Часы
Старинные часы всегда стоят...
И пляшет свет, и сонно липнут тени.
А люди, опускаясь на колени,
Из года в год наверх бросают взгляд –
Такой обряд, хотя часы стоят.
Они вне расписания и дат.
А время, их покинув, мимо-ходит.
И тянет за незримые поводья
И манит... но, как преданный солдат,
Не покидая пост, часы стоят.
Мерцает свечек призрачный отряд.
Людей сменяют люди, а хоралы –
Ночные скрипы. Исправляют нравы
И портят нравы сотни лет подряд.
Но на своем по-прежнему стоят
Часы. Когда мы явимся на суд
И все пройдём под ними вереницей,
То время предпочтет остановиться,
Чтоб не считать столетьями минут,
И всё застынет.
А часы пойдут.
Всё хорошо
Всё у нас хорошо! Но увозят осенние листья,
Собирая, бесправные, в пыльный казённый мешок,
По этапу, в расход, без надежд и грядущих амнистий...
Инквизитор с метлой, свой участок жестоко зачистив,
Смотрит в землю и помнит, что всё у нас тут хорошо.
Хорошо всё у нас. Этот дождик по капле опознан,
По манере письма, по рифмовке и ритмике фраз.
И стихи у него получаются лучше, чем проза,
Верный признак таланта – неверность погодным прогнозам.
Значит, тоже не врёт... бьёт и льёт: «Хорошо всё у нас».
«Хорошо у нас всё, – говоришь ты, не ведая фальши. –
Вот придёт новый день – облегчение он принесёт.
С каждым словом точней, с каждым небом – всё глубже и дальше...
Потеплее оденься – и так вдохновенно не кашляй,
Не пиши, не ругайся... Не плачь! Хорошо у нас всё…»
О будущей весне
Какие там стихи о будущей весне...
Чем стану я дышать в загаданном апреле?
Быть может, утеку, как надоевший снег,
Цепляясь за стволы безмолвных чёрных елей.
А может, повезёт, и всё-таки прорвусь,
Как новый клейкий лист из криворукой ветки,
И солнца тихий луч меня коснётся – пусть
На краткий только миг, нечаянной пометкой.
А может, я очнусь от запаха земли –
Тревожно заскрипят мои больные корни.
По жилам потечёт древнейшая, как мир,
Та сила, что из тьмы на свет живое гонит.
А может, разольюсь – границы позабыв,
Покинув берега, разбив зеркальный панцирь,
Прогнившие мостки вскрывая, как нарыв,
Чтоб вновь, оставив стыд, у ног твоих плескаться.
Прогорклым летним днём сквозь мути пелену
О будущем, ты прав, загадывать без толку.
Ах, как бы проскользнуть в ещё одну весну!
...По краешку, тайком... продрогшей богомолкой...
Кленовые письма
Я пишу тебе письма – на каждом листке,
отправляю их в каждую новую осень.
Почтальон прилетает ко мне налегке
и всю стаю к тебе на крыльцо переносит.
И шуршат они там, и читаются вслух,
и трепещут, уснув на шершавом пороге,
но ты к шепоту этому, видимо, глух,
и спускаясь, не смотришь, наверно, под ноги.
Как выходишь из дома, является он
– твой усталый двойник, – подметает ступени
и ругает меня, и чихвостит сезон,
и стоит на подсвеченной золотом сцене,
подопрётся метлой и глядит далеко.
Там блуждает по городу странный прохожий
и послания ищет – с моею строкой,
и найти их которую осень не может.
Осенне-депрессивное
Мы поздние нотки на слабенькой ветке –
Пора нас судить беспощадней и строже.
Никто не спасётся, расставлены метки,
и хоть бы скорее... пускай не тревожат
пустые надежды. Последние песни
поют дураки, оторвавшись от стаи.
Но небо закрыто, диагноз известен,
кто смог бы взлететь – тот давно уж летает.
А нам и пытаться теперь уже тщетно,
а нам – покружив, пополнять эти сонмы
шуршащих и мёртвых, цветных и бесцветных –
осеннюю норму упавших и сорных
из прошлого года, из прошлого века
– мы ляжем слоями, от нас не убудет,
мы смыслы без звука, мы ноты-калеки,
обычные души обыденных судеб.
Нас поздняя осень привычно зачистит,
а мы никого не зовём за собою...
Вот только немного сочувствуем листьям,
что станут надеяться новой весною.
Отраженье
Белый снег и чёрные стволы.
Голо и стерильно, как в больнице.
Новые реальности малы,
Не хочу ни плакать, ни лечиться.
Лампа за спиной, окно без штор.
Вот, стою – мишенью чёрных улиц.
Тьма слепит, в упор глядит Ничто –
Где-то я с собою разминулась.
Нет, там кто-то целится, молчит.
Может, обозналась – вечер, тени?..
…Не спасут врачи и палачи,
Если убивает отраженье.
* * *
Затянулся этот день,
Затянул в слепые лужи.
Складки на земле утюжит
Вечер – скучный телепень.
Мир внутри и мир снаружи
Чаще сходятся теперь.
Завтра, угадаю – снег,
Белым тестом всё слепляя,
Ноты, провода, сараи,
Щёлки между сонных век,
Край вселенной с дома краем,
– Снова выпадет – навек.
Все мы, знаешь, за окном,
Кто – внутри, а кто на ветке,
И у нас теперь нередки
Снега ком и в горле ком…
От всего дают таблетки
В мире белом и простом.
Залетев в своё гнездо
И укрывшись с головою,
Слушаем, как ветер воет:
Ми-ре-соль… соль-ля-си-до…
И живущая с живою
На два такта – заодно.
Надежда
Снег валит и валит, ты прячешь озябшие руки
и думаешь – вечность застыла под этим окном,
сейчас всё решится – иначе ты сгинешь в разлуке,
и этой расплаты ждут небо, деревья и дом.
Ах, эти влюбленные – просто наивные дети.
Она не придёт, и что толку упрямо стоять
и слать смс... Но, хоть я за неё не в ответе,
я буду с тобою, я рядом – опять и опять.
Я в каждой развилке и в каждом твоем повороте,
в молитвах и снах, и под дверью сижу у врача,
и прячусь в словах, и звучу в самой трепетной ноте,
и в точке, и в строчке, что надо с абзаца начать.
Чем дольше с тобой, тем я буду сильней и заметней.
Я в тяжести лет и в концовках прочитанных глав,
и в длинных гудках, и в коротких... И самой последней
покину тебя, лишь на крохотный миг обогнав.
Подоконник, книжка, чашка...
Подоконник, книжка, чашка.
К мерзлому окну
Тонкой блеклой промокашкой
Зимний свет прильнул.
А за шторкою дремотной
День уже остыл.
Тянут время неохотно
Старые часы
И немодным циферблатом
Смотрят мне в глаза:
Ты-то, ты-то, вино-вата,
Так-таки и знай.
Любопытная, рябина
Тычется в окно.
Клин не выбиваю клином,
Так что всё равно.
Но глядят друг в друга окна,
Дотемна близки…
День твой был сегодня соткан
Из моей тоски.
Ангел первого снега
Я немного посижу и улечу...
В эту зиму – неподъёмная работа.
Хоть нам крылья и даются по плечу,
но сегодня тяжело плечам чего-то...
Обвисают крылья, мокнут, тянут вниз,
Над обрывом мира – словно над порогом.
Первый снег... я повторю потом на бис,
я взлечу... лишь посижу ещё немного.
За надеждой
А рябины моют в лужах ноги,
И густеет грязи тёмной каша.
Но земля вечерняя, о боги,
Не грустна – наивна и бесстрашна.
Не набухли почки – подождите,
Будет всё чудеснее, чем прежде.
И деревья тянут руки-нити
В небо, словно люди, за надеждой.
Низко потолок. Сырой и сладкий
Воздух. И давно привычен насморк.
Даже если что-то не в порядке,
То, наверно, тоже не напрасно.
Не до звёзд… Но будто бы свеченье
Где-то между туч и крышей мира.
Нет земли прекраснее вечерней,
Если ты саму себя простила,
И народу в храме было мало,
И ты вышла, зонт не открывая,
И с любимой музыкой совпала
Тишины мелодия живая,
И невольно попадая в ноты,
Повторяя шепот у престола,
Вторила в согласии с природой:
«Господи, скажи мне только слово».
© Галина Маркус, 2005-2017.
© 45-я параллель, 2018.