в никуда,
и ворвался Высоцкий,
он накрыл небоскрёбы
хрипящим стихом исчезающей ночи,
и грунтованный воздух
отвадил беду, захватив перекрёстки.
16 ноября 2004
* * *
Мне нравится канадское кино –
в нём недосказанность, отснятая под вечер,
и мягкий свет, и силуэт предплечий,
сам диалог – как доброе вино.
Мне близок предрассветный Монреаль,
где камера скользит по мокрым крышам –
вот персонаж, он музыку услышал –
урбанистическая льётся пастораль…
Звучанье каблуков по мостовой,
акустика оставленной квартиры,
и мягкая настойчивость сатиры
над близким Югом с непохожею судьбой.
А женский образ в этом cinema
вершит крушение всех стереотипов,
быть может, смысл в отсутствии софитов –
звучит Дассен: «…Si tu n’existais pas…»
Мне нравится канадское кино –
в нём визуально осязаем запах кофе,
и неожиданно возникший смуглый профиль
из притчи Коэна… Открытое окно,
в котором Эгоян увидел свечи,
в их отражении – обыденность загадки
и путь к решению томительно-несладкий…
Такого в Голливуде больше нет.
декабрь 1998
New Haven
Рождение манхэтенского дня
Как благодатны медленные дни,
когда туман и облака, обнявшись крепко,
вовсю причастны к ремеслу воздушной лепки,
а сам Нью-Йорк – лишь матрица у них.
Ещё нехоженый, неезженый асфальт,
истомы не скрывая, ранним утром
клубится паром, облекаясь перламутром,
в Центральном парке саксофону вторит альт.
Всех тех, кто этим утром предпочёл
любви рассветной место в пейзаже,
небесный зодчий, элементами уважив,
увы, причастными к мистерии не счёл.
И потому есть в этом городе места,
не меченные временем с погодой,
в них возвращения означены уходом,
как партитура с нотного листа.
Такие пасмурно-талантливые дни
скорее исключение из правил,
ваятель их намеренно оставил
в процессе лепки – наваждению сродни.
2 июня 2003
New York
* * *
В Каталонии осень в преддверии тёплой зимы,
не похожей на наши ни в том полушарье, ни в этом.
Провиденье подбросит загадки видений, и мы,
очарованы осенью, канем в куплете неспетом.
Воздух соткан из ярких частиц ароматов и слов.
Средиземная свежесть струится по кромке отсвета,
время года Марины – пророк Иоанн Богослов,
в Барселоне дожди, а в Тарусе их нет – бабье лето…
сентябрь 2003
Таруса
В Тарусе дождь, сентябрьский, грибной,
шуршащая листва под каблуками,
и осени цветаевской штрихами
расписаны туманы над Окой,
проникновенно отражаются в реке
берёзы, облака, лесные дали,
здесь всё естественно, и ветерок печали
струится к радуге, возникшей налегке.
Давно уже написано о том,
какие чувства будит это место…
Я просто постою. Мне всё известно.
Очарованье в этот раз не будет сном.
сентябрь – октябрь 1997
Москва
Lincoln Park West
Бывают будни в феврале,
переходящие друг в друга,
и беспорядок на столе,
что равен квадратуре круга.
Такими днями правит Джойс,
когда, перечитав «Улисса»,
весь север штата Иллинойс
подобен кораблю у мыса.
Февральский город на ветру
непредсказуем и коварен,
одно спасенье поутру –
зовущий запах кофеварен.
А там, перелистав «Tribune»,
поймёшь, что всё не так уж скверно,
что век почтительно не юн,
а восприятье эфемерно.
Всё станет на свои места,
когда пребудет ветер с юга,
исчезнув с нотного листа,
в звучанье разольётся фуга.
И если сбудется строка,
переливаясь продолженьем,
то побледнеют облака,
исчезнув вместе с наважденьем
переходного февраля.
март 1999
Chicago
* * *
Кодреску, Кундера, Коэн,
один – всё же в поле воин,
Довлатов, Аксёнов, Павич,
как будто бы небо навзничь,
Булгаков, Высоцкий, Бродский,
а истина доберётся…
10 октября 2001
© Гари Лайт, 1997–2021.
© 45-я параллель, 2021.