Эзра Лумис Паунд

Эзра Лумис Паунд

Золотое сечение № 23 (443) от 11 августа 2018 года

Как дуновение ветров, чью цель не знает человек

Перевод с английского Ильи Имазина

 

Франческа

 

Ты приходила из ночной тиши,

И цветы дрожали в руках твоих.

Ныне ты придёшь из суеты людской,

Из молвы, из шума речей о тебе.

 

Я – кто видел тебя в первозданном свете и окруженье –

Был так зол, когда упоминалось твоё имя

Всуе, в неподходящих местах.

Если же волны хладнокровия омоют

мой разум,

Если мир, словно мёртвый лист, станет хрупок, прозрачен,

Или разлетится, как одуванчика купол,

Тогда я смогу найти тебя вновь

Одинокой.

 

Белый олень

 

Я их видел среди облаков, что окутали вереск.

Да, нескончаемы в них и печаль, и любовь.

А глаза их – так Дева глядит на избранника,

Когда белое сердце оленье срывает покров,

Белый ветер рассеивает мглу, приближая рассвет.

 

«Вот он, Слава, твой белый олень, начинай же охоту,

В горн труби, всех гончих мира пусти ему вслед!»

 

Мотив

 

Я слышал, что малютка-ветерок

Меня разыскивал в безмолвных чащах.

Я видел: там малютка-ветерок –

Над безмолвным покоем морей.

 

Сквозь чащи пробираюсь днём и ночью

Парю над недвижным безмолвием вод,

Путь держу по следам твоим незримым,

Ищу тебя, малютка-ветерок.

 

In tempore senectutis*

Анти-строфы Доусону

 

Когда я постарею,

Твой кроткий взгляд, друг сердца моего,

Не отпущу в тоску, где мгла всё холоднее,

Не дам ему угаснуть без всего,

Чем переполнены ларцы воспоминаний:

Грёз, ласк и сумасбродных начинаний

Их унесёт осенний ветер прочь,

Когда я постарею.

 

Когда я постарею,

И от волшебного мерцания огней

Останется зола, что еле тлеет,

О, страсть души моей,

Знай, час пробьёт, наступит срок,

И прожитые дни, чей позабыт исток,

Прольются ливнем и для нас взрастят цветок,

Всё заключающий в себе;

когда мы постареем.

 

Когда я постарею,

И только память, полная замет,

Нас в этом декабре согреет,

Как в заснеженном поле окна далёкого свет,

Нам с тобой, в тихой радости нашей,

Хмель и сладость подарит минувшего чаша,

«На земле ничего нет чудесней и краше

Любви к тебе, что буду я лелеять

И когда постарею».

___

* В пору старости (лат.)

 

Ночная литания

 

O, Dieu, purifiez nos cœurs!

purifiez nos cœurs!

 

Ты эти строки выстроил во мне

рядами сладостных созвучий,

и красоту Венеции Твоей

Ты являл мне,

пока её прелесть не стала во мне

слёз истоком.

 

О, Боже, какое великое благодеянье

мы свершили в минувшие времена,

а теперь позабыли,

если Ты чудо сие нам даруешь,

о, Бог этих вод?

 

О, Бог ночи,

какая великая скорбь

к нам грядёт,

если Ты утешенье нам шлёшь

накануне её приближенья?

 

О, Бог тишины,

purifiez nos cœurs

purifiez nos cœurs

Ибо мы узрели

Славу призрачного подобья

Твоей небесной служанки,

 

да, славу зыбкой тени

Твоей Красоты, что бродит

от тени к тени по водам

Венеции дивной Твоей.

 

И пред святостью

зыбкой тени Твоей служанки

опускаю смиренно глаза,

о, Бог этих вод.

 

О, Бог тишины,

purifiez nos cœurs

purifiez nos cœurs

О, Бог этих вод,

сердцам даруй очищенье,

 

ибо узрел я

зыбкую тень Венеции дивной Твоей,

проплывающую по водам,

и звёзды Твои

 

узрели её из небесных сфер,

да, узрели её,

о, Бог этих вод,

и как звёзды Твои

безмолвно взирают на нас из небесных сфер,

также сердце моё

умолкает во мне.

 

Purifiez nos cœurs

О, Бог тишины,

Purifiez nos cœurs

О, Бог этих вод.

___

* Католическая молитва с повторяющимися воззваниями.

** О, Боже, очисти наши сердца (франц.) ‒

изменённая строка из псалма 50.

Стихотворение в целом построено как пмалмодия.

 

* * *

 

Она слишком хрупка, чтобы знать

нашу жизнь,

все эти боренья и муки и дней переменчивое теченье.

 

Ах, написать бы о ней – хотя бы одну

изысканную страницу

на лучшем пергаменте, золотом высшей пробы.

 

В её очах

пришли в движенье думы,

как многоцветные тени

в закатный час

на Джудекке.

 

Туман,

который

длит томленье солнца.

 

Я чувствую, как этот гибкий ветер

веет

и под чьими-то пальцами

извивается.

 

Comraderie*

 

E tuttoque io fosse a la compagnia di molti,

quanto alla vista

 

Порой я чувствовал щекой щеки твоей

Касанье нежное, как Юга дуновенье.

В лесу, в лугах мне чудилось томленье:

К весне взывал хор всех земных вещей.

 

Порой в толпе снующих суетных теней

Копна волос твоих, окаймлена свеченьем,

Казалась мне самой красы благоволеньем,

Прорвавшись сквозь туман моих очей.

 

Иль тихим вечером, лишь только дождь уснёт,

Дрожь в каплях нарастает, и в волненье

Пульс учащается, и крепнет опасенье:

Тебя как розу лёгкий ветер унесёт.

___

* Дружба (итал.)

** И хотя казалось, что я в небольшой компании… (итал.)

 

Между мнимою и подлинной зарёй

 

Как дуновение ветров, чью цель не знает человек,

И как семян крылатых на ветру паренье…

Как ветер целовать и таять, точно снег,

И в мимолетном проблеске – презренье,

И шёпот призраков, и грёз олений бег

Сквозь ночь, и мы не ждём зари рожденье

В ночном кружении ветров, чью цель не знает человек.

Час каждому! Приветствуем теченье

Таких часов – слиянье струй и рек,

Цветов, оттенков – в Облик чистых нег

И в Плач по Розе, красоты поминовенье,

Как дуновение ветров, чью цель не знает человек.

 

In morte de…

 

О, любезная тень, почему я с тобой разминулся?

Или ветры, что веют без устали всюду, – разлучники наши?

Словно крохотный призрак дымком мимолётным метнулся,

Когда музыка вмиг разорвала эфир сновидений угасших.

Так был хрупок твой образ, что в сердце моём поселился,

Так внезапно он эти руины покинул, на зов отозвавшись.

О, любезная тень, почему я с тобой разминулся?

И как слабое пламя силится в углях проснуться

И уходит по лестнице тайной, бороться уставши,

Так и я ухожу, всю тщету этих чар осознавший,

О тебе слёзы лью – даже взглядом тебя не коснуться:

«О, любезная тень, как могли мы с тобой разминуться?»

___

* На смерть… (итал.)

 

Redivivus*

 

О, Микель Архангел! Душа моя сокрушена,

В этом оцепененье ей смерть показалась прелестной.

Да, я видел неведомый свет, парящий над бездной,

Ныне нет его вовсе, как нет больше боли и сна,

Наслажденья, и мысли, и доблести, и ни одна

Песнь былого уже не припомнится, и бесполезна

Зыбких знаков игра в онемевшей душе, ведь исчезли

Даже мрачные стены, сплошь голые и без окна.

 

Ты Данте восславил, Мой Бог: «Не найти тот язык,

Что смог бы сказать всё, что сказано им, нет очей,

Что при свете всесильном его не ослепли бы вмиг».

Да, всё так, но позволишь ли слабой лампаде моей

Тоже свет удержать, дабы пламень её не поник,

Неприметный в компании этих бессмертных огней?

___

* Воскресающий (лат.)

 

Ballatetta*

 

Свет плоть обрёл в её красе и жил

Среди слепцов, теней, что люди лишь на вид,

А ныне этот свет нам петь велит:

 

Сиянье солнечное стало ей венцом,

Я отдал сердце ей в законное владенье.

Олень не видывал ещё в лесу глухом

Столь тихий свет; грубей стократ сплетенье

Осенних паутинок, и в смущенье

Вновь солнце изумруды с трав стряхнёт –

Поблекнут вмиг, коль мимо них она пройдёт.

___

* Маленькая баллада, посвящённая восхвалению Прекоасной Дамы.

 

Rosa sempiterna*

 

В моём «Раю» я розу посадил,

Вот её пурпур обернулся желтизной –

Не увяданья цвет, о, нет, меня пленил:

В нём благородство, утончённость с глубиной

И мудростью; так вещий Дант открыл

Блаженство душ в чертогах розы золотой.

В моём раю я розу посадил,

Бутон её мне жертвовал, дарил

Игру лучей, томленье, мрак густой,

Гнёт тайных уз и радость жизни неземной –

Всё, что мой Дант в уста её вложил.

В моём раю я розу посадил.

___

* Вечная роза (итал.) Стихотворение восходит

к символизму «Божественной комедии» Данте Алигъери:

«Nel giallo della rosa sempiterna»

(«И в жёлтой середине вечной розы…», Рай, XXX, 124).

 

К Гвидо Кавальканти

 

И Дант, и Я пришли к тебе в ученики,

Сэр Гвидо, мастер, превзошедший нас.

Амур, троих благословив, плести венки

Двоим во славу одному велел в тот час,

Когда жестокая заря чуть занялась,

Прорвала ризы нежных снов и грёз силки,

На нас обрушив всё, что выдержать, крепясь,

Дано немногим, чьи прозренья глубоки.

И потому теперь звучит Господне Имя

В хвале тебе, ведь ты познал всецело

Закон и таинство согласья меж словами.

Твой глас, что певчими не превзойдён другими,

И светлый голос Девы Сан Микеле

Пятидесятницы в сердцах разбудят пламя.

 

Баллата, фрагмент

 

Ты знаешь доподлинно, песнь, чьей красой я сражён,

И ты знаешь, что ныне утратил я солнечный свет.

О, изгиб её тонких бровей, как мучителен он,

А над ними лучи собрались на высокий совет,

Песнь, ты знаешь, цена этой радости – мука и бред.

Ты знаешь, её благосклонность непостоянна,

Ты, подобно ей, в искусстве любви совершенна,

Тебе одной её тайна открылась,

Тебе вверено сердце, что ей подчинилось,

О, песнь, которой лишь горе созвучно!

 

Октава

 

Прелестные песни, прекрасные песни, запас золотой,

Её красоты и законная прибыль, и слава,

Тот безбожно злословит и суть искажает лукаво,

Кто зовёт эту светлую дань должника маетой.

 

На суде моей песни изобличён как банкрот

Кто узрел её золото и устрашился расплаты,

Кто же её серебро утаил воровато

В алчном сердце своём – мошенник отъявленный тот.

 

Сонет

 

Когда же будет мне предъявлен счёт,

И приговор подпишут праздности моей,

За прах растраченных в надменной лени дней

Пусть самый Ад меня к ответу призовёт.

 

Я думал – но что толку? И о чём?!

О золоте и маках! Что болтать

Иль всуе имя чаровницы поминать

В темницах духа, среди лжи, в краю чужом?!

 

Погряз я в праздности? Я размышлял о ней.

Погряз я в праздности? Но, знает Бог, узрел

Я Солнце в золотых её силках.

 

Так пусть средь вызванных на суд слепых теней

Возвысит голос тот, кто больше преуспел,

Пред чьим сокровищем моё – ничтожный прах!

 

По-прежнему в седле

Д’Обинье – Диане

 

Смерть на меня несётся вихрем и волной,

Расставляет повсюду капканы, силки.

Словно свора гончих – клыки, обнажив клинки,

Беспощадные недруги бурею мчатся за мной.

Дабы эту напасть отразить и в стужу, и в зной,

Приобрёл мушкет мой слуга, записался в стрелки.

Но, хотя, как ты знаешь, не терпят метаний стихи,

Вновь Любовь увлекла мою душу словесной игрой.

Если же в строках моих послышится стон

Солдатской души, и металла гибельный звон,

И невольная жалоба, будь снисходительна, о, госпожа,

Ведь на этой бойне смешалось с любовной тоской

Всё, чем переполняется каждые сутки душа:

Запах пороха, песня орудий и раненых вой.

 

«Прекрасная Елена» Рэкхема

 

«Что мне милее всего в этом мире?»

 

Когда багрянцем разольются сумерки,

Созерцать её неспешное, высокое изящество

И задумчиво-грустное очарование

И знать, что её лицо

Сейчас сокрыто тенью

Как раз там, где две звезды накрыты облаком,

Мягким, матовым облаком её волос,

И думать: мой голос,

Если и достигнет её,

То лишь как гул потока или шелест ветра в листве,

Доносящийся из-за кромки леса,

Пока она и вовсе не забудет, кто я,

Ничего не зная обо мне, кроме

Того, в чём грёз моих блаженство.

 

Портрет

 

Ныне я образ её сотворю из матового свеченья.

Из чертогов памяти, из дальних уголков Прованса,

Слышишь, эхо сюда долетает, перезвон неясный,

Перекличка колоколов под конец вечерни или

Это моря из других частей света ей посылают,

Словно дань, своё трепетание в постоянном

Резонансе. Если из всех моих грёз отобрать

Глубочайшие, смогут ли в ней пробудить соучастье?

 

Нет! Ведь я видел, пурпурные тени толпились,

Благоговейно покой её охраняя,

И молчание стало служителем её культа,

А потому во владенья её, в ту страну,

Где она царствует, шум суеты не проникнет:

Здесь уместно только возвышенное славословье.

 

La Nuvoletta*

 

Ах, облачко малое, тенью Любви так внезапно

Мой взор застелившее! Сердцу, что грезит тобой,

Оставь только жалость, когда, непреклонной судьбой

Как вихрем гонимо, покинешь меня безвозвратно.

 

Ах, облачко малое, чей человеческий облик

Подобен огню и в моей полыхает груди,

Чьи речи приносят мне горечь и холод могилы;

 

Как огненный дух на твоём возникает пути

Страсть, отчасти законная, вкупе с надеждой на отклик,

В миг, когда ты меня награждаешь улыбкою милой.

Но пред верностью Ей твои чары лишаются силы.

 

И в пламени этих высоких страстей холодея,

Я думаю с грустью о тех, кто будет позднее

Подобные муки испытывать многократно.

___

* Облпчко (итал.)

 

Нильс Люкке

 

Прекрасные, нескончаемые воспоминания,

Ставшие растравой сердца моего,

По что вы всё взываете и взываете,

Шуршите, бормочете в этой мгле?

И протягиваете длинные руки

Между мною и моей возлюбленной?

 

И зачем вы к тому же отбрасываете

Чёрную тень иной красоты

На белое лицо моей возлюбленной

И в омутах её очей мерцаете?

 

Erat hora*

 

«Что бы ни было после, спасибо». Она отвернулась

И, как солнечный луч, коснувшийся пышных цветов,

Тут же гаснет, едва их одёрнет порывистый ветер,

Удалилась бесшумно. И что бы потом не случилось,

Этот час освещён самим солнцем, и высшие боги

Похвалиться едва ли могли бы такой благодатью:

Наблюдать в упоенье, как час этот светлый проходит.

___

* Был час (лат.)

 

Целомудренная

 

Нет, нет! Уйди. Я с ней едва расстался,

И блеск слабеющий мне не к лицу, поверь,

Ведь я сияньем новым окружён теперь.

О, лёгкость рук её; да, тесным оказался

Их плен, и нежной я окутан пеленой,

Как листья – дымкою, и околдован ею,

Всё ближе к ней, прозрачней и яснее,

Всё, с чем сжилась она, – во мне или со мной.

 

Нет, нет! Уйди. Ещё со мной благоуханье,

Что мягче ветерка апрельских чащ.

Берёзы в зелени. Но как зимы обьятье

Или украдкою руки её пожатье,

Кровь леденит их белизна – таким сияньем

Пронизан каждый проведённый с нею час.

 

L’Invitation*

 

Оставь меня. Ведь я из тех, кто губит

Благородные души, познанием опустошая.

Оставь меня. Я – свет, что ослепляет,

Повергая во мрак.

Я несу болезнь и упадок.

Оставь меня. Я – мишура этой жизни.

Я – томленье весны и осени.

Ах, унылый

Град, побивший колосья ржи!

Ржа, проевшая злато!

___

* Приглашение (франц.).

 

ΔώΡΙΑ*

 

Будь в душе моей как вечные порывы

сурового ветра, но не

Чередой мимолётностей –

Праздным весельем цветов.

Заключи меня в твердыне одиночества

Бессолнечных скал,

Стальных вод.

Пусть боги с нежностью помянут нас

В грядущие дни.

Мрачные цветы Орка

Помнят Тебя.

___

* Возможный перевод с греческого: «Дорическое».

 

Девушка в лавке

 

Лишь на мгновенье она оказалась рядом со мной,

Подобная ласточке, что подлетает к стене,

И они говорили о женщинах Суинберна

И о пастушке, с которой встретился Гвидо,

И о проститутках Бодлера.

 

Ванна

 

Словно ванна, облицованная белым фарфором,

Когда тёплая вода в ней убывает или остывает,

Так же медленно охладевают наши рыцарские страсти,

О, моя всеславная, но не вполне довольная леди.

 

Dans un omnibus de londres*

 

Любимой мёртвые глаза

Меня приветствуют,

Пристроившись на глупеньком лице,

Черты которого, как прежде, заурядны,

Меня приветствуют,

И вижу я, как много

Воспоминаний

Пробудилось и

Нахлынуло.

 

Я вижу уток в озерке, у берега,

А рядом мальчика смышлёного, смешного.

 

Я вижу череду колонн поддельных

Парка Монко,

Двух хрупких девочек,

Патрицианок,

        в бесцветных платьях шерстяных,

И голубей

Раскормленных,

        подобных жирным курам.

Я вижу парк

С лужайками большими,

Где стулья обошлись нам лишь

В четыре су.

 

Я вижу чёрных лебедей

Японских,

Крылья их,

Измазанные смоляной драконьей кровью,

И цветники

Арменонвилля.

 

Любимой мёртвые глаза

Меня приветствуют.

___

* В лондонскои омнибусе (франц.). Стихотворение написано по-французски.

 

Simulacra

 

Зачем леди с лицом лошадиным в наш недостойный

упоминания век,

Прогуливаясь вдоль Лонг-акра, цитирует Суинберна

шёпотом невнятным?

Зачем маленький ребёнок в грязно-белой шубке,

имитирующей меховую,

Возится в чёрной водосточной канаве под сенью лоз

виноградных?

Зачем воистину прекрасная молодая женщина

приближается ко мне на Сэквилль Стрит,

Не смущаясь того, что костюм мой заметно изношен?

 

Свежий кусок мыла

 

Гляди, как оно поблёскивает на солнце,

Словно выбритая щека Честертона.

 

Социальный порядок

 

I

Этот правительственный чиновник,

Коим жена уже несколько лет понукает,

Создаёт удивительно ласковую атмосферу,

Размахивая руками в кругу юных леди.

 

II

Эта пожилая леди,

Что была «слишком стара, чтобы быть атеисткой»,

Ныне в кругу

Шести свеч и распятия,

А тем временем вторая жена её племянника

Наводит беспорядок в её доме.

Два её кота

Шествуют впереди неё к Аверну;

Усыпление хлороформом вместо ритуального сожжения,

И можно надеяться, что духи их вознесутся

С задранными хвостами

И жалобным, нежным мяуканьем,

Ибо очевидно, что она покидает эту землю

Бесшумно,

От перебранки с родственницами избавлена.

 

Чайная лавка

 

Девушка в чайной лавке

Уже не так хороша, как прежде.

На неё надвигается Август.

Не так энергично взбегает она по ступеням.

Да, и ей предстоит средний возраст.

 

И юности жар, волной накрывавший нас,

Когда она нам приносила сдобные лепёшки,

Будет нас настигать недолго.

И ей предстоит средний возраст.

 

Лю Че

 

Шорох шёлка прерывист,

Во дворе дрейфует облако пыли,

Не слышно звука шагов, и листья

Лежат растрёпанным ворохом, затаившись,

А та, что стала праздником сердца, под ними:

 

Мокрый лист, прилипший к порогу.

 

И дни всего не охватят

 

И дни всего не охватят,

И ночи всего не охватят,

И жизнь пробежит, точно мышь полевая,

Травы не потревожив.