Евгения Баранова

Евгения Баранова

Четвёртое измерение № 9 (69) от 21 марта 2008 года

Разность


ирреландия


Видишь вокзал,

на котором можно

в Индию Духа купить билет?

Н.В. Гумилев


Вспомню Ирландию.
Буду гадать на трилистник.
Потчевать Джойса своим интернет-переводом.
В городе А. не рождаются люди и виснет
каждое слово, как ниточка водопровода.

В городе Б. будут лица привычно томиться,
В городе В. будут чуда ждать или трамвая.
Вспомню Ирландию.
Недопостигнув Улисса.
Может, поэтому лучше его понимая.

Выдумав жизнь, как песок в человеческих лапах,
Бог перепишет сюжет в корневой директорий.
Вспомню Ирландию.
Цвет её, форму и запах.
Не повстречав ни одну из её территорий.


девочка


В тумбочке – бисер и маска от первых морщин.
Чувствуешь,
как стареешь и – что придётся.
Каждое утро в одном из соседних мужчин
учишься видеть сообщника детоводства.

Больше не куришь.
Меньше пружинишь кровать.
Пьёшь – кока-колу.
Думаешь – о бейсболе.
Взрослая девочка,
как тяжело выбирать,
между мечтами, битлами и пергидролем.

Буду жестокой.
Я знаю, о чём пишу.
Только мне легче от вымысла в половину.
Так же влюбляюсь, стесняюсь, боюсь, дышу,
так же вверяю чужим горячо любимых.

Сколько крестилась,
а кажется –

ты во всех.
С развитым телом,
с умом, безусловно, длинным.
Как хорошо –

ты не знаешь других помех,
кроме борьбы с нарождающейся морщиной…


лирика – и всё, всё, всё


Захлебнувшись любовью при выдаче показаний,
перепрыгнув себя через голову или выше,
я пишу про багровые розы, как некий Сталин,
и уже не надеюсь, что кто-нибудь кроме, – слышит.

Под понятием «кроме» имею в виду броженье
незнакомых поэтов и тех, кто стихом не начат.
Они взвесят, исправят и вежливо скажут:
– Женя!
Сколько можно, и нужно, и нежно, и был ли мальчик?

Я отвечу:
– Товарищи зрители!
Он не только
существует,

но даже обедает свежей пиццей.

Если лирика есть, значит, лирику очень горько.
Если лирика спит, значит, лирику с кем-то спится.

(Извините за грубость, двусмысленность или правду).

Я пишу про багровые розы – и не краснею.
Я люблю!
И никто,
будь он трижды Великим Бардом,
из лирических дебрей прогнать меня не посмеет.


герр-маника


У меня был знакомый по имени Отто Бисмарк.
Он носил меховые тапочки.
Плавал по воскресеньям.
Любил попугаев.
Ругался с женой до визга.
И никогда не ездил в страну Рас-с-сею.
Я ему говорила:
– Mein Lieber!
my Darling Отто,
ну бросьте вы к черту свою малокровную Frau!
А он отвечал мне, что нужно любить кого-то,
включал мп3 и прощал под напевы НАУ.
И так было больно смотреть на него, влюблённой.
Вбивая под кожу раствор из породы камфор.
Я век умирала, а после другой знакомый
в любви признавался цитатами Mein Kampf 'a.


* * *


Из тишины превращаясь в чужую вину.

Из темноты выпрямляясь в подобие бога.

Чаще и чаще мне кажется, что не пойму,

в нынешний раз куда выведет эта дорога.

Резала пальцы и прятала кровь в рукаве.

Мятым стеклом по рецепту талантливой группы.

Поиск себя только Rambler'у будет внове.

Мне же учиться искать по-хорошему глупо.

В данном контексте «хорошее» – жертва всего:

жатву души Комбайнёр совершает по кругу.

Каждый в другом убивает себя самого:

два близнеца, ненавидящих сходство друг друга.

Две – неразрывных? разорванных? цельных? – петли.

Твой бронепоезд – герой запасных вариантов.

Мой сумасшедший,

наигранный,

нежный Дали,

сколько кругов мы уже отмотали у Данте?


на жизнь поэтов


Нет у поэта ни пола, ни пола.
Первый – животный.
Второй – не помыли.
В вечность сползают стихи-приговоры,
не замечая, что этим убили.

Гибнут друзья, превращаясь в знакомых
или в живущих в Сети астронавтов.
Гибнет любовь под воздействием сонных,
старых и плохо вменяемых фактов.

Жизнь погибает всеместно, всечасно.
Жизнь подменили движением ловким.
Нет у поэта ни горя, ни счастья.
Есть только томик в посмертной трактовке


до…


Сделаю выбор.
А выбор закончит меня.
Выпьет.
Закурит,
не вытерев нож о портьеры.
Выйдет на публику.
Громко попросит:
– Коня!
бросив меня подыхать при отсутствии веры.

Выбор – счастливый.
Он снова меня доконал.
Может, не я – а меня в этот раз выбирали?
Лайнер «Мечта» бортовой потеряет журнал.
Выбор найдёт и слегка переправит детали.

Выбор – наивный.
Он думает, это спасёт
тех,
кто тела заплетает друг другом в канаты.
Есть только руки, и плечи, и кожа, и пот –

все остальные бессмысленны – и виноваты.


после…

(удалённо находящемуся любимому)


Странное дело:
ждать – не хочется.
Точнее, хочется. Но не ждать.
Что-то под рёбрами бьёт, топорщится
и заставляет меня дрожать.

Что-то под рёбрами
жидким оловом
душу сжигает и вкривь и вкось.
Хочется выпалить:
– …больно! здорово!
и прошептать потом:
– …больно... брось...

Хочется выдумать что-то пошлое.
С пылу... и с солью... и сгоряча.
После признаться.
Прижаться к прошлому.
Носом уткнуться в тепло плеча.

И превращать все обиды в колышки.
(Их потом легче отдать на снос)
И повторять тебе:
– …детка... солнышко...
как хорошо, что опять сбылось...


моя революция

(летопись со вступлением,

сном и двумя голосами)


Вступление

Души прекрасные порывы…
Души их, будь они неладны!
От макрослез до микровзрыва,
от кладбища и до казармы.

Кому нужна, скажите ради…
твоей духовности эмблема:
зачем отбеленной палате
неврастения в стиле эмо?!

Для статистического уха
приятней порно или мыло.
– В стране, где желудей до брюха,
ничто не вечно, кроме рыла.

Сон

И скучно, и грустно, и некому ру…-жья отмыть.
От пота ладоней,
от запаха мёртвых низовий.
Как это просто:
– найти
– навести
– удалить
выпачкав буфер обмена случайной кровью.
…Не спать на квартирах…
…На кухнях готовить напалм…
(Троцкий, Нечаев и прочие скальной породы).
Скучно и грустно.
Мечта превращается в спам.
Снятся,
и снятся,
и снятся
её переводы.
...................................................................
Твой страх расширяется в венах уже по часам.

Складки на лбу
как билет в проходную Харона.

Можешь помочь –
помоги неживым небесам.

Можешь стрелять –
застрели себя первым патроном.

 
Внешний голос

Чем не заводят речь,
речь производит стресс.
Мысли бегут навстреч…
нищих и поэтесс.

То, что сегодня тлен,
копоть, потеха, хлам,
завтра сдаётся в плен
умным профессорам.

Вечность в доспехах кож
снова пошла на лад.
Вечность кидает в дрожь.
Где же её Де Сад?

Вечность играет в мат.
Стоит ли жить медле…?
Каждому – автомат.
Каждому – по петле.

Внутренний голос

«…Прости, я не верю в детские автоматы,
не верю в героев, умеющих их собирать.
Если взорвать гексаген у витрины Prada,
люди не станут от этого не умирать.
Люди не станут от этого лучше (хуже?)
Твоя революция кончится в день суда.
Просто живи.
Обходи чудеса и лужи.
Правда не стоит…
Правда не стоит?
Да?»

© Евгения Баранова, 2007-2008.
© 45-я параллель, 2008.