Ена Ляшенко

Ена Ляшенко

Четвёртое измерение № 29 (161) от 11 октября 2010 года

Ободранные обои

 

* * *

 

Из степей и пустынь

Принесённая пыль

Осыпает полынь,

Заметает ковыль.

 

Эти земли чисты

Так – до рези в глазах,

До границ слепоты

И до шума в ушах.

 

Реки все утекли,

Не оставив борозд.

Вянет тело земли

В паутине корост.

 

Лишь кочевий следы

Остаются от сёл –

Поиск грязной воды

Их отсюда увёл.

 

Твой поход завершён.

Отчего ты не рад?

Погляди – это он,

Это твой Китеж-град.

 

* * *

 

Утратить снова – не боюсь,

Но вслух промолвить не умею

И оттого безмолвно вьюсь

Над головой воздушным змеем.

 

Прозрачна привязь и тонка,

Но, в солнечном играя блеске,

Сверкнёт, как острие клинка,

На синеве бесплотность лески.

 

И мы, казалось бы, покой

Друг друга вовсе не тревожим.

Но стоит Вам взмахнуть рукой –

И вмиг я падаю, стреножен.

 

Незримой мучимый неволей,

Я одного страшусь – свободы

Пропасть, оторванным без боли,

В тиши пустого небосвода…

 

* * *

 

Маячит тень Харона

И прячет лепет сонный

Средь музык похоронных

Финальная канцона.

И траурных влюблённых

Из Рима и Сиона

Сгоняет ветер, склонный

к парадоксам.

Но в нашем настоящем,

К безрадостностям вящим,

Мы ищем и обрящем,

Хотя убыток – слаще

Всех лепестков, летящих

С горы, где сгинул пращур

и вянут флоксы...

Ты знай, любитель логик,

Многострадальный трагик,

Что первые итоги –

Как первые овраги,

Ты взглянешь в небо гордо,

Уверен в предстоящем,

А грунт, казавшись твёрдым,

Тебя на дно потащит...

 

* * *

 

Пережёванные листья дикой мяты прямо с поля,

Из-под ног босых летящий недовольный майский жук,

Освещённый ясной высью лоб в зелёном ореоле

Падает – куда уж слаще! – в лепестки готовых рук.

 

Камень, ножницы, бумага, непокорность тёмной чёлки –

Расскажи мне на ночь сказку, мне приснился страшный сон:

Я бежала вдоль оврага быстро, смело, но как только

Я на мост ступила тряский, тут же оборвался он…

 

Исцарапанные плечи, пригоршня малины спелой

Просыпается на землю – всё не удержать одной! –

День был вечен и беспечен, обеспечен жизнью целой,

Где герои тихо дремлют перед долгою войной…

 

* * *

 

Так ночь не была тиха

С начала Средневековья:

Ни окрика петуха,

Ни скрипа у изголовья…

Абрис тугих кустов,

Твёрдых под ветром сонным,

Высится, как остов

Древнего галеона…

А маленький человек

С огненными глазами,

С тёмными листьями век,

С тонкими волосами

Смотрит из-под одеял

В ужасе бессловесном

На черноту зеркал

В раме тяжеловесной.

Хоть закрывай глаза,

Хоть с головой укройся –

Жуткие чудеса

Сон на плечах приносит.

То расцветёт в руке

Язвы цветок зловонный,

То вдруг начнёт вдалеке

Вешать мертвец поклоны,

То перестук копыт

Слышится за дверями,

И человек не спит,

Только молчит упрямей.

Ладанку жмёт к груди,

Дышит – и то с опаской.

 

Как бы не разбудить

Призраков этой сказкой…

 

* * *

 

Опалённая солнцем родного Шунема,

По утрам облачается в светлые платья

И идёт к виноградникам кротко и немо

Выполнять обещание, данное братьям.

 

Сколько, глупая, масел и благовоний

Извела на тонкую смуглую кожу –

Только лучше, чем запах подобных ладоней,

Едва ли купец-египтянин предложит.

 

И до позднего вечера дикие травы

Шелестят, обвивая точёные ноги,

О царях и царицах, чьи богатства и слава

Рассыпаются в пыль перед вздохом глубоким.

 

Раскалённое небо утихает, и к дому,

Огибая холмы, пробегает по круче.

Спи, ты, к счастью, с завтрашним днём не знакома,

И не слышен ещё гром в чернеющей туче.

 

* * *

 

Далила долила себе вина.

Она пьяна, одна и без Самсона.

Ей не пристало мукою бессонной

Себя корить за протовремена,

 

Когда он был среди филистимлян

Нежданым, ненавистным, нежеланным.

Когда была родная ей земля

Под поступью его равна вулкану,

 

И рдели щёки женщин – назарей

Нёс силу властного, тяжёлого удушья,

И каждая склонялась так послушно,

Взирая на руины на горе.

 

Его желали, прикрывая страсть

То гневом, то насмешкой, то боязнью,

Игра же прекратилась, возвратясь

К филистимлянам многократной казнью.

 

Не похоть и не гордость привели

Его к цепям меж двух колонн у храма,

А то, что тянет вепря к краю ямы,

Срывает листья, движет корабли.

 

Природа страсти или страсть природы.

Власть силы или сила власти в нём…

Нет. Просто неумение в угоду

Толпе легко смеяться под огнём.

 

И, правда, лучше призраком без глаз

Похоронить врага с собою рядом,

Чем на пиру давиться виноградом,

Сок яда проливая на атлас.

 

И вот – куда ни ступишь – камни, тело

На теле. Жизни прерваны без слёз.

Она совсем немногого хотела –

Сплести колечко из его волос…

 

* * *

 

От эскиза и до экстаза,

Вплоть до первого метастаза,

Вплоть до первой открытой язвы

Ты не знаешь, что безобразен.

 

* * *

 

Именно, именно имена

Нас поднимают к поверхности сна,

После – и вовсе из сна вырывают.

 

Не эхолоту дана глубина –

В дебри нейронов струна вплетена,

И кукловод того не скрывает.

 

Воздух, с которым всю ночь тет-а-тет,

Тянется мантией точно как плед,

Тающий вниз по ключицам.

 

Первый позыв – туалет? интернет? –

Зябко скользящий под пяткой паркет –

Нужно подсоединиться.

 

Горстка рефлексов и горочка мышц,

Мышлением и габаритами мышь

Разве что превосходим.

 

Но все биофакторы, ты говоришь,

Теряются, если наутро стоишь,

Сияющая, при восходе.

 

* * *

 

Федорино горе – Язоново счастье.

Язоново счастье – экстаз Ипполита.

Экстаз Ипполита – Медеево Asti,

Которым картина размыта.

 

Эзопов язык – за Эдиповым глазом.

Так изымаются все метастазы.

 

Одеяло сбежало, простыня улетела,

Колесница скрипит, пьяный крик Фаэтона

Не мешает затянутому в белоснежное телу

Встретить день без проклятия или поклона.

 

Есть Акро и Некро – два адовых поля.

С травой или без – выбирай, где раздолье.

 

Хна – в волосы, в чёрнофигурную – хина.

Софокл, расширяя набор декораций,

В кроссовках и тоге шагает в руины,

Диктуя потомкам негромко и вкратце.

 

В руке наготове заточенный стилус –

Сам убедишься: что будет, то было.

 

* * *

 

Мне совершенно ахматово,

Сколько в прошедших столетиях

Всадниц коня крылатого

Шпильками-шпорами метили.

 

Всё это конско-волконское

Уксусное придыхание –

Как маринад для Вронского

На затянутом скучном свидании.

 

Растопчи Евдокию с цветочками,

Пегас мой, как феникс выживший.

Я вверяю тебе полномочие

Овёс перемешивать с книжками.