Эре
Тиа

* * *

Ни деньгами, ни славой мой век не измерить,
Измеряется он не в годах и не в милях,
А в мечтаньях, которые сбыться посмели,
И в любимых, которые свято любили.

И сейчас, вот до этого самого вдоха,
Все они – за меня. За моею спиною,
Если холодно мне, если страшно и плохо,
Их фигуры встают монолитной стеною.

Не героев отряд, орденами расцвечен,
А (мои до мурашек!) обычные люди.
До меня через них пробивается вечность
И на ухо твердит: «Только так ведь и любят»!

Не бросают подачкой унылою жалость,
Щедрой силой делясь, раскрывают ладони,
И спасают меня от меня, от пожаров,
От ноябрьских пропастей (самых бездонных).

И вокруг, как цветы, распускаются камни,
В пересохшую душу вливаются реки.
Каждый взгляд их – финал бесконечных исканий,
Шаг навстречу – дорога к себе, – к человеку,

На которого я так хочу быть похожей!
Каждый из – мне и вера, и мера, и память,
Каждый из говорит, что испуг мой ничтожен –
Чтобы резво бежать, нужно мастерски падать.

Ни деньгами, ни славой мой век не измерить
И не теми, с кем вышло когда-то расстаться.
Моя жизнь – это в море бушующем берег,
Это люди, которые в сердце – константа.

* * *

Сквозь бури, дожди и туманы,
Где часто невидим восход,
Мой маленький-маленький ангел
Безропотно рядом идёт.

Мне выпало чудо – родиться.
И с первым рассветным лучом
Он тихо из тьмы появился
И сразу подставил плечо.

Курносый, в шарфе не по моде,
Но, верный счастливой звезде,
Солонку и спички – в походе,
Надежду и веру – в беде

Откуда невесть добывает,
Куда бы ни звала стезя.
Вы скажете: «Так не бывает!»
Но в чудо не верить нельзя!

Мы, верные жизненной силе,
Учились, любили, росли.
Мы плакали, штопали крылья
И солнцу навстречу неслись!

Болтал он порой без умолку,
Неся на плече узелок,
В нём – шишки, янтарная смолка
И маленький добрый стишок.

Бессчетно спасал он поэта –
Тепла вырывалась река
Потоками божьего света
Из этого узелка!

И громче трубы и свирели
Над всею вселенскою тьмой
Стишка чудо-строки гремели,
Меня возвращая живой.

Пел ангел: «Не дрейфи, кулёма!
Задача твоя высока! –
Ощупывать мир удивлённо
Мелодией языка».

Ещё есть уютная тайна:
В каком бы далёком краю
Тоска ни напала случайно –
Янтарную смолку жую!

Капе́льно

Мне снится зимний мост и фонарь,
Светящий в гущу снежного танго,
И ветер в танце носится над,
И ты, смеясь, глядишь на Фонтанку.

А дальше всё – легко и светло,
Капе́льно. Оживают проспекты.
И голос твой в соцветия слов,
Которыми надежды воспеты,

Вплетает сны и небыль, и явь,
Но в них не верит севера солнце –
Встаёт. И вижу сонная я:
Ты таешь. А весна остается

Солнечный мой

Ты один знаешь, как я по тебе скучала,
мониторила ночью весточки стылых звёзд,
облака провожала, а на заре встречала,
со скалы твоё имя небу в сердцах кричала,
чтобы ветер тебе эти слова донёс.
Мы прощались тогда, будто уже навеки.
Словно разом умолкли птицы в моём дворе.
Так нельзя обращаться с северным человеком!
При нехватке солнца в сердце
не тают реки.
И, как шанс на удачу, самый земной и редкий,
Ты вернулся ко мне, солнечный мой
апрель.

* * *

Вечные ценности вечны. Стихи тихи.
Помнишь, душа? – Человечьи сердца хрупки.
От равнодушного слова до чепухи –
Всё приближает их: трещины, черепки...

Каждое слово упрёка твоё – снаряд.
Мы невредимы, а наши сердца горят.
Чаще – дотла. Но любви без «Прости меня!»
Не существует, как феникса – без огня.

Зарисовка

Реки людских жизней
Катятся под землёй,
С Невского на Маяковскую,
С Гостинки на Петроградку:
Мужчина с седой прядью,
Женщина с синими дредами,
Мама с двойняшками-на-самокатах.
Реки энергий сливаются воедино,
Смешиваются в подземке.
В центре зала встречаются
Тысячи судеб,
Расходятся,
Чтобы однажды встретиться вновь,
Или во веки веков
Не сбыться.
Я в центре зала на Невском,
Жду тебя.
Над головой кипит майский котёл –
Петербург.

В метро

Так получилось, что мы с тобой уже переходим в статику.
А кто-то только что вырвался в лето из детского садика.
И залы станций подземки ему – дворцы!
И каждая лампочка – дивная!
Он обожает раскраски и бабушкины голубцы,
Нарекает пол лавой, а лавочки – льдинами.
И даже на «льдине» спокойно ему не сидится: сидит и ногой качает.
Вскочит, осмотрит вагон: «Что там написано? Ю-Эс-би?» – Это что означает?
А дай, посмотрю карту метро? А дай, сравню с той, которая в телефоне!
Пробежал по ботинку усталого дяденьки: «Ой! Простите!»
Присмирел. Секунд на пятнадцать. Снова смеётся, конфуза уже не помня,
Отделов с пирожными самый взыскательный посетитель.
Ладненький, крепкий, – мелкий бульдозер в джинсиках.
Жажда исследовать и познавать этот мир заставляет маму вздрагивать и седеть.
Не под силу ему усидеть –
Отчаянно нужно жить ему!
Мама крепко берёт за руку, рядом сажает.
Но он – супергерой, победитель, воитель, стержень!
Мама слышит: сквозь грохот вагонов крадутся года –
Их меньше десятка до мига, когда
Её рука уже его не удержит.

* * *

Весь белый цвет распахнутого снега,
Вся мощь и боль, и сладость – в тихий сплав,
(Который до последней капли – небо) –
Снежинкой украшает мой рукав.
И тает тьма над Ладогой и лесом,
Над островом, который тьме – острог.
Мы выдюжим сквозь эту зиму, если
Соединим ладони над костром.
Пусть каждый шорох множится, пропетый –
Бушует ветер в тысяче миров.
Над озером в огне сгорают беды.
Не сплю. Смотрю: летит над миром белым
Рассветное жар-птицыно перо.

Предчувствие

Где-то между этими
Неподъёмными днями
Тянется светлая ниточка
Музыки,
Словно тропинка,
По которой
Идёшь на свет.
Вьётся, бежит,
Просачивается.
Пусть ещё звук не явен,
Пусть ещё нет голоса,
Только – его предчувствие –
Музыка копится,
Движется,
Собирается в мириады
Световых ручейков,
В единый поток,
Умирает,
Рождается и
Меняет мир целиком,
Напирает
На зимние стены
Усталости,
Отчужденности
И молчания,
Чтобы присвоить себе
Единый миг,
Когда
Из всех затаившихся,
Южных
И северных,
Ароматных и липких
Древесных почек
Грозовой и озоновый
Грянет май,
А на тебе
В ту секунду
Не будет бронежилета.