Евгений
Евтушенко

Нет лет

«Нет 
   лет...» — 
вот что кузнечики стрекочут нам в ответ 
на наши страхи постаренья 
и пьют росу до исступленья, 
вися на стеблях на весу 
с алмазинками на носу, 
и каждый — 
      крохотный зелененький поэт. 
  
«Нет 
    лет...» — 
вот что звенит, 
как будто пригоршня монет, 
в кармане космоса дырявом горсть 
     планет, 
вот что гремят, не унывая, 
все недобитые трамваи, 
вот что ребячий прутик пишет на песке, 
вот что, как синяя пружиночка, 
чуть-чуть настукивает жилочка 
у засыпающей любимой на виске. 
  
Нет 
 лет. 
Мы все, 
    впадая сдуру в стадность, 
себе придумываем старость, 
но что за жизнь, 
       когда она — самозапрет? 
Копни любого старика 
и в нем найдешь озорника, 
а женщины немолодые — 
все это девочки седые. 
Их седина чиста, как яблоневый цвет. 
  
Нет 
  лет. 
Есть только чудные и страшные 
     мгновенья. 
Не надо нас делить на поколенья. 
Всепоколенийность — 
          вот гениев секрет. 
Уронен Пушкиным дуэльный пистолет, 
а дым из дула смерть не выдула 
и Пушкина не выдала, 
не разрешив ни умереть, 
              ни постареть. 
  
Нет 
  лет. 
А как нам быть, 
         негениальным, 
но все-таки многострадальным, 
чтобы из шкафа, 
           неодет, 
с угрюмым грохотом обвальным, 
грозя оскалом тривиальным, 
не выпал собственный скелет? 
Любить. 
    Быть вечным во мгновении. 
Все те, кто любят,— 
            это гении. 
  
Нет 
  лет 
для всех Ромео и Джульетт. 
В любви полмига — 
        полстолетия. 
Полюбите — 
    не постареете — 
вот всех зелененьких кузнечиков совет. 
Есть 
    весть, 
и не плохая, а благая, 
что существует жизнь другая, 
но я смеюсь, 
    предполагая, 
что сотня жизней не в другой, а в этой 
     есть 
и можно сотни раз отцвесть 
и вновь расцвесть. 
  
Нет 
  лет. 
Не сплю, 
    хотя давно погас в квартире свет 
и лишь поскрипывает дряхлый табурет: 
«Нет 
    лет... 
         нет 
          лет...» 
  
          18 июля 1992, станция Зима