Галина Прудникова

Галина Прудникова

Все стихи Галины Прудниковой

Амазонка

 

«Амазонкам привет!» – старый слесарь блистал эрудицией,

Появившись в палате – защёлку чинить на двери.

Осадить за обидный намёк? Не пристало в больнице…

И силёнок в обрез у одной из «мифических жриц»…

 

Амазонка? Пожалуй. По жизни – охотница-лучница.

Сколько пущено стрел – с каждой новой добычей острей.

Но оставлен колчан – впредь охотиться вряд ли получится.

Сорок прожитых лет – ни любви, ни семьи, ни детей.

 

Нестерпимая боль. И вопрос – ну, кому я, ущербная?

Перед сном димедрол, и считать не придётся до ста.

…А наутро – на тумбочке нежная веточка вербы.

Продолжается жизнь. Скоро Пасха. Попробуем встать…

 

Душа танцует полонез

 

Душа танцует полонез –

лишь па от хохота до всхлипа –

душа, что вымыта до скрипа

потоком, посланным с небес.

Она кружится под дождём...

Не смейте ей мешать, не смейте!

Звучит божественная флейта –

нет никого, они – вдвоём!

Обласкана дождём душа –

поёт и плачет, и смеётся.

Бальзам небес на раны льётся,

обиды горькие круша...

 

 

Жизнь чужая

 

Жизнь чужая – как чужие окна –

Тюль ажурный, комнатный цветок.

Козырёк, чтоб рама в дождь не мокла.

Что за ней – не ведает никто.

 

Свет горит, мелькают силуэты –

Манит запотевшее стекло.

Чья-то жизнь – счастливая планета,

На которой чисто и тепло.

 

Движутся размытые фигуры,

Словно фильм загадочный идёт.

Я стою, глазею – вот же дура!

Мокну под занудливым дождём.

 

«Всяка хата горюшком напхата» –

Вспоминаю старую мораль.

Нет судьбы без горя и утраты,

Чтобы горы счастья и добра.

 

В духе пилигримовского стиля

Кутаюсь в промокший капюшон.

Я надеюсь – все меня простили.

Кто меня обидел – мной прощён.

 

Оставляю за чужой оградой

Призрачного счастья абсолют.

Никакой другой судьбы не надо –

Я свою, опальную, люблю.

 

Заката медь

 

Заката медь сползёт по окнам,

отмерит ночь свои часы,

но мы с тобою не промокнем

в купели утренней росы.

Не убежим в луга хмельные

встречать безудержный рассвет,

ромашки – шляпки золотые –

не соберём с тобой в букет.

В душистых травах не зависнем,

купаясь в солнечных лучах –

коварный друг – тысячелистник

сгустил нам кровь до сургуча…

И мы с тобой сейчас другие –

поврозь размётаны пути.

Но хлещет плетью ностальгия

по мрачной серости рутин...

 


Поэтическая викторина

Не смотри на меня

 

Не смотри на меня… И не хмурь поседевшие брови.

Не тверди, что любовь (ты о чём?) не ушла никуда.

Лучше молча присядь и дыши, по возможности, ровно,

И оставь этот пафосный бред невозвратным годам.

 

Лучше чаю спроси – почерней и, конечно, покрепче.

Я в заварник засыплю (из вредности) белый улун.

Будешь слушать мои поучительно-нудные речи

И в отместку, потом, разбросаешь носки на полу.

 

Оброни невзначай – не молодка, скачи-ка «потише».

Огрызнусь незлобиво – подумаешь, бравый юнец.

Но, услышав «курлы», я в задумчивом небе увижу

Чёткий клин журавлей, значит, бабьему лету – конец.

 

Поворчи – холода, не ходи босоногая в сени,

Одевайся теплей…

Как приятны простые слова!

Не дари мне охапки коралловых листьев осенних.

Ни к чему... Не хочу, чтоб кружилась моя голова...

 

Повитель

 

Расплелась повитель в огороде –

одолела созревший чеснок.

Серафима неслабая, вроде,

но она абсолютно не против,

чтобы кто-то пришёл да помог.

 

А помощников нет – одинока.

Но не станет на долю пенять –

ни всерьёз, ни шутя ненароком…

Суетится поодаль сорока

да мяукает кот у плетня.

 

Все порывы подсобной бригады –

стрекотать и валяться в тени.

Серафиме работа – в награду,

ей большого богатства не надо –

были б смыслом наполнены дни.

 

У межи развесёлая Зойка:

«Приходи, пирожков напеку!

Испытаем, крепка ли настойка».

«Ишь, забыла, как прыгала в койку

к мужику моему, ходоку.

 

А теперь – дорогая подруга!

И надёжней ещё поискать!»

…Солнце золотом чертит по кругу.

Повитель и цепка, и упруга;

зелена, словно вдовья тоска.

 

Третий год муженёк на погосте.

По усопшему память светла…

На душе ни печали, ни злости.

И пойдёт Серафимушка в гости

к той, которой волосья рвала.

 

Опрокинут по паре стаканов,

самогон пирожком закусив,

«Шёл казак на побывку…» – затянут,

и по старой традиции станут

друг у дружки прощенья просить –

 

за подлянку, за драные патлы,

за измазанный дёгтем забор,

за года, что ушли безвозвратно…

Будет литься, немного невнятный,

двух заклятых подруг разговор.

 

Посиделки закончатся поздно.

Выйдет на небо месяц немой,

поплывёт в тишине коматозно,

и повиснут досужие звёзды,

провожая «гулёну» домой.

 

Всполошится ночная кукушка –

напророчит спросонья лет сто.

Усмехнётся казачка: «Болтушка…»

И совьётся на стылой подушке

вдовий сон повителью густой.

 

Три дня у моря

 

Три дня у моря – какая роскошь!

Волна упруга и величава.

Пугливый лебедь клюёт с ладошки

Под крики шумных скандальных чаек.

 

Морская галька с весёлым хрустом

Цепляет кили прибрежных лодок.

А воздух пахнет морской капустой –

Вдыхаю жадно ионы йода!

 

На горизонте скорлупки-судна

Спокойно дремлют в лучах заката.

На зимнем пляже немноголюдно...

«Бабуль, уходим», – зовут внучата.

 

В примету веря, в шальном задоре

Швыряю в воду свою монету.

Шепчу тихонько: «До встречи, море!»

И знаю точно – ещё приеду!

 

И лакирует дождь…

 

...и лакирует дождь плафоны фонарей,

дрожит сырая мгла и не нащупать небо.

Завис промокший сквер в полночном янтаре –

и мой балкон плывёт в загадочную небыль.

 

На небе нет луны и звёзд на небе нет –

все звёзды на земле листом кленовым пьяным.

Лишь свет от фонарей... А за стеной сосед

Бетховена шедевр разучивает рьяно.

 

И этот лунный звук – задумчивый минор –

звенит в моей душе пронзительной рутиной.

И золотится дождь по остову опор,

стекая на асфальт блестящей паутиной...