Паунд вошёл в историю мировой культуры как новатор и бунтарь, влюблённый в традицию, убеждённый в том, что новое возникает в искусстве лишь путем палингенеза (возрождения) и переосмысления древних эстетических форм. Его творчество с юных лет было ориентировано на высокие образцы поэзии античности и трубадуров, раннего англосаксонского Средневековья и французского барокко, итальянского Ренессанса и Древнего Китая.
Своей главной задачей поэт считал синтез литературных достижений разных эпох в рамках масштабного итогового лирико-эпического полотна. Таковым и стали паундовские «Cantos» – едва ли не самое сложное по форме, многослойному содержанию и смешению разнообразных языков произведение мировой поэзии прошлого столетия. Переводя стихи великих поэтов прошлого, Паунд призывал не воспроизводить, но создавать их заново средствами современного поэтического языка (to make new). Значение Паунда в истории мировой литературы определяется не только его собственными творениями и исследованиями, но также тем влиянием, которое он оказал на собратьев по перу, на их творчество и понимание искусства. Достаточно упомянуть Джеймса Джойса и Эрнеста Хемингуэя, Томаса Элиота и Рабиндраната Тагора, Роберта Фроста, Уильяма Карлоса Уильямса, Хильду Дулитл, Мэриан Мор, Арчибальда Маклиша, Чарльза Резникоффа, Луиса Зукофски, Аллена Гинзберга – таков неполный список тех, на кого повлиял Паунд или кого он поддерживал и протежировал. Наконец, Паунд выступил требовательным редактором, определившим облик двух главных произведений англоязычной модернистской прозы и поэзии – «Улисса» Джеймса Джойса и «Бесплодной земли» Томаса Стернза Элиота.
Вместе с тем, Эзра Паунд снискал дурную славу своими профашистскими взглядами и симпатиями, которые за малым не привели его на электрический стул и оттолкнули от него даже самых благодарных друзей и поклонников. В США он практически одновременно был признан крупнейшим в истории американской литературы поэтом и изменником родины. Боллингеновскую премию Библиотеки Конгресса США Паунд получил (став в 1949 году её первым лауреатом), находясь на лечении в госпитале Св. Елизаветы, куда поэт, признанный невменяемым, был принудительно помещён, что и спасло его от смертной казни
Весной 1908 года прибыл в Венецию (город св. Марка поэт полюбил всем сердцем и вернулся в него полвека спустя, чтобы найти здесь последнее успокоение).
В Венеции появился первый сборник Паунда «A Lume Spento» (1908), включавший 45 стихотворений и вызвавший благосклонный отклик британских критиков, отметивших, что дебютная книга молодого американца отличается дикой страстностью, абсолютной поэтичностью и одухотворенностью. В том же 1908 году Паунд обосновался в Лондоне и очень быстро вошёл в литературные круги английской столицы. Стал членом «Клуба поэтов» (рифмачей). Некоторое время работал секретарём у выдающегося ирландского поэта У. Б. Йейтса, который высоко ценил как литературный дар Паунда, так и его мнение по различным вопросам искусства. В 1910 году вышел в свет первый опыт Паунда-критика – книга «The Spirit of Romance» («Дух романской литературы»). Его тонкие стилизации и переводы античной, провансальской, итальянской, а позднее и китайской поэзии, которые сам он именовал «масками», привлекли к нему внимание поэтов и филологов, не всегда однозначно восторженное, но неизменно заинтересованное. Уже в своих ранних лирических экспериментах Паунд раскрыл возможности верлибра, чем определил последующее развитие англоязычной поэзии на поколения вперед. Он активно сотрудничал с такими авторитетными изданиями, как «Poetry», «English review», «The New Age», «The Egoist», «Blast», на страницах которых не только интенсивно печатался сам, но и открывал новые таланты. Выступил идейным вдохновителем и лидером таких модернистских течений, как имажизм и вортицизм. Творческую энергию Паунда, стремительно создававшего стихотворные циклы, многочисленные переводы, критические статьи и манифесты новых эстетических школ, друзья уподобляли внезапно пробудившемуся вулкану.
Эта небывалая по форме и объёму задач герметическая поэма была призвана стать кристаллизацией его взглядов на историю человечества и мировой культуры, соединив в себе глубокую исповедальность и поразительную широту освещения эстетических, философских, экономических и политических проблем в том сплаве, что возник в парадоксальном мировоззрении автора. «Cantos» были задуманы одновременно как нескончаемый лирический дневник и необъятная культурно-историческая панорама, а также как своеобразная «сумма» общечеловеческих духовных ценностей, и выходили частями в период с 1919 по 1970. Однако проект длиною в жизнь так и остался незавершённым.
В 1921 году Паунд поселяется в Париже, где становится одним из центров бурлящей культурной жизни. Он тесно общается с Андре Бретоном, Жаном Кокто, Эриком Сати, Игорем Стравинским, Джеймсом Джойсом, Коко Шанель и многими другими идейными вдохновителями и новаторами эпохи, среди прочих – с молодым Эрнестом Хемингуэем (последний вспоминал о своем ученичестве у Паунда тепло и благодарно в «Празднике, который всегда с тобой»: «Эзра… научил меня не доверять прилагательным»). В этот период Паунд выступил редактором «Улисса» Дж. Джойса и «Бесплодной земли» Т. С. Элиота – эту прославленную поэму автор посвятил ему, как старшему учителю и превосходящему мастеру: «Эзре Паунду, il miglior fabbrо».
С 1924 Паунд обосновался в итальянском городе Рапалло, где прожил вплоть до принудительной отправки на историческую родину в качестве обвиняемого в государственной измене на исходе Второй мировой в 1945. Он не просто приветствовал фашистский режим Бенито Муссолини и открыто симпатизировал дуче, видя в нем едва ли не титана Возрождения, но сознательно пошёл на сотрудничество с этим режимом в сфере антисемитской, а затем, – после вступления США в войну со странами «оси», – и антиамериканской пропаганды. В эти зрелые годы Паунд, и раньше критиковавший свою родину, её образ жизни и культуру, уже не довольствовался маской разочарованного эстета-изгоя, но взял на себя роль неистового проповедника и ниспровергателя. Больше того, он вызвался наставлять и направлять на путь истинный сильных мира сего, государственных мужей, экономистов, политиков, с которыми пытался вступить в переписку или полемику. Ещё до начала войны Паунду ставили в вину то, что уединившись в Рапалло, вдали от мировых событий, спрятавшись в башне из слоновой кости и постоянно вводя себя в состояние глубокого поэтического транса посредством собственных же «Cantos», он активно, а порой даже агрессивно предлагал миру невнятные и в политическом плане сомнительные рекомендации по его оптимальному переустройству. Путая политику и поэтику или ставя знак равенства между ними, он вторгался на ту весьма опасную территорию, где его компетентность была минимальна. Однако умозрительными социально-философскими, политологическими и экономическими построениями дело не ограничилось: пресловутый альянс с итальянским фашизмом в разгар военного противостояния обернулся серией радиопередач откровенно профашистского и антиамериканского характера, которые транслировались на США. Даже после падения режима Муссолини Паунд упрямо выходил в эфир с призывами не прекращать сопротивление и защищать европейские ценности от вандалов-янки, при этом пользовался радиостанцией марионеточной Республики Сало. Вспомним: в прославившемся своей натуралистической жестокостью фильме Паоло Пазолини «Сало, или Сто двадцать дней Содома» персонажи-фашисты, в предчувствии своей неминуемой гибели затеявшие жуткую садистическую оргию, упоённо цитируют стихотворение Паунда.
Страх смертной казни, смешанный с быстро развившейся клаустрофобией, палящее солнце, пыль, полная изоляция, запрет на любое общение, включая разговоры с охраной, плохое питание оказали разрушительное воздействие на расшатанную психику поэта: вскоре он перестал узнавать окружающих, потерял память, его начали преследовать галлюцинации и кошмары… Этот опыт («На меня обрушился мир…») найдёт отражение в наиболее проникновенной части «Cantos» – «Пизанских песнях», за которые поэт, благодаря стараниям собратьев по перу и несмотря на своё плачевное положение, в 1949 году будет удостоен Боллингеновской премии Библиотеки Конгресса США.
В ноябре 1945 поступает приказ об отправке Паунда в Вашингтон, где его ожидает суд. Поставленный при психиатрическом освидетельствовании диагноз «паранойя» спасает поэта от смертной казни, обрекая на многолетнее заключение в госпитале св. Елизаветы. Двенадцать лет уходит на его вызволение из этой психиатрической тюрьмы.
Последние годы жизни Эзры Паунда прошли в затворничестве и запоздалом раскаянье. Подобно Дон Кихоту, незадолго до смерти прозревшему и осознавшему всю иллюзорность и безрассудность былых рыцарских устремлений, он устыдился своих антисемитских взглядов и утопических идей, озвученных под аккомпанемент чудовищной мировой бойни, и признал, что «Cantos» в конечном счёте оказались чем-то вроде единолично возведённой вавилонской башни, в которой чужеродные друг другу языки так и не пришли к гармоничному полифоническому звучанию. Считая этот проект «бессмыслицей», он завершил его покаянными строками:
Я пытался Рай написать
Не вспугните
Пусть ветер расскажет,
какой он, рай.
Да простит мне Господь всё, что Я
содеял
Те, кого Я люблю, да простят мне
всё, что Я содеял.
Эзра Паунд умер ночью 1 ноября 1972 года во сне, отпраздновав в узком кругу восемьдесят седьмой день рождения. Могила Паунда находится на кладбище Сан Микеле в Венеции. Там же похоронены его великие русские современики Дягилев и Стравинский. А также Иосиф Бродский, неприязненно относившийся к Паунду из-за политических (антисемитских) воззрений последнего, но, по собственному признанию, тоже не избежавший его школы и переводивший в юности стихи крупнейшего американского поэта-модерниста.
См. также:
Александр Генис. Без языка. Эзра Паунд / Иностранная литература 1999, №9.
http://magazines.russ.ru/inostran/1999/9/genis.html
Ян Пробштейн. Эпоха Паунда. K 130-летию со дня рождения Эзры Паунда (1885 – 1972) http://gefter.ru/archive/16418
Добавить комментарий