Эре Тиа

Эре Тиа

Все стихи Эре Тиа

* * *

 

Белый страх покидает небо,

- Запорошены все проспекты.

Предвесеннего мира треба

Исключает цвета из спектра.

 

Пробивает февраль билеты,

– И летят облака-вагоны.

И глядится в озёра света

Ледяная зима-Горгона.

 

Наши руки оцепенели,

Наши души – на грани краха.

Но на страже людей – капели!

 

– Тает страх, точно снег, по взмаху,

Чтобы мы сквозь зимы тоннели

До весны добрались без страха

 

Бурю можно смирить изнутри

 

Ты – ничто перед ширью степей!

Выходи и дыши до отвала!

Здесь тебе не по силам – не петь,

Здесь душа от земли оторвалась!

Стала облаком, ястреба сном,

Дерзкой частью божественных игр,

И следила, как в небе ночном

Полыхают соцветия искр!

То сходились дождей племена

До зубовного скрежета грома,

И ветра в грозовых стременах

Привставали у солнечной кромки.

Но в тебе зароптала земля

Древним голосом крови и пепла.

– Защищай, сохраняй, исцеляй! –

В каждом атоме яростно пела.

И ты понял, что, встав у двери,

Сбережёшь и травинку любую!

Бурю можно смирить изнутри

Навсегда,

только став частью бури.

 

 

Васильковое воинство

 

Этой непозволительной вольности

Снова не избежала Земля!

И моё васильковое воинство

Покоряет без боя поля!

 

В мире, где ураганы и бедствия

Повседневной рутине сродни,

Чудо-армия (цвета небесного)

Лета сердцебиенье хранит!

 

Обходя наши души дозорами,

Выдыхая весны на краю,

Родниково, светло и лазорево,

Вопреки

наступает июнь!

 

Воробьиные титаны

 

За четыре дня до чудес

Мы ещё почему-то живы…

И стоят тополя и ивы,

Подпирая края небес.

 

Год ещё не сложил копья.

И в житейских земных боях нам

Нужен стержень (маяк ли, якорь),

Пусть без листьев и в воробьях!

 

Может, мы потому – в строю,

Что у этих древесных стражей

На всю зиму хватает стажа –

Побеждать в ледяном бою?

 

Днём и вечером, и с утра,

У подъезда твержу на память:

– Небо точно не будет падать

По периметру их двора!

 


Поэтическая викторина

Встретиться с морем

 

Как просто Шагнуть… Посмотри, – этот путь не заказан,

Тут нужно всего-то – Проснуться и Верить в Себя.

Здесь так же светлы и лукавы посланники сказок,

И время воздушные змеи ворочают вспять.

 

Ты помнишь? – Мы были пиратами и моряками!

Наш домик из стульев – то замок, то быстрый корабль,

А мы с тобой – птицы! И крыльями (или руками?)

Махали, кричали по-чаячьи, или – «Уррааа!»

 

Дельфины под нашими пальцами били хвостами,

С солёною пеной мешался восторженный крик,

А мы за три вдоха с тобой становились китами,

На спинах несущими детства мечту – материк!

 

И струны звенели, и страны себя открывали

Для наших распахнутых глаз и распахнутых душ,

А мы паруса до краёв наполняли ветрами,

И правили смело на Ту золотую звезду…

 

Пора повернуться и взглядами встретиться с Морем,

Которое скалы бессильны зажать в окоём.

Узнать эти волны, свободные априори,

И вспомнить, что имя у этого Моря – Твоё

 

* * *

 

Если ты, мой друг, не владел земляничной полянкой,

По доске не мчался, выплескав пол ручья,

Если Зло не свергал в руинах седого замка,

Дав отведать ему берёзового меча,

 

Если голыми пятками ты по траве не шлёпал,

Ощутив июль восторженно под стопой,

Значит, друг, для тебя весь этот весенний шёпот,

Мне о жизни ещё и петь, и играть с тобой!

 

Я скажу про волшебное (чтобы забросить гаджет).

Электричка ждёт, как верный железный конь!

Сладкий запах угля из чёрной трубы расскажет,

Как добраться в Страну Непойманных Облаков!

 

Где под звёздами в небо растут сквозь лишайник скалы,

И сосновым духом полнится малахит.

Где в ночи, у костров, видны очертанья сказок,

А на глади озёр луна ворожит стихи.   

 

Ты серьёзен до ужаса: сроки, зарплата, офис,

И тебе – не восемь (даже – не двадцать пять).

Но ты чуешь: в душе холодной занозой осень

Прорастает в тебя, и корни её скрипят!

 

Вот ладони – ладьями, вот – ветер, холодный, колкий,

Вот – тернистый путь отважным твоим ногам!

Вот – Весна! И тебе звенящей, живой иголкой

Суждено найтись в ароматных её стогах!

 

Кофейный бог

 

Не сотвори кумира! – В памяти между строк.

Курится трубка мира, – Смуглый кофейный бог

(Очень земная штука!) чашку мою согрел.

Есть только я и турка. Нет ни огня, ни стрел.

Метко летят молитвы в сердца живую цель,

– Ангел на поле битвы тьму захватил в прицел.

Цепью – стихи и лица, воины и рубежи.

И продолжают литься кофе, слова и жизнь           

 

* * *

 

Мне снилась иная земля,

Где, не устрашения для,

А чтобы надежда жила,

Терновник пылал.

 

И шли на восточный базар

Гаспар, Мельхиор, Бальтазар...

И, звонкая, будто слюда,

Сияла звезда.

 

Я плакала. Чайник свистел.

Там кто-то для копий и стрел

В терновом венце и в крови

Стал неуязвим.

 

А после за ширмою штор

Очнулась и вспомнила, что

На стыке начала и мглы

Мы были светлы

 

На границе апреля

 

Устроители тонких баррикад в твоём сердце

Сотворили на совесть: нет ни скола, ни щёлки,

Ни намёка на то, что монолитная глыба

(Без которой уже ты себя и не мыслишь)

Из сомнений и страхов, легко и внезапно

На границе апреля срывается с места,

Исчезая в потоке перелётного солнца!

Но кричит от восторга заплутавшая птица.

И трещат оголтело тиски ледостава.

– Разве стольких напрасных усилий не жалко

Для вмерзающих в лёд, потерявших надежду

Ярко-синих побегов весеннего неба?

А ты машешь с моста и вливаешься в стаю.

Заговариваешь и себя, и побеги,

И врываешься в жизнь, пробиваясь навстречу

Ярко-синему, звучному, вечному небу,

И становишься светом. Ну вот ты и дома

 

 

* * *

 

Ночью подсвечено небо и край земли. Снится мне детство – лета и солнца сплав.

Вот – мои деды! – Семечком проросли в детской душе Сумы и Ярославль.

Я – паутинка, ниточка… (Я – не я, а незаметная странного мира часть),

Между натянута, – силюсь свести края стран, чьи границы болью кровоточат.

– Дедушка! Дедушка! Что это за игра? Кто сочиняет правила? – Расскажи!

– Спи, моя рыбонька, я расскажу с утра. Будет вовсю июль, и беспечна – жизнь.

Вы не застали холодный, больной февраль (два паренька: ярославский и тот – из Сум),

Только во сне вас и вижу. Не буду врать, я с февраля – словно бы навесу.

Поздно не спится. Мало кому – до сна. Где-то подсвечено небо огнём войны.

Всё чаще мне кажется, держится небо на плохо пришитой пуговице Луны

 

Ныряльщица

 

Едва плыву, качаясь на плаву,

Утята украшают нарукавник,

А солнечные зайцы – синеву,

Озёрного стакана!

 

Ещё учусь играть, удить, нырять,

Издалека присматриваюсь к морю,

Босые пятки рвутся покорять

Прибой у мола…

 

Как «Отче» знаю магию ветров,

Созвездий атлас и течений шифры.

Во мне компас – моя морская кровь:

Смотри за горизонты! Шире! Шире!

 

Звонка, стройна, в стихию влюблена,

(Пускай потом воздастся за грехи мне!)

Стена волны цунами – не стена

Для дерзкого дельфина!

 

Киты гудят, очнувшись ото сна,

Индигово, протяжно, ледокольно.

А тело обнимает тишина –

Изнанка непокоя.

 

Ныряльщица пронзила океан!

Сомнения теряются из вида.

Легка моя подводная строфа,

А в душу мне глядит левиафан –

Хранитель Атлантиды!

 

Одно утро

 

Ветер переехал в апартаменты,

Утром в кроне клёна, в лесу напротив,

Обживался, лихо скакал по веткам,

Упражняя вой на мажорной ноте.

Небо таяло, проливалось ливнем.

Утро было мятным, прохлада – свежей.

Птицы пели искренне о счастливом,

И притихший мир обнимала нежность.

И в росе огнями горело солнце,

В каждой капле – свет – драгоценный камень.

А река в тумане катила сонно

Волны, зачарованные веками.

И, вздохнув сосново, проснулась чаща,

Небо на груди приютив как будто 

Там, где Бог осколки любимой чашки

Превратил в нежнейшие незабудки!

 

По зёрнышку

 

В сумке – уйма гранатовых зёрнышек. Ветер свистнул и сразу притих.

Помани – и примчится воробышек – перелётный стремительный стих.

Сила жаркая – в зёрнах рубиновых. А земля по весне – лепота!

На развалинах, на руинах ли, – Время зёрнам моим – прорастать.

А соседи глядят недоверчиво, – Что там может уже зеленеть?

(Но задумаются тем же вечером, – Может, стоило бы и мне?)

Во дворе – первозданно и тихо. Незатейливо наше бытьё.

Не задень, одноглазое лихо, ни соседей, ни воробьёв!

Колесо бесконечно вращается. Чуть земли да немного воды...

– В зябкий мир любовь возвращается сквозь гранатовые сады

 

Смотри, – Какие красивые!

 

Смотри, – какие красивые, смелые люди!

С морщинками, шрамами, склеенными мечтами,

С бедой заострёнными, заспанными чертами,

С любовью и верой, среди этой дичи и люти!

 

С земными надеждами и с воздушными замками,

С долгами до неба, с сердцами, сшитыми заново.

Спустили сюда, (не спросили), в шатёр небесный.

Пришли баловАться, радоваться, влюбляться.

 

А им говорят, – Забудьте про ваши песни!

Какие вам песни? Какие вам, к черту, танцы?!

Они – нараспашку. А им говорят, – Примерьте

Звериную хватку жизни, беззвучную пляску смерти!

 

Они говорят, – Мы этого не просили!

Но выжить не в силах.

 

Смотри! – Какие красивые смертные люди!

Прохожие. Преходящие. Первые встречные.

Атланты невыносимо недолго вечные,

Считалку говорящие на распутье.

 

Ковчег нам пошли/спасательный шаттл, и силы нам

– Смотреть, какие красивые,

Читать их сердцем и не поминать их всуе.

 

Идём! – Потанцуем!

 

Солнечная малость

 

Аховый апрель. – Весна подвисла.

Ночь. Огни. Людское шапито.

Я живу в тенётах урбанизма,

И помочь не в силах мне никто!

 

Под окном грохочут электрички –

Исполины. С головы до пят

Бог природы здесь, увы, вторичен,

Окультурен и почти распят.

 

Я сдала бы пост в кругу порочном,

Но (оплот покоя – в чехарде)

Там внизу есть маленькая роща,

Прямо между веток РЖД!

 

В ней живёт бунтарь обыкновенный

– Соловей! Дичится темнота

Рощи. Но во мраке постепенно

Тонет мой шестнадцатый этаж.

 

И когда почти уже сломалась

Я под ношей и лежу на дне,

Птичья песня – солнечная малость

Душу возвращает из теней!

 

По утрам украдкою пою я

И слежу, как там, среди ветвей, 

Сердцем, в ожидании июня,

Держит оборону соловей!

 

Часовщик

 

Если вдруг осознал, что конечен, но тем не сломлен,

(Шестерни б разобрать и понять, как устроен мир)

Значит, друже, тобой несомненно победно словлен

Человеческий кризис лет двадцати восьми.

 

Мы привыкли уметь выживать при нехватке знаний,

Горизонты берём на скаку, не снимая лат.

Только (где-то ещё вдалеке), но стоит за нами

Часовщик, на ладони греющий циферблат.

 

Содрогаются стены твоей необъятной жизни,

Но стерпи, – пусть не дрогнет ничто на твоём лице.

Только ты выбираешь, когда улыбаться шире,

Сквозь какие смотреть очки, и в какой – прицел.

 

Что же делать теперь? ... Льётся кофе священный запах.

Бьётся море в груди, не мелея который год.

Часовщик улыбается, стрелки идут на «Завтра».

И вращается солнце в тёплых руках его

 

 

Шахматы

 

Стена неведенья упала! Ба!

Открылась истина – слоями.

И под ногой качнулась палуба.

Непостижимо! – Устояли!

 

Стреляли в сердце нам и в голову,

Скользили ноги (от воды ли?),

Едва не стали божьим оловом,

Но серафимы отводили.

 

В такой картине бытия расти

(И – Человеком) – Не слабо ли?

– Где корни гор дрожат от ярости,

А корни душ горят – от боли,

 

Где, баллистическими шахтами

Кору земную изувечив,

Блаженный мир играет в шахматы

На человеческую вечность

 

* * *

 

Я передам любовь по проводам,

Которые протянутся из века,

Где я живу. Я счастье передам

И свет от человека – к человеку.

Как эстафету вечности, вперёд

Пошлю привет горячий и нетленный,

Замкнув на сердце жизненные клеммы,

И голос мой с поющею вселенной

Без фальши пусть в тональность попадёт

 

Я уже была

 

Ощущение, – Как будто когда-то я уже была по ту сторону звёзд,

Что я – не тело, не разум, который живёт в темноте-за-глазами,

А малая часть космоса (его световая клетка,

Если бы уместно было делить его на мельчайшие частицы).

У меня есть работа. – Вот эта самая (Быть здесь, на Земле. Мной)

Она срочная, – Вахтовая что ли даже.

Но Там, за гранью есть нечто настолько невыразимо большее,

Что смешно даже пытаться описывать.

А самое важное, что пульсирует в крови: мы все – одно целое.

Оттого и больно так сейчас. Невыразимо. Потусторонне.