Евгений
Минин

22 июня, Иерусалим, полнолуние

Смотри, как луна близка,

Даже издалека.

Летучие мыши крылами цепляют её бока.

И кратеры, и моря,

В небе ночном паря,

Видны отчётливо глазу, пока не сотрёт заря.

Луна над моим окном

Горит золотым огнём,

И по лучу на землю спускается жёлтый гном.

У этого гнома нет

Других золотых монет,

Кроме этой луны на фоне дальних планет.

Non c'e pace tra gli ulivi

Сижу под густой и зелёной оливой,

Не ждите, товарищи, рифму «счастливый»,

Нет счастья пока что от этих олив

Для тех, кто воинственен и тороплив.

Оливки не ем в маринованном виде,

Хотя на оливу совсем не в обиде,

И воет над нею в полёте фугас,

Поскольку нет мира давненько у нас.

Сижу под густой и зелёной оливой,

Жду рифму, товарищи…

Я – терпеливый…

Аве, Мария

Дева Мария!

Аве, Мария!

Бытом забита, но Богом богата.

Так как история есть истерия,

Суржик рождается из суррогата.

Фальшь превращается в облако фарса,

Мнений и сплетен летит кавалькада.

Дева Мария – давай, попиарься!

Аве, Маруся!

Съешь авокадо.

Адам и Ева

На ушко шепчет Адаму Ева:

– Возьми справа слово.

Возьми слово слева.

Возьми слово снизу.

Возьми слово сверху.

Слушай только меня – не доверяйся эху.

Ты сочинишь Библию.

Всё мы сумеем.

Бог будет в помощь нам.

Вместе сладим со змеем.

Напиши, как живём в райской жизни унылой.

А если захочешь есть – вот тебе яблочко, милый…

* * *

Балансируем в жизни не когда идём по канату,

Не по тропинке горной, когда ноги, словно ходули,

А когда над головой далёкая канонада,

Или спасаясь от бандитской случайной пули.

Я о чём – обычная жизнь полна риска –

Уходящие на тот свет строятся в колонну.

На днях разбился корейский самолёт в Сан-Франциско,

А я через неделю лечу в Барселону.

Боль

Она не весит ни карата,

её не снимет акамол.

Она –

          предательство,

                              утрата,

невидимой иглы укол.

Нас многому не учат в школе,

но объясняет бытиё,

что есть такая степень боли,

когда не чувствуешь её.

Варяг

Не езди в автобусе, мне говорят,

А я на советы плюю.

«Врагу не сдается наш гордый Варяг…»

На заднем сиденье пою.

Мотив выбирать не прикажешь устам,

Сто раз повторяю подряд:

«Наверх вы, товарищи, все по местам...»,

Мол, вот он, последний парад.

Не думал, клянусь вам, что будет теперь

Так моден о крейсере хит.

Смотрю на входящих в автобуса дверь,

И чудится в каждом шахид.

Ведьма

Я стала ведьмой от горя и бедствий,

поразивших меня.

Михаил Булгаков

Я стою на крыше.

Я улетаю.

Я стала ведьмой.

И голос мой тише и глуше.

Видишь подруг по несчастью кружащую стаю?

Нет, не увидишь, поскольку прозрачны их души.

Ведьмою стать – не очень желанная роль, но

Выхода нет.

Себя я переломила.

Станет однажды тебе сиротливо и больно.

Это возможно пройдёт.

Береги себя, милый…

Верона

Над вечернею  Вероной  

по-шекспировски червонной

пролетал прозрачный ангел

мной увиденный на миг.

И подумалось, что это –

верная душа Джульетты,

древней юной итальянки

жертвы каверзных интриг.

А Верона виновато

затихала, как соната,

и в заката бурой пене

растворялась без следа.

Ехал под окном не смело

лимузин альфа-ромео,

дождик лил под  чьё-то пенье,

по стеклу ползла слеза.

Вечер в Иерусалиме

Обычный вечер в Иерусалиме.

Заката бесподобна перспектива.

И, отшумев проблемами своими,

Темнеет белокожий день лениво.

Затягиваю шторою оконце,

Ложусь в постель – ночной предаться лени.

А там за горизонт садится солнце,

Садится солнце Богу на колени…

Вожди

Все вожди – подлецы,

                              все – дерьмо.

Руки тянут за властью и славой

В роковое тиранье ярмо,

И дорогой ведут нас кровавой.

Если пикнешь, то сразу – под дых,

Тот, кто против – подлец и мятежник.

И хрустят под ногами у них

Наши судьбы, как зимний валежник.

Вопросы

Вы в Триполи были?

Вы были в Кабуле?
Вы слышали свист пролетающей пули,

Как воет от боли горящий автобус?
Кто держит в руках кровью крашеный глобус?

Как жить в этой огненно-жуткой купели,

Ни дня, чтоб от горьких потерь не хрипели,

Где слева – война, и где справа – война.

А сверху – божественная тишина.

* * *

Вот и кошки скребут на душе,

Видно, что-то она проглядела.

Где же бродишь ты, Дэвид Суше –

У меня для тебя есть дело.

Разберись в моих  сontra et pro,

И получишь ещё одну «Эмми»!

Расскажи всем Эркюль Пуаро

Чем и как убивал я время…

23.07.13

* * *

Времени бесстрастна морда,

не постичь его громаду:

то у нас на хокку мода,

то – на Иру Хакамаду.

Всюду митинги – парады,

то – обутых, то – раздетых…

И нигде не сыщешь правды –

ни – газеты, ни – в газетах.

* * *

Время незаметно подталкивает к обрыву

Точит изнутри, слово деревце короед.

Понимать эту неизбежность обрыдла,

Этот допотопный Полишинеля секрет.

И эти ежегодние Happy Birthday

С календарями отрывными на стене.

Не хочется заглядывать в бездну,

Потому что знаю, что там…   на дне…

Встреча

Из книги Булгакова выходит Азазелло,

Выглядит скверно и суеверно.

Бормочет в сторону: «Умён зело…»

В руке, кто не помнит – вино из Фалерно.

Для закуски сыплет на стол ириски,

– Ну что, говорит – выпьем за славу?

А я достаю своё «Скотланд виски», –

Мол, друг, извини – не пью на халяву…

* * *

Всё живу –

          и трачу,

                    трачу,

                              трачу…

Не коплю на день последний свой.

Даже не надеясь на удачу,

знаю –  всё окупится с лихвой.

Где ни спишь –

                    в постели,

                              на скамейке,

как живёшь – достойно ли,

                                        греша,

если в жизнь не вложишь ни копейки,

то она не стоит ни гроша!

Гамма

Наигрываю гамму прошлых дней,

в которых брёл и поперёк, и вдоль.

Что жизнь сурова – понимал, но в ней

не должен вечно властвовать бемоль.

А, чтоб обнявшись дошагать туда,

где много света, нет зимой зимы,

то нота «до» должна быть нотой «да»,

а нота «ми» должна быть нотой «мы».

Говорильня

Толстяки говорят о модных диетах.

Курильщики говорят о вреде курения.
Пьяницы говорят о вреде алкоголя.
Воры говорят о борьбе с коррупцией.

Генералы говорят о мире, готовясь к войне.

Убийцы говорят о негуманном отношении к ним,
Политики говорят, что думают о народе, набивая свой карман,
Врачи говорят о побочных действиях таблеток,
которые сами прописывают,
И лишь в доме повешенного не говорят о верёвке…

Гурами

акварель

Цветные порхают гурами –

наложницы  в  пёстром  гареме.

В  аквариума хрупкой  раме

тягучее  тянется  время.

Так плавно в шекспировской  драме,

плывут театральные примы.

Порхают  порочно гурами,

неведомым чувством горимы,

в стеклянном искусственном  храме,

где нет необычного, кроме

печально скользящих  гурами,

в  качающей их полудрёме.

Демократия

Не хочу видеть трупы в Найроби,

Не хочу слушать о мясорубке в Пешаваре,

Потому что сам живу у войны в утробе,

И кругом ходят с кровавыми лапами твари.

Ты, демократия, просто безмозглая шлюха,

Я видел твой танец живота в Бамбасе.

Утрись, получая за оплеухою оплеуху,

И улыбайся сквозь слёзы, улыбайся.

* * *

Андрею Ширяеву

День, как пуля – вжик и мимо,

Где там – правда,

                           где там – роль,

Жизнь смывает краски грима,
А под ним – сплошная боль.

Не храня проблемы в тайне,

С жёстко

сжатым

желчью

ртом,

Написать письмо в онлайне

И потом…

Потом…

Потом…

Доброта

Подобрали собаку на улице,

                              а кота принесли с помойки,

Мы сделали им прививки,

                              и кормим неплохо, кстати.

А по ночам эта парочка

                              дрыхнет на нашей койке,

А мы с женою на коврике,

                              который возле кровати.

Дуэт

Этой музыке тысячи лет,

Бесконечной,

                    волшебной

                              и зыбкой.

Мы играем всё тот же дуэт,

Ты, конечно же,  первая скрипка!

Не у рампы, где плещут огни,

И не в платье, слепящем атласом,

А в квартире, где вечно в тени,

Я всё время ворчу контрабасом.

* * *

Если б ведала только, как холодно мне без тебя.

Даже северный ветер не кажется злым и суровым,

Незаметною осенью, первым листком сентября

Начался листопад жёлтым, серым и ярко-багровым.

Оглянись на меня, это я поднимаю листок –

Черновик этой осени, словно пустую страницу.

И увидишь во мне неуклюжую чёрную птицу –

Занесённую стаей на Ближний, но дальний восток.

Жара

Чувствуешь, как работает солнца наждачка,

В нашем климате – особенно в предплечье?

Во рту клеем растекается жвачка –

У нас говорят – мы такое не лечим.

И не окунуться в средиземье – медузы в море,

Жжётся песок под ногами злорадно.

– В гробу вас видал, – написано у спасателя на морде.

Это, наверное, единственное место, в котором ещё прохладно.

Жасмин

Ах, как пахнет жасмин в середине марта,

Растворяя в себе голубой озон,

Ах, жасмин, – ты весны козырная карта,

Открываешь любви прерванный сезон.

Снова тянет силком к женской половине,

Сколько мыслей дурных голову мутят,

Ах,  какой у любви аромат жасминий,

Сам не знаю, чего только раз женат!

Жизнь  прошла

Не веду пустые речи,

Не считаюсь дураком.

Лёг мальчишкою под вечер,

А проснулся – стариком.

Пробудился ото сна я,

Что там спрятано в мозгу?

Напрягаюсь, вспоминая,

Только вспомнить не могу.

* * *

Жизнь – тяжёлая такая,

Всё поставлено на кон,

Трудно жить, плечом толкая

Богом брошенный вагон.

Только места нет укору,

Лишь спасибо и поклон,

Хорошо, что путь не в гору,

И порою под уклон.

Зависть

Моё ДНК не хранит это зло,

мне в душу не лили отраву.

Рад был и за этих, кому повезло,

и тех, кто имел всё по праву.

Но зависть, навечно укоренясь,

в лачугах живёт и хоромах,

и если она не угробила нас –

так это пока ещё промах…

Знаки препинания жизни

Этот – жил? –

                    знак вопросительный.

А этот – жил! –

                    знак восклицательный.

А этот – просто жил –

                    а был человек замечательный...

* * *

Иерусалим.

Ерушалем.

Словно линзой лучи в точку собрались.

Где – тот Жаботинский, и где – тот Лем,

Где – то Мёртвое море, и где – Солярис?

Это здесь и сейчас – передо мной,

смотри, постигай и в память бери ты,

чтобы чувствовать, как шар земной

постепенно сходит с орбиты…

Каинственное

Разрешено к публикации имя

застреленного человека,

возможно, он был уголовником,

возможно, что ехал к маме.

Он просто шёл по тротуару
и щурил глаза на солнце.
Но неужели в каждом из нас
где-то прячется Каин?

Когда не хватит сердцу букв...

Когда не хватит сердцу букв,
шепча слова ли,

                    стих кроя ли,

и пальцев трепетный бамбук
бездумно ринется к роялю,
и хлынет звуков круговерть,
и снова лад в душевном гаме.
Лишь только музыке пропеть
то, что не выразить словами.

Колокольчики

Одиночества странная каторга –

Так сидит в паутине паук.

Не кофейною гущей, не картами

Заполняю текущий досуг.

Не дождусь ни награды, ни почести,

Поседевший от смеха блондин.

Но утешно звенят колокольчики:

Не о-дин…

Не о-динн…

Не о-диннн…

Конец февраля

Конец февраля.

На прилавках клубника,

Да как не попробовать сладких щедрот.

Мне сок «ассорти» наливают: «Хлебни-ка!»

Нектар, да и только, но градус не тот!

Я щурюсь от счастья,

                              весны

                                        и азарта,

Как спринтер, который выходит на старт.

Мне много не надо – дожить бы до завтра,

В котором февраль превращается в март.

Критик

То ведёшь ты в мир открытий,

то на бред наводишь глянец –

враг мой – критик,

друг мой – критик,

ты всегда – двуликий Янус.

Обличаешь паранойю,
и дуреешь от халтуры.

Пой же критик  за спиною –

бек-вокал литературы.

Литпроцесс

Строчка – кирпичная кладка,

а междустрочье – раствор,

после строфу ждёт усадка,

критиков злой приговор.

И к стихотворной стенке,

избежавший петли,

ставшей напротив шеренге

сам скомандуешь: «Пли!»

* * *

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

А. С. Пушкин

Лишь двести лет прошло от просьбы «…где же кружка?»,

Всех приковал к себе бессонный монитор.

Забыл, когда была последняя пирушка,

И с дамой тет-а-тет нескромный разговор.

Оторваны давно от дружеских застолий,

Ах, как теперь редки попойка и банкет.

Бог с ним, что счастья нет,

                                     что нет покоя с волей –

всё можно пережить, пока есть интернет.

Маргарита и дудочка

1

…ветер примял траву-мураву перед ней,

чтобы она плыла над землёй без помех,

пусть не готовят встречу в Царстве теней

со звёздной короной, одетой в облаков мех.

не убеждайте, что место желанное – рай –

страсть, поцелуй и дурманящий запах волос,

словно алмазы – храни, береги, не швыряй

в сторону ада, где боль от безжалостных ос…

2

поэт, дудочка твоя поёт,

за окном пташки запоминают ноты,

а потом копируют мелодию от

и до, ре-ми-соль, добавляя длинноты.

дудочка – флейты волшебной звук,

ты согреваешь душу, мысли, ладони…

только слышен сердца медленный стук,

за новой песни ритмом в вечной погоне…

3

солнце вниз скользит по дуге высокой.

вечер окон распахнул глаза.

вино полусладкое, кружки янтарного сока –

всё в ресторанчики манит магнитом. И за-

кат разрисовывал горизонт акварелью,

не слушая моих рифмованных небылиц,

водила пальчиком по чёрному ожерелью,

из по яркому небу кружащихся птиц,

глядя мимо меня…

4

она молчит и рисует в воздухе чудо.

она вынимает старые снимки из рамок.

двенадцать месяцев – это кубиков груда,

из которых можно построить воздушный замок.

можно прожить, глаза тревожные пряча,

сто раз расцветут цветы и растают льды.

страшно проснуться от дудочки горького плача,

и день превратится в тень далёкой беды…

5

не касайся дудочки – это знак,

что забудет всё тот, кому она

помогала вспомнить всё то, что знал,

помогала выдохнуть страхи сна.

золотые дни серебрят виски,

а в зрачках ещё алый май.

в этой дудочке – дом тоски,

не сожги её, не сломай…

6

человечий век ковыляет, как чёрт с клюкой,

перед ним – светло, за спиною – тьма.

даже природе дают покой,

оттого и осень, а потом зима.

отведи рукой беду, огради,

десять раз отмерь, но всегда не верь.

сладко спать головой на твоей груди,

пусть Танатос напрасно стучится в дверь…

Мастер и дудочка

1

…что за сквозняк выдул слова в окно

саван листа на столе снова лицо в ладони

голос исчез или похищен давно

отчаянью не к лицу лихость погони

только дудочке деревянной дано

превращать немое дыхание в звук

спаси его дудочка – ничего что темно

и по стене тенью ползёт огромный паук

2

Всё успокоится – поёт дудочка, поёт

о бездарном поэте и умнице Маргарите

сколько ни лей на раны зелёнку и йод

сколько лживых и ласковых слов не говорите

нет спасения потому что пуглива нота

улетает прочь не гнездится синица в руке

невозможно жить в состоянии цейтнота

если то что ждёшь ещё вдалеке…

3

Шесть отверстий на дудке, а пальцев – пять,

не встречай с ней рассвет алый,

пытайся мастера подождать,

он не такой как все – шестипалый…

Запоёт дудочка в его руках

о том, что всё затянется илом…

Опрокинет на лопатки душу страх –

так играть никому не по силам.

4

Словно факир, на дудочке заиграй,

змеями пусть извиваются в танце строки.

Всё, что не ждёшь, появляется невзначай

сладкой наградой за выученные уроки.

Взлетев на картине Шагала с любимой вверх,

себя ощути частицею невесомой

в бесконечности мира, где нет ни границ, ни помех,

а место падения не устелют соломой.

5

Никогда не иди на звук, уводящий за

неизвестную грань, откуда вернёшься едва ли.

там терновник колючий и ноги цепляет лоза,

и с деревьев огромные листья не опадали.

Только дудочка – этот волшебный манок –

приведёт утомленных своей бесконечной дорогой,

чтобы каждый постиг – в этом мире любой одинок,

пой им, дудочка, всем,

только горькой печалью не трогай.

6

Вот и время вышло.

И дудочке время молчать.

Хотя она может петь ещё тыщу лет,

Земная жизнь – это только малая часть,

У части другой, уж поверьте, предела нет.

Ни к чему с бессмертием заключать пари,

кружись до отказа на жизненном карнавале.

Не оставь на земле свою дудочку, а с собой забери,

чтобы звёзды от вечной мелодии там танцевали.

Моисей и Всевышний

– Всевышний, прочёл я народу скрижали,

Замечу, что сразу пошли беспорядки:

Мужчины роптали, а дамы визжали,

По-моему, в тексте нашлись опечатки.

На Лесбос ушла дерзких воинов рота,

В народе я выгляжу карикатурой.

И да – пункт седьмой – ни в какие ворота,

Уж ты извини – я займусь корректурой.

Москва

Люди будто бы кильки в томате,

в этом городе, добром и злом,

проверяются, как в сопромате

на изгиб, на разрыв, на излом.

Не надеясь на метаморфозы,

жгут мосты и ломают дрова.

Мы же знаем, как смотрит на слёзы

недоверчивая Москва.

02.06.13

НОБУЖ

Памяти Леонида Лаврова

В биофизике я, разумеется, ноль,

Но всё то, что услышал, ввело меня в шок –

Убедил, убедил обаятельный Шноль,

Можно сутки сжимать  как сжимаем снежок.

Сколько в спорах наломано копий и дров,

Нынче время сжимается в каждом из нас.

И не зря проповедовал «НОБУЖ» Лавров –

Век сжимается в год, год сжимается в час.

* * *

Не устраиваю торг:

Что прошло – прошло и баста.

И не взять взаймы чуток –

Смерть сурова и зубаста.

Но сгораю от стыда –

Что советовать потомку,

Если в жизни не всегда

Успевал стелить соломку.

* * *

Ничего, что суицид –

Похоронят за забором.
Но уходишь без обид

В дальний путь навстречу с Богом.

Только б корку дожевать,

А потом во тьму без звука.

Это тяжкая наука

Сколько надо доживать…

Он был – поэт…

Он был поэт,

                    писал по мере сил.

Реальность – очень горькое лекарство:

Пришла любовь, он отдал ей полцарства,

Трёх сыновей за это получил.

Растить детей – вот радости предел,

Растить детей – нелёгкая наука.

А для него была такая мука –

Поэзия осталась не у дел.

Поэтом меньше – это ли беда!

Поэтом меньше – это ли потеря?

Но ни одна из тысяч бухгалтерий

Урон не подсчитает никогда.

Опять зима

Опять зима – ну сколько можно?

Любовный угасает зной,

А было столько растаможено

Прекрасных чувств ещё весной.

И снова жизнь на все застёжки,

И вновь метелей бахрома.

Готовим тёплые одёжки –

Опять зима.

Остроумие

Конечно, остроумие – талант,

Которым нужно пользоваться гибко,

Не уколоть, как шпагой дуэлянт,

А просто осветить лицо улыбкой.

Мы всех не помним, павших от острот,

Хранит секрет история немая…

А всё же по таланту выше тот,

Кто хохотать умеет,

                              понимая...

Пилат и Иисус

– Вы ходите, раздор и смуту сея,

И верите в горящие кусты.

Я каждого распял бы фарисея,

Да дерева не хватит на кресты.

Да что кривишь передо мною харю,

Ты хочешь возноситься над собой?

А если так – тебя я пропиарю.

Займись-ка бедолагой, Крысобой.

Поэзия

Эта женщина взглядом выжгла мне душу,

И  заполнила её тем, что видят глаза.

Думал: не  выдюжу, но до сих пор дюжу,

Хотя не слышны мне поднебесные голоса.

А писать стихи – это такая проза, такая проза,

Навроде не очень мудрёной словесной игры.

А иногда слышится, как скрипят полозья,
И катятся санки со мною с невысокой  горы.

Поэт next

В эти дни, в минуты эти,

средь людских несметных орд,

он живёт на белом свете

человетер-пчеловорд.
Ни кредитки, ни визитки,
ковшик на электроплитке,

ковшик там, где Млечный путь.

И висит на интернитке
вся его земная суть…

* * *

Поэты-други, ваша жизнь ярка,

У каждого есть преданная паства,

За рифму отдаёте вы полцарства,

От жажды умирая у ларька.

Я вас люблю, литературный люд.

Любить – поверьте – это сладкий труд

Вот вам плечо!

Я вас в беде не кину,

А если кто-то всадит ножик в спину –

То как же в наше время без иуд…

* * *

Прошла мимо.

Я только искоса глянул.

Всё – проходит…

И всё по одной дороге.

Помню волшебную земляничную поляну,

мимо которой домой возвращаются боги.

Всё тоньше памяти ветхая нитка,
голоса ушедших тише и звучат вразнобой.

Горчит на губах сладкая земляника,

а боги уходят вдаль и не зовут за собой.

Пташка

Поэт не должен говорить на «ты»   

Ни с ласточкой, ни с камнем, ни с судьбою.

                                                                   Тамара Габбе

Дни стали светлей и длиннее,

деревья цветут не спеша.

Вот пташка на ветке,

                              под нею

сижу я, неслышно дыша.

Расплакалась звонко пичуга,

прощаясь с ушедшей зимой

её приютившего юга,

но время – на север, домой.

И в дивных сиреневых звуках,

в которых и горечь, и боль,

о прошлых потерях-разлуках

грустит бесконечный бемоль.

И каждое треньканье в душу,

как тонкой иглы остриё...

И кто я такой, чтобы слушать

печальные тайны её.

Рассказ

Вот и стал я третий лишний.

Заметает время след.

На столе одна яичня

постоянно на обед

Незаметно всё случилось,

некому сказать словцо,

незаметно жизнь разбилась,

как упавшее яйцо…

* * *

С рожденья своего мы в клетке золотой –

поскольку нет цены Божественному дару.

Мы привыкаем в ней к блаженству  и удару

от лицемерья, лжи и нечисти иной.

Из ниточек надежд судьбу свою сплети, 

в ней чёрным будет боль, а счастье будет белым…

Откуда в мир пришли  за времени пределом,

куда мы все идём – оттуда нет пути.

Стикс

На осеннем Стиксе кружатся мёртвые листья.

Персефона трогает ножкой холодную воду.

Обдували когда-то богов времена бескорыстья,

Чтобы жертвовать кем-то любому пороку в угоду.

В ту же воду входили не раз, если верить столетью,

И Аид наблюдает за нами, презрительно щуря веки.

Наплевать Персефоне, что всё это кончится смертью.
Ведь она-то – воскреснет,

а мы – дураки-человеки?

Сумбурное

Три желания угадай, золотая рыбка,
Хотя глубоко сомневаюсь в твоём IQ.

У Шерлока шершаво хрипит скрипка,

Но как заслушался  грустный Эркюль.

В рамках привычных «Пушкинослива»

Вспоминаю салтыковского карася.

На стене напротив пейзаж висит криво,

И вода из озера вытекла вся.

Таблица

Не надо запоминать повадки и лица.

Что любит на завтрак.

Какой видел сон.

Нужна такая Менделеева таблица,

Чтоб в клеточки каждый был занесён.

И людская грядка будет прополота,

И по каждому вывод будет прямой.

Этот – железо.

Тот – медь.

Эта – золото.

Тот – бром.

Этот – хром, в смысле – хромой…

Тот город…

В тот город, где я родился, не выпадет больше случай

Приехать в плацкартном вагоне и выйти на старый вокзал.

А память исколет сердце лапой еловой колючей

За то, что кому-то когда-то три слова недосказал.

Заправлена печь дровами, фырчит чугунок с бульоном,

А за окном в скворечне птенцов бесконечный грай.

И бабушка с дедом живы, и сахар ещё по талонам.

И так безмятежно в тетрадке рифмуются рай и сарай.

У врача

Что наше сердце, друг – беспомощная мышца,

Сам чёрт не разберёт, как лечится она.

Не разорвать ей круг, чем издавна томишься,

И не нащупать брод там, где не видно дна…

Приподнимает жизнь таинственный свой полог,

Сердечко-то она вручила напрокат.

И смотрит на меня печально кардиолог,

А я гляжу в окно, где плавится закат.

* * *

У твоих обещаний короткие крылья,

Покружили вокруг, до ушей долетели.

Да  жужжат, как в ночи комаров эскадрилья,

Но летят облаками и тают недели.

Мы стремились с тобою к намеченным целям,

Помня то, что за битого – двое небитых.

В планах было, что поровну прибыль поделим,

Но пока пополам делим только убыток.

Цена

В мире много вещей не имеют цены,

От громадных строений

                              до хрупких идей.

Нет цены у Великой китайской стены,

Нет цены и у дружбы великих людей.

А с другой стороны – на глазах пелена,

Одного не понять уголками души:

Какова у работы любимой цена,

Если платят за эту работу гроши?

Что там во Франции!

Чадит над планетой от озера Чад
до парка, где спят вигеландовы грации.

Везде льётся кровь, а газеты кричат:
А что там во Франции!

А что там во Франции?

Там лопнул нарыв, расползается гной,
и нынче не видно опасней субстанции…
Не поздно ль газеты исходят слюной:
Два дня – и забудут

Про что там во Франции…

Шахматист

Конец.

Дела обычные – инфаркт.

Он отдал жизнь дебютам да гамбитам,

Вверх не взлетел, и быть ему забытым,

В семействе шахматистов – это факт.

И всё-таки на шахматном пиру

Его помянут – только по-другому,

Назавтра, за неявку на игру,

Судья поставит нолик –

                              как живому!

Эльгрегор

Возле дома растёт родное дерево – пальма.

Что стерильно кругом – не скажу, но всегда юдофильно.

Чужая страна была – а теперича матерь альма,

А та, откуда – сюда, иногда лишь в кадриках фильма.

Вот смотрю по ТВ – когда горько, когда прикольно,

Ностальгия ко мне не приходит, не мучает шельма.

Ни Нью-Йорка не надо мне, ни тем паче Стокгольма,

Только память мерцает огнями святого Эльма.

Я в душу заглянул…

Я в душу заглянул –

Чего там только нет:

От пианино стул,

Коллекция монет,

Домашнее зверьё,

Я – лет пяти-шести,

Такое все старьё,

А глаз не отвести…

* * *

Я радио включил – нет, завтра не война,

Нет, не идём в поход, не раздают винтовки,

А, значит, повод есть – по рюмочке вина,

И чем-то закусить из утренней готовки.

А после – в интернет, звонят по скайпу мне,

Ах, интернет меня всё больше занимает,

О завтрашнем совсем не буду думать дне,

Всё обмозгует Бог!
Пусть голову ломает.

Я тебя завоюю…

Я тебя завоюю.

Готов арсенал

Для внезапной атаки десанта.

Я под вечер сонеты Шекспира читал

И горящие строки из Данта.

Напоследок присяду

                    и залпом – сто грамм,

Так заведено перед атакой.

И – вперёд!

За любовь!

За прекраснейших дам!

С белым флагом под мышкой.

На всякий...

* * *

сводим концы с концами

сводим друг с другом счёты

пьём коньяк с леденцами в сердце черно и глухо

словно торт юбилея премии делим почёты

пролито сколько елея а на душе сухо

нету подсказок readme света пьяна арена

жизнь прогорает в гаме пальцы ломают перстни

и в бесконечном  ритме волком поёт сирена

и у нас под ногами торф выгорает в бездне