Продолжение
Начало см. в № 4 (605)
Глава 4. Психиатрическая лечебница
Я был привязан к койке и жуткий, тошнотворный запах едких медикаментов разъедал меня. Голова совсем не соображала. «Неужели!» – воскликнул я в отчаянии.
– Вот такой сюрприз! – сказал улыбчивый и весьма непривлекательный пожилой человек в клетчатом халате. – Да, да. А ты думал! Ха-ха-ха.
«Не слушай его, Иван. Твоя задача продержаться до нашего прибытия. Это место дислокации. Это стандартное место дислокации. В нормальных условиях адаптация проходит гораздо медленнее. Но появились агенты… Не слушай его!»
– Вот такой сюрприз! – продолжал смеяться демоническим смехом мужчина.
– Був-був-був-був-був-був-був-був! – лежал на кровати и громыхал чумазый юноша. Затем он встал и резко обернулся ко мне. – Браток, одну дышку! Браток, не обессудь!
«Господи! Анна! Господи!» – ревел я, сжав подушку до боли.
– Успокойся! – гаркнуло на меня женоподобное существо в белом халате.
– Простите! Тут произошло какое-то недоразумение. Я попал сюда по ошибке. Дело в том, что я только развёлся, и, видимо, моя жена решила мне отомстить.
– Да? А ты не помнишь, как набросился на свою жену с ножом?
– Что!?
– Недоразумений в этом месте не бывает.
– Вы агент!? – требовал я.
– Какой такой агент?
– Вы в курсе, к какому Ордену я принадлежу?
Через минуту мне ввели успокоительное, и я заснул.
Я открыл глаза в привычной, полюбившейся мне комнате в Провинции. Рядом сидели Кристофер, Ричард, Фриц, Милош.
– Прости, друг! Прости меня… – слёзно шептал Кристофер.
– Ты молодец. Такие резкие переходы многих лишают рассудка.
– Мне нужны объяснения, – сухо, почти задыхаясь потребовал я от своих. – Что за место дислокации?! Почему никто не говорил об этом раньше!?
– Человек, живущий в метапространстве, в обычной жизни пребывает в местах временной дислокации. – Умиротворённо заверял меня Фриц.
– Значит, мы должны встретиться там? Там сущий кошмар!
– Мы понимаем… Нет, там сейчас ты один. Но мы вместе здесь… Некоторые из нас вместе. Агенты часто действуют таким образом. Они пытаются свести с ума пробудившихся, а некоторые обладают способностью вселяться в тела… к сожалению.
– Что я натворил? – спросил я испуганно.
– Ты ранил свою бывшую жену. Сейчас с ней всё в порядке. – Ответил Кристофер. Мне было до безумия жутко расспрашивать подробности. Я молчал. – У тебя есть немного времени. Выбирай. Хочешь ли ты продолжить? Потому что там с тобой сущий дьявол…
– То есть я могу просто отказаться быть членом Ордена?
– Да. Ты просто всё забудешь. Выпишешься из клиники. Продолжишь жизнь спокойную, будешь ходить к психологу, а со временем встретишь свою любовь. Ты будешь человеком. И будешь счастлив… Впрочем, это зависит от тебя.
И это была последняя фраза Кристофера перед тем, как я проснулся…
Я пытался понять, почему они стихли. Я пытался понять, была ли Прага.
Санитары избивали нас за непослушание. У одного из них была привычка закрывать нас в туалете. Там мы курили сигареты, пока не скуривали всё, что есть, а он наблюдал в грязное маленькое окно, как мы задыхались дешёвым табаком и вонью своих испражнений…
– Вы агент? – спросил я нового психиатра.
– Какой агент? – спросила она в ответ.
– Сами должны прекрасно понимать, – ответил я, нервно покусывая ноготь большого пальца.
– Нет. Я не агент. Меня зовут Сауле Аманжоловна. Мы виделись с тобой три дня назад. И тогда ты тоже спросил меня, не агент ли я... О каких агентах ты говоришь?
– Вы должны понять, что я здесь один… Совершенно один. И за мной следят!
– Ренат? Ренат тебя беспокоит?
– Он – агент! – заключил я твёрдо и привстал. Двое санитаров шагнули вперёд, но Сауле Аманжоловна жестом показала, что всё под контролем.
– Ренат многих беспокоит. Придётся потерпеть, раз уж ты здесь, – заключила психиатр и записала что-то в свой блокнот. – Как тебя зовут?
– Иван.
– А фамилия?
– Иван Карамазов.
– Как зовут твою жену?
– Анна.
– Полное имя. Фамилию и имя назови, пожалуйста.
– Анна Каренина.
– Чем она согрешила против тебя?
– Она… она. – смутился я и глаза мои увлажнились. – Я не хочу говорить об этом…
– Хорошо. Это твоё право. Но ответь хотя бы на этот вопрос: почему ты называешь себя Иваном Карамазовым?
– Что за глупости! – воскликнул я, – а почему вы называете себя так, как вас зовут?
– Потому что меня так зовут.
– А зачем вы задаёте мне эти вопросы?
– Хорошо… – ласково ответила Сауле Аманжоловна. – Ты знаком с Достоевским?
– Да. Это выдающийся русский писатель.
– Ты читал «Братьев Карамазовых»?
– Да.
– И?
– Послушайте, это уже смешно! – снова воскликнул я и заёрзал на стуле. – Разве вы никогда не встречали однофамильцев?
– Иван. Я думаю, что уже достаточно. – ответила строго и в то же время благосклонно Сауле Аманжоловна. – Ты веришь в то, что создал?
«Значит, она в курсе», – подумал я.
– Значит, вы в курсе моих способностей?
– Да, я в курсе того, что ты пишешь. И ты делаешь это весьма неплохо.
– А что я пишу? – спросил я, загадочно улыбнувшись.
– Ты пишешь о том, о чём пишут многие писатели. Ты ищешь истину. Ты хочешь исцелять сердца.
– Именно! Значит, вы в курсе! Вы в курсе! В курсе! Слава богу! – вздохнул я с облегчением. – Истина в том, что человечество сейчас в состоянии упадка! Враг не дремлет! Истина в том, что я и ещё некоторые Посвящённые в ответе за поддержание истинно светлого духа нашей расы, поскольку все прежние «рецепты» спасения не привели ни к чему, ни к чему!
– А к чему они должны были привести?
– Ха… Что говорил Иисус? – Бог есть любовь. Будда пытался привести тишину… абсолютную тишину в умы отягощённых бременем жизни людей, все современные пророки повторяют и повторяют то же самое, но мы видим бесконечное количество войн, насилия, измен, предательств! Мы видим тотальный упадок человеческих ресурсов! – я готов был повторить все свои умозаключения, которые я видел, когда стал свидетелем каждой человеческой эпохи от рассвета до заката. Но Сауле Аманажоловна жестом указала на необходимость успокоительного. Мне насильно поставили укол в руку и утащили в палату.
«Почему меня зовут Иван Карамазов?», – спрашивал я по ночам тихое небо, держась за ржавую решетку.
Однажды вечером в отделение прибыли двое. Молодые люди из детдома. Как гласила легенда – они обкурились до одури. Когда они шли по коридору, Ренат, которого я счёл вражеским агентом, пытался внушить мне, что я его слуга, а он император вселенной.
– Отнекиваясь от своих должностных обязанностей, ты рискуешь навлечь на себя гнев высших сил. – Говорил тихо и могущественно Ренат.
– Ты не высшая сила. Ты гнида. Ты тёмен, как ночь в пустыне.
– Ха… Посмотри на мир? Хочешь сказать, где-нибудь царит справедливость?
– Это от упадка человеческого духа.
– Х… тебе! Человек ничто. И ты ничто! Тебе внушили, что ты обладаешь какими-то там способностями, а в итоге – ты не можешь выйти отсюда. Потому что ты в моей власти!
– Пошёл отсюда! – в один голос крикнули двое Ренату.
– А вы кто такие? – спросил, не оробев, Ренат. Они подошли к нему и, взявшись что есть сил за его халат, потащили его в уборную…
Что они там сделали с ним, мне неизвестно, но только он не смел оттуда выйти на протяжении всего вечера.
– Не слушай его, – сказал мне повелительно один из них.
– Вы из наших?
– Возможно. Мы следим за порядком. Здесь много раненых. Как с одной, так и с другой стороны. По официально принятым законам – никто не имеет право нападать в лазаретах.
– Слава богу! Я знал, что это не бред! Я знал. Но я не ранен.
– Ты – это другая история. Нас не нужно в это посвящать.
Откуда ни возьмись, к нам подошло женоподобное существо в белом халате.
– О чём вы тут толкуете, а?!
Все смолкли.
Было время многое осмыслить. Человечество движется к краху. Если такие, как я, вынуждены скитаться по местам дислокации, то это подтверждает неизбежность гибели нашей цивилизации. Я понял, что направить этот огромный алчный ком, несущийся с горы, обратно не удастся. Когда-то, когда дух был здоров, когда прогресс духа выражался в быстром подъёме искусства после первых вспышек Эпохи Просвещения, такие, как я, были свободны. Мы блуждали странниками по планете. Мы блуждали от одного мира к другому. К нам относились, как к истинно блаженным. Предоставляли кров и еду.
Сегодняшняя система создала множество способов угнетения человеческого духа. Нас называют сумасшедшими. Мы вынуждены принимать искусственные препараты, которые губят наши организмы и сознание. Всё это потому, что общество боится нас. Оно считает, что нас нужно изолировать. Мы не должны портить своей «необычностью» правильные с их точки зрения городские пейзажи. Не может блаженный ходить спокойно по городу, не портя чужого вкуса, в то время, как город наполнен новшествами автомобильной промышленности, а его торговые центры полны всего, что желает обнищавший человеческий дух. Не может блаженный не портить настроения, когда современный человек, уткнувшийся в смартфон, случайно столкнётся с древним блаженным на улице, когда лента новостей и глянцевые фото знакомых говорят ему о том, что нужно стремиться к великому успеху требовательного капитализма. И этот капитализм прав, с его точки зрения. Потому, что только приняв правила игр развития двадцатого и двадцать первого веков, можно стать настоящим правильным человеком. Ведь все стандарты ведут к успеху. А что может быть желанней успеха? Школа говорит нам, что мы учимся, чтобы кормить себя. Университет говорит нам, что мы учимся, чтобы кормить себя. Только под фразой «кормить себя» скрывается посыл: «стремиться к успеху». Успех ныне – это чем больше, тем лучше. Мир превратился в кормилицу. Блаженных запирают в сумасшедшие дома.
Когда я рассказывал о своих идеях Сауле Аманжоловой, она внимательно меня слушала.
– Чем согрешила против тебя жена? – вдруг спросила она.
– Она… она, – не мог я толком сказать, – она изменила мне…
– Поэтому ты схватился за нож?
– Да! – воскликнул я и зарыдал.
– Поэтому она – Анна Каренина?
– Да!
– А ты – Иван Карамазов. Почему?
– Потому, что я задаю вопросы… – ответил я таинственно.
– А как на самом деле тебя зовут?
– Меня зовут Сабит Аканов.
– В каком городе мы сейчас находимся?
– В Алматы.
После этого разговора с психиатром меня перевели в другую палату. По слухам, эта палата была последней стадией лечения. После – выписка.
5 глава. Ясность
– А я всё слышал, хе-хе… – встретил меня на выходе из кабинета Сауле Аманжоловной Ренат.
– Ты шпионишь! Ты – сука! – прошипел я.
– А ты – дрянь, убившая свою жену!
– Моя жена жива, и если бы не ваши, то ничего из этого кошмара не было бы!
– Кого наших, кретин? Кого наших?! Ты – болен! Ты – сумасшедший! – вскричал Ренат и ударил меня по щеке так, что треснула губа.
– Вы умеете прикидываться, не спорю, – ответил я не смутившись.
– Даже если бы ты был членом какого-то там ордена… что сейчас, а? Терпишь? А? Может помолишься Иисусу?
– А почему именно Иисусу?
– Да потому, что ты слабак. Потому, что наша повседневная, самая обычная, пошленькая жизнь тебя сломила. Потому, что ты с детства начитался книжек и в итоге – сам стал одним из любименьких геройчиков. Вот почему ты – Сабит Аканов, и почему ты был – Иваном Карамазовым… хе-хе… вопросы он задаёт…
– А если тебе всё равно, если ты не агент, то что ты, падла, пристал ко мне?! – вскипятился я, но Ренат ответить не успел. Я только заметил, как тень одного из двоих подлетела к нему сзади и пырнула его в шею что есть мочи несколько раз тупой вилкой.
– Мы предупреждали вас, что протокол нарушать запрещено, – строго и возвышенно прочеканил молодой человек, в то время, как Ренат корчился от боли и истекал кровью.
На его крики выбежали санитары. Один из крупных санитаров, тот, что однажды сломал мне ребро, отключил виновного сильным ударом в челюсть. Вероятно, она была сломана, но этого я уже не знал, поскольку на следующей день его перевели в другое отделение.
Со мной лежал старик. Всё свободное время он читал Библию. Я не имею представления, как ему могли позволить читать Библию, но вскоре я убедился, что этому старику никакая книга не повредит… Однажды после обеда, когда нашу грязную и вонючую палату на восемь человек тщательно вымыли, мы загадочным образом остались наедине.
– Ты не один.
– Знаю, – ответил я грустно.
– Я имею в виду, ты не один такой.
– Какой? О чём именно вы говорите? – удивился я.
– Я говорю о метафизическом уровне восприятия действительности.
– Ричард!? – воскликнул я, просияв.
– Нет, я не Ричард.
– То есть вы считаете, что всё, что со мной было, лишь выдумка? А Прага? Люди? Орден?
– В том-то и соль, что это не выдумка. Это твоё пространство. Вернее, это то, что ты сумел уловить в метафизическом мире. Ты знаешь, как переводится это слово – «метафизика»?
– А с какого оно языка? – решил испытать я старика.
– Оно с древнегреческого. Можешь испытывать. Я не обижусь. Оно означает – «другая физика», «другой мир», иными словами, духовный мир… – старик помолчал, – загадка в том, что человеческое сознание сливается с бесконечным. Вселенная, обладающая известными и неизвестными законами, также обладает собственным духом, связующим все цивилизации. Ты один из немногих, кто вышел на этот уровень и открыл разум бесконечности… слился с ней… стал видеть глазами Бога… Это не могло остаться незамеченным, не могло не вызвать последствий. Вполне возможно, Орден, о котором ты говоришь – твой злейший враг. Но ещё более важная вещь – враг не скрывается, потому что враг заключается в тебе... Как добрая твоя сторона многократно увеличилась с выходом в метафизику, так и тьма твоя поглотилась ею. И не удивляйся, если твои друзья что-нибудь тебе шепнут про меня дурного. Вещи, о которых мы сейчас толкуем, известны многим. Но они не приняты обществом. В древности они были более распространены.
– Значит, и вы пребываете там, где я…
В нашу палату заглянул второй молодой человек. Мы поняли, что лучше помолчать некоторое время. На улице гудела стройка. В отделении было тихо. Лишь изредка шуршали тапочками пациенты, сновавшие в туалет покурить.
– Какого врага мы ищем? – спросил я, опасаясь ответа, ибо он теперь был очевиден.
– Враг – это ты. И друг – это ты. Ты ударил жену ножом…
Теперь вам всё стало ясно. Я не сумасшедший. Но я совершил нападение на свою жену, когда она, как мне почудилось, изменила мне.
Тогда я зашёл домой после тяжёлого рабочего дня в страховой компании. Там я работал менеджером по продажам. Естественно, это было не моё. С детства я увлекался литературой. А в последнее время – эзотерикой и философией. Перед тем, как напасть на жену, я временами стал чувствовать свое «возвышение». Я не употреблял наркотики, но сознание расширялось, и я выходил за границы своего тела неосознанно. Работа катастрофически тяготила. Отношения с женой были ужасными, и однажды я увидел её со своим ненавистным коллегой в постели. Тогда он был сверху, и я думал, что пораню, не убью! пораню его! но я ранил свою жену, спящую жену… Коллеги не было. Это был мой враг. Это был я. Бесконечность и моя проекция, способная творить пространство. Я уподобился пророку. И это меня погубило.
На следующий день во время обеда мы со стариком сели вместе. Столовая была чрезвычайно мала, стены выложены тускло-зелёным кафелем, стояли четыре стола белого цвета и стулья, тоже белые. Вилок и ножей не было.
– В женское отделение поступила одна из наших.
– Кто? – спросил я, жуя хлеб с маслом.
– Вика. Она постоянно блуждала по Орбите и Таугулю.
– Что случилось?
– С ней многое было. Несколько раз насиловали. Но она истинно блаженная. Ей это ничего. – Ответил старик, и я опешил.
– Как это ничего?!
– Она навеки осталась в самом прекрасном месте. Многие говорят, что планета, которую она однажды открыла, настолько прекрасна, что она не захотела возвращаться на Землю.
– Но её насиловали… – прошептал я, не смея взять куска в рот.
– Да. А она не замечала. Теперь она на той планете. А насиловали её слепцы… глупые, безумные слепцы. Она действительно красива по меркам нашего мира. Сейчас она там. – Ответил старик и указал пальцем в сторону женского отделения.
Мне очень хотелось увидеть её. Периодически я становился у окна и общался с птицами.
– Шепните ей, что она не одна! Шепните ей, что я тут, мы можем побеседовать! – мысленно обращался я к стае утренних щебетунов, сидящих на цветущей липе.
Слава богу, Рената перевели в другое отделение. Больше он меня не тревожил. Бывают те, кто действительно болен…
Как-то вечером зажглась свеча. Она горела ясно и осветила всю палату. Пациенты спали. Старика в палате не было. И я почувствовал шелест платья и лёгкий женский аромат.
– Тс-с… Не вставай. – Шепнула мне незнакомка.
– Вика?
– Да. Пока ты спишь, я решила предупредить тебя о том, что ты связался не с теми сущностями.
– О ком ты? – шептал я в ответ.
– Я обо всех, кроме старика. Не связывайся больше с ними. Не открывай им дверь в свою душу.
– Значит, это правда?
– Да. Но их не нужно создавать с рожками и с копытцами. Многие отдают должное их силе.
– Кто же Кристофер? Дьявол?
– Он служит Вечному по-своему, но тебе нельзя туда. Он нарушил правила, поэтому они покинули тебя. Они пытались сделать это красиво.
– Где ты живёшь? – спросил я.
– Когда-нибудь мы увидимся в прекрасном месте.
– Зачем я тебе?
– Меня послали сюда, чтобы помочь. Я в женском отделении…
И я проснулся. Я не видел её. Палата была тёмной. Все спали, а за окном всё заливала серебром полная луна.
Вдруг мне стало нестерпимо больно за неё. Остатки критического разума стали просыпаться во мне только когда я задумался о судьбе другого человека. И я понял, что и она в этом паршивом месте. Где нет нормальной еды, где нет закрытого туалета, где нет возможности помыться без наблюдений старушек, что не могут оторвать глаз от причинных мест. А что с ней сейчас? Я понимал, что я в двух мирах. И она тоже. Нам доступна вселенная духа, и мы в духе. И только теперь я задумался о Боге, в которого верят и без трансцендентных путешествий. Где же Ты? И кто же Ты? Я видел крушения эпох и нашу вину за каждый крах цивилизаций, ознакомился с великими трудами, но, тем не менее, сейчас мне остро не хватало ответов. Я понимал, что я не в состоянии противостоять себе. Мне поставили диагноз: маниакально-депрессивный психоз. Это правда этого мира. Но есть и другая правда. И чтобы примирить две правды, мне не хватало одного – истины. Но что есть истина? Ибо я немощен, и силы меня подвели, когда я столкнулся с Орденом. И теперь я понял, что именно Орден даровал мне глубинные ресурсы сознания. Я понял, что и это есть Великий Промысел. И мне стало невыносимо жутко и одиноко. Я нуждался в уколе мужества. Я нуждался в истинном добре…
Явился старик, когда должно было взойти солнце.
– Даже в самые тёмные времена наступает рассвет. – Сказал он мне спокойным голосом.
– Вика приходила.
– И я не стал вас тревожить.
– Так где же свет? – в отчаянье спросил я старика.
– Осталось совсем чуть-чуть.
Взошло долгожданное солнце. Тени стали исчезать, и тогда я обернулся к старику, чей силуэт скрывала тень. И я увидел нечто потрясающее. И это был Свет… Начали пробуждаться больные и заблудшие от крика санитара. Но никто не видел то, что видел я. И тогда я понял, где именно Он был всё это время…
– Друг мой, я никогда тебя не покину.
– Почему я не видел Тебя, когда видел миры?
– Потому что ты соблазнился, а искуситель велик…
Когда я вошёл в кабинет психиатра, я впервые чувствовал себя там спокойно.
– Вы помните, что было сказано в первой книге Библии? Помните фрагмент искушения? – спросил я.
– Напомни. Я читала эту книгу давно.
– Змий предложил человеку плод знания и сказал: «И будете, как боги»…
– И? – держала паузу Сауле Аманжоловна.
– Мы сами себя наказываем. Целомудрие не в незнании, но в отсутствии алчности. Алчность выражается не только в приумножении капитала.
– А в чём ещё?
– Во всем, где нет меры и способности сказать себе – хватит.
– Ты стал верующим?
– Это очень личное… и всё же вам я скажу. Да. Я стал верующим.
– Расскажи, как это произошло.
– С точки зрения психиатрии это безумие. Вы сочтёте меня безумным.
– А раньше ты был здоров?
– Не совсем.
– Как это?
Я не знал, как объяснить все свои переживания и наконец решился быть полностью честным.
– Я считаю, что болезнь – это моё бремя. Я буду нести его до конца. Но также я знаю, что есть и другая сторона нашей жизни, та, которую отрицает психиатрия, поэтому я воздержусь от подробностей.
– Спасибо. Ты можешь идти. – Спокойно ответила Сауле Аманжоловна. Коллеги, присутствовавшие в кабинете, с любопытством провожали меня взглядами.
На следующий день состоялся консилиум врачей. Когда речь коснулась меня, то было заметно сдержанное удивление резкому улучшению моего состояния. Оно было вызвано тем, что никаких изменений в препаратах я не претерпел, но таинственным образом пошёл на поправку.
Мы провели ещё не одну беседу с Сауле Аманжоловной. И я продолжал скрывать многое. Но однажды она открыла мне кое-что…
– Знаешь, в психиатрии есть много интересного. Порой встречаешь и хитрость среди пациентов. Я говорю о случаях, когда на моей практике они прикидывались здоровыми. Лишь немногим удалось по-настоящему стать здоровыми людьми. Увы… – В это время она стояла у окна и смотрела на первые признаки осени.
– Я не притворяюсь. Разве какая-нибудь наука способна охватить все области человеческой жизни?
– Я надеюсь, что ты не притворяешься. Ты хороший человек. Но тебе важно помнить: многое из того, что ты знаешь – это плод твоей фантазии и эрудиции. Скоро мы тебя выпишем.
– Прежде чем я уйду… мне важно знать кое-что… вы знали, что один из санитаров сломал мне ребро?
– Когда это было? – спросила она, резко обернувшись, силясь сдержать своё волнение.
– Это было, когда я пытался выйти в туалет, а мне было велено не выходить… А ещё, вы знали, что в отделении на первом этаже санитар раздробил нос пациенту об умывальник?
– Нет. Я этого не знала… – Сауле Аманжоловна сняла очки и держалась за переносицу. Рука её дрожала. Она не могла поднять на меня глаз. – Прости…
Для меня остались загадкой двое молодых людей. Я не знал, в чём их предназначение. Только спустя годы многие лица мне покажутся безумными, как и я сам… и я буду сокрушённо молиться о своём выздоровлении…
Они пришли, не скрывая себя, в образах, мне знакомых… Я проснулся от острого холода и тьмы вокруг. Что-то потянуло меня выглянуть в коридор… Он был заполнен чёрным туманом, и я слышал инфернальный шёпот:
– Зачем ты отказался от великого дара?
Я слышал голос, но не мог понять, откуда. Он был всюду.
– Кристофер?
– Полно. Мы уже узнали друг друга. Я твоё творение. Ты коснулся неисчерпаемой глубины и сотворил Орден…
– Прочь! Прочь от меня! – паниковал я и бежал, не зная куда.
– Многие считают, что мы выбираем себе жертв, но вся соль в вас самих. Это знак бесконечности – единство вездесущего и человека. Тогда-то ему даётся неопровержимое свидетельство его могущества.
– Я отказываюсь в это верить!
– Ты бы мог подружиться со мной… а выбрал борьбу. Помни, что это битва всех ступеней духа в тебе… Я могу понести твою немощь… Ты можешь стать кем угодно…
Тьма исчезла, и перед собой я увидел старика. Стены вернулись. Снова больничный запах и громкий стук настенных часов. Было двенадцать ночи. Мы смотрели друг на друга. Мы сознавали бесконечность в нас, не лишённую зла…
– А теперь прими и это. – Тихо произнёс старик.
И я упал на пол, пытаясь заглушить свои рыдания. «Если бы ты знал, Господи, как я устал! Я не могу жить с этим! Зачем мне это?» – кричало мое сердце. И словно никто не слышал меня. Ни живые, ни мёртвые, ни свет, ни тьма, ни доктора, ни пациенты, погруженные в галлюцинаторное счастье.
– Всё-таки вам плохо? – неслышно подошла ко мне Сауле Аманжоловна.
– Да не до вас! – оборвал я, устыдившись своих слёз.
После обеда, который состоял из слипшегося плова и куска белого хлеба с дешёвым сыром, я повалился в постель. Оглядел палату и попытался представить, с каким горем надо было столкнуться всем этим людям, чтобы оказаться здесь. Один из них находился здесь четвёртый месяц, потому что родные не желали его содержать, а пенсия невероятно мала. Когда-то он работал шахтёром. Шахту завалило. Он остался один под завалами и долго-долго звал на помощь, пока не свихнулся. Когда помощь подоспела, он был уже другим человеком. Его двоюродный брат приносил ему четыре пачки китайской лапши. Он заваривал её в литровой пластиковой таре и звал всех нас на трапезу. Долгое время мне казалось, что мы на Тайной вечере. Но в этот день я видел перед собой несчастного с моей точки зрения и блаженного по сути человека, который снова заварил китайскую лапшу, чтобы поесть её со своими братьями по несчастью.
– Готово. – Пригласил он суровым тоном.
Я не хотел есть и отказался от угощения.
– Надо есть. А плакать плохо. – Сказал он сурово.
Я повиновался и пригубил пару лапшичек, чтобы не задеть своих друзей.
– Злой чечен идёт на берег! – проговаривал Гамлет. В приступе белой горячки он напал на жениха своей сестры.
– Вкусно, чечен? – спросил я Гамлета.
– Злой чечен идёт на берег! – ответил Гамлет, обернувшись серыми глазами, в которых можно было видеть пропасть сознания.
Я решил поспать. И так хотелось встретиться с Викой…
– Как я пойму, что и ты не проекция? – спросил я, глядя в бесконечно-синее небо.
– Я не могу ответить на этот вопрос. Это должен знать только ты. И ты должен решить, хочешь ли ты прибыть и остаться в том мире, что я нашла, где я обрела непреходящее счастье! – ответила она, идя по зелёной лужайке с белой козочкой, а в руках она несла стакан свежего молока. Она была в красном платье в белый горошек, с русыми волосами, ясными зелёными глазами и не кричащей, спокойной, целомудренной красотой.
– Спасибо… – ответил я, и голос мой тихо разлился по лужайке, и всколыхнулись сосны, а ручей весело замерцал в ответ. Щебетали пташки, жужжали пчелы, и где-то вдали паслись дикие лошади.
– Я похожа на жизнь? – спросила она, утирая платком текущее по моему подбородку молоко.
– А я? Где заканчивается фальшь и где начинается жизнь?
– Был брат Дима буян, был брат Иван умник, и был брат Алёша блаженный... Кем ты станешь, милый?
– Я?..
Это был чудесный сон. И всё же это был сон. Но сердце тосковало по любви. И я верил, что она моя вторая половина, а мне нужно найти её.
В начале моей повести, когда ко мне явился Кристофер, я отправился в дебри звёзд. В больнице я окунулся в быт химикатов и общего туалета. А в духе я стал обретать ясность мысли и наконец я прекратил возвышаться над миром…
Наступало время моего исцеления…
Прошло уже много времени с момента моего поступления... я и не знал, сколько месяцев, а может лет… Я не помнил первого дня. Встреча с Кристофером в Центральном парке всё ещё казалась явью. Я снова был в кабинете у психиатра. Мы были одни. На дворе стоял октябрь, тянувший жёлтой листвой свои руки в окно мрачной клиники.
– Расскажи мне, как ты представляешь Бога? – спросила Сауле Аманжоловна, будто беседуя по душам.
– Выразить Его невозможно. Он во мне.
– Он – это ты?
– Нет. Просто я прикоснулся к тайне. Представьте свет маленькой свечи… а я иду в тёмном коридоре. И всё, что у меня есть – это маленькая свечка.
– Тебе легче так?
– Дело не в этом, – ответил я и загляделся в окно, где ветер шелестел листвой, а по небу плыли тучи, – мы говорим о разных вещах. Ваш бог – это идея, мой – это мой смысл. Теперь я дышу по этой причине. Этой свечой я дышу…
– Ты ведь не знаешь, во что я верю. А берёшься утверждать. – ответила Сауле Аманжоловна, явно довольная ясностью нашей беседы. Только теперь я обратил внимание на её черты лица. Высокий светлый лоб, прямой нос и ровные губы выдавали глубокий ум, а спокойный взгляд карих глаз говорил о мирном нраве.
– Когда вы меня выпишите?
– А куда ты пойдёшь?
– Я не знаю. – ответил я, вдруг осознав, что моя старенькая мама ушла из жизни, не выдержав моих катастроф. Это было тогда, когда снег шёл крупными хлопьями. Кажется, был новый год. Я получил письмо от дяди, но решил, что кто-нибудь из Ордена испытывает меня. Я не поверил, что моя мама скончалась. Глаза мои наполнились слезами, дыхание сбилось.
– Тихо, Сабит. Успокойся. Ты сможешь это принять. Ты сильный человек. Держись. – ответила Сауле Аманжоловна, подойдя ко мне и крепко держа за плечо. – Подумай, куда ты пойдёшь.
– Как я мог забыть? – рыдал я без стеснения. – Я ведь даже не попрощался с ней!
– Ты помнишь адрес? Ты понимаешь, что тебе лучше встать на учёт? Когда ты найдешь работу – неизвестно. Лекарства стоят недешево. С рецептами ты можешь получать их бесплатно.
– Хорошо.
– Ты молодец. Помни, ты всегда можешь обратиться ко мне.
Моя квартира была пуста уже больше года. С бывшей женой мы жили в другом месте. Теперь она живёт там со своим мужем. Маленькая уютная двушка, куда я вернулся, – с пыльными полками книг, маленькой кухней, старой мебелью – нуждалась в уборке. Я принялся за это первым делом. Намеренно избегал полку с фотоальбомами, боясь увидеть время, когда я был счастлив.
Каждую неделю я ходил в клинику получать препараты. Первое время я продолжал наблюдаться у своего врача, общаться с друзьями, многие из которых так и останутся в больнице на долгие годы, только переведутся в отделение, где это возможно.
Санитар, сломавший мне ребро, по словам Гамлета, избил его тяжёлым кожаным ремнём. Другой санитар так и продолжал заставлять пациентов накуриваться в туалете. Почти всё было без изменений, только я теперь видел клинику в подлинных красках. Не сразу, но со временем она предстала такой, какая она есть, ещё более мрачной и душной, вонючей до безумия.
И теперь мы подошли ко дню, когда я завершил своё путешествие. Я стал обычным человеком. Всё осталось позади, и только одно я решил сделать перед тем, как отправить эту повесть в несколько редакций.
Однажды я всё же решился навестить бывшую жену…
Я постучался в давно забытую дверь, её открыл незнакомый мужчина.
– Чего надо?! – спросил он резким тоном. Вероятно, он понимал, кто стоит перед его дверью.
– Я не посмею… только позвольте сказать пару слов ей.
Она стояла на кухне. Видела и слышала меня. Она знала, где я был…
– Кайрат, позволь. – Услышал я взволнованный голос.
– Прости меня! Прости за то, что отнял три года твоей жизни! Прости за всё! – упал я перед ней на колени. Она пыталась меня утешить, насколько это было возможно в её положении…
Всё осталось позади… но я порой возвращаюсь на широкую зелёную лужайку и болтаю с Викой о пустяках. Белая козочка всегда рядом с ней. Кто же она? Проекция?
Лёгкое послевкусие и обида всегда сопровождают меня, стоит мне прикоснуться к этим воспоминаниям. Словно мне дали вкусить что-то совсем, совсем чуть-чуть, лишь подразнить, и отняли.
Несмотря на противоречия и туманность в объяснениях сущностей, с которыми я столкнулся, я оставлю всё как есть. Это правда. Это тайна, которая будет мучить меня всю оставшуюся жизнь.
Иллюстрации:
картины, созданные нейросетью.
© Еркебулан Улыкбеков, 2022.
© 45-я параллель, 2023.