Елизавета
Яровая

Immortele Augustine

Там, где я беру перо, 
ты становишься бессмертным, 
и под тяжестью конверта 
прогибается bureau. 
 
Кто бы мог подумать, что 
он окажется тяжёлым – 
лист, исчирканный, изжёванный, 
подёрнутый мечтой. 
 
Расползаясь на листе, 
стайки литер васильковых, 
будто крылья насекомых, 
начинают шелестеть: 
 
Здравствуй, милый Августин! 
Нынче ты меня моложе. 
Нам с тобой грустить негоже, 
непростительно – грустить. 
 
В тайном зале взаперти 
я храню твои портреты 
за стеклянными глазами. 
 
Часто видится, что это 
я – смотрю с твоих портретов, 
а напротив молча замер 
immortele Augustine.