13.02.2013
Сегодня празднично светло.
Причудливо поля застыли.
Мне так легко. Но тяжело
Нести цветы к твоей могиле.
Небесный порох запылал,
Зажжённый сонными лучами.
А ты немножечко устал
Вздыхать натужными плечами.
И рыхлый снег посеребрил
Твои прекрасные седины.
Вчера ты – есть. Сегодня – был,
А нам стоять у середины.
И пухом мёрзлая земля
Не показалась мне. Ну, с Богом!
Тебя Смоленские поля
Ведут в последнюю дорогу.
* * *
Золотится рожь – осеннее руно,
Сквозь неё зияет раной свежий дол.
Мне впервые стало как-то всё равно,
Что землёй себе запачкаю подол.
Окружившая восмиконечных рать
На взрыхлённый пышный холм точила зуб.
Мне впервые не хотелось целовать
Слишком длинные полоски Ваших губ,
Словно рот разрезал Вам старик Гюго.
Все молчали, скорбно головы склоня.
Мне впервые стало ясно, отчего
Смотрите, как будто сквозь меня.
Плацкарт
Папа, скажи, отчего ты
Не любишь плацкартных вагонов,
Да шпал восклицательных стонов,
Не попадающих в ноты?
Помнишь, как пахнет вокзалом
На низкой четвёртой платформе,
Где женщина в заспанной форме
Взглядом тебя провожала?
Сам ведь когда-то окурки
На рельсы выщёлкивал лихо.
А ночью до тамбура тихо
Крался в накинутой куртке.
Там за окном, как и прежде,
Разбит горизонт проводами.
И я привыкаю с годами
Спать, не снимая одежды.
* * *
Он был всегда немного странным:
Глаза откроет поутру
И удивляется туману,
Разбросанному по двору.
Потом ведёт меня, упрямец,
В проход мешая втиснуться,
Забросить книги в старый ранец.
Опять не дал мне выспаться!
Шутя, смеясь, на кружку с краю,
Глаза прищурив бойкие,
Зачем лепил, увы, не знаю
Чаинки терпко-горькие,
Потом хватал мои перчатки,
Пихал, пыхтя, под тумбочку,
Взамен с пяток ирисок сладких
У мамы крал из сумочки...
Он всё же был немного странным.
Позвать – не помню имени...
Но он остался долгожданным –
Мой Бог. Он жил внутри меня.
Кукушка
Мать земля простилась с ночью. Утро раннее:
Просыпайтесь же, мои сыновья!
Я пошлю вам в чисто полюшко бескрайнее
Незатейливую трель соловья.
Просыпаются сыны твои голодные –
Открывают рты слепые птенцы.
Накорми их, напои и дай свободу им,
Ведь они уже и сами отцы.
Им гнездо твоё давно уж опостылело,
Вот бы, мама, ты кукушкой была –
Ты бы смолоду детишек в люди вывела,
Из-под нищего стряхнула крыла.
Не страшились бы сыны твои невольные
Грозных сказок о двуглавых орлах.
Ни к чему бы им и скатерть хлебосольная,
Кабы, мама, ты кукушкой была.
Так пускай себе, кто хочет, разлетаются!
Ни одной по ним слезы не пролей.
Есть такие, кто и в бурю не прощается
С ветхой палубой твоих кораблей.
Утопает наше царство – солнце хлынуло,
Золотую рожь пролив через край.
Я б тебя и в худшем веке не покинула.
Пусть и дальше ненароком горбит спину нам
Верным, преданным сынам птичий рай.
Крылата
Меня встречает сонная столица,
Лениво щурясь переходами дорог.
Нежданной гостьей я ступила на порог
Владений хищной недовольной львицы:
Принюхивается ко мне, косится
И сомневается, но все же узнаёт.
Не скрывшись от полуденного зноя
Её блистательных мерцающих очей,
Порхаю в дивной клетке – серый воробей,
Не думая о том, что клетка стоит
Дороже жизни незатейливой моей.
И львицу жизнь моя не беспокоит.
Я невеличка сказочного роста,
Вдоль по Смоленской, по родной, спешу пешком,
Асфальт шуршит в ногах шершавым языком…
Очнулась на знакомом перекрёстке:
Павлины Шервуда хранят доходный дом –
С прогулки ждут наследников Орловских.
Под шумный звон вечернего набата
Умело рифмы шьёт студент в хмельном бреду.
Я – на прощальное свидание иду
По закоулкам старого Арбата…
Сказать, что я вернусь, ведь я крылата,
Как стая птиц на Тимирязевском пруду.
Город
Город улицами путается, кружится,
Изгибается, свивается змеёй.
Город пристально глядит сквозь окна-лужицы,
Магистралями вздыхает, как живой.
Город сам в себе совсем не разбирается
И ломается сложением листа
С картой в сумочку – на сгибах затираются
Интересные и важные места.
Все проспекты, все аллеи, скверы, площади
От себя не в шоке даже – в тупике.
Город взмыленною загнанною лошадью
Вдаль стремится, на окраину, к реке.
Город пальцами-столбами прикасается
К надоевшим проводам своих волос.
Улыбается: кому какая разница,
Если вдруг он потеряется всерьёз?
Карта города другим пускай достанется,
Чтоб предательски за пазуху сложить.
Заплутаю здесь, ведь мне безумно нравится
Незнакомый городок твоей души.
Памяти ИБ
1.
Зажатый скопищем домов, не сломленный, великий,
Стремится носом в небо питерский гранит,
И кажется: сейчас собою он пронзит
Худых небес, над ним плывущих, матовые блики.
И хлынет с неба благодарственный, многоязыкий
Потоп души сквозь полукружия очков,
И смоет плоских, простодушных дурачков,
В разверзнутую спину посылавших злые крики.
Как он стоял, по шву растянутый, скрепя руками,
Меж двух держав разлом, меж нравственных эпох,
Так нынче, не знававшая его стихов,
Навзрыд прорвётся пусть страна его стихами!
2.
На задворках лета, в центре города
Я его приметила не сразу:
Устремлённость глаз, небрежность ворота,
Туфли итальянского заказу.
От столичной суеты небесным куполом
Отвлечён. В объёме безупречен.
– Я его таким себе и думала –
Заграничным, статным, узкоплечим...
Поминая наслажденье плотское,
Подношу смущённо для Поэта
На плиту, с пометкой скромной «Бродскому»,
Не букет цветов, а сигарету.
Красная река
Лежим на горячем песке
Холодные льдины
И таем.
Пускаем
Хмелящие вина
Сквозь тонкие щели в руке.
Небесные мы гордецы,
Как гунны в Китае
Поэтов.
Заветов
С тобою не знаем,
Их пишут, пожалуй, глупцы.
Уверенно вечности ждём,
Не зная ответов.
Без боя
С тобою
Слепящему свету
Позиции наши сдаём.
Стекает вода по щеке.
Полуденным зноем
Убиты.
Мы квиты,
Но всё-таки тонем,
Безмолвствуя, в красной реке.
Серый камень
Серый камень водой точится.
Птицы стаей летят низко, ведь
Им не меньше других хочется
Слышать к Богу его исповедь.
Серый камень наверх просится –
Он воде ни к чему, вроде бы.
Но нет силы его бросить за
Беспредел берегов родины.
И круги на воде множим мы
С раззадоренными лицами.
Это шанс для камней, может быть,
До воды долетать птицами?
Слепые
С глазами зрячими
Слепые люди,
Сцепившись за руки, идут,
А мы маячим им:
Вдруг место будет
Для нас с тобою в их ряду?
Совсем не страшно ведь,
Что ноги босы,
Зато там все душой равны.
И скрыта правды твердь
Бельмом белёсым
От чувства веры и вины.
Одно лишь таинство
Святого братства:
Пускай поведает псалтирь:
Что нам останется,
Куда податься,
Когда ослепнет поводырь?
Мне нравится
Мне нравится слово «чёрный».
Не нравится чёрный цвет.
И есть одно чёрное платье,
Для траурных дней.
Его не впервой надевать мне.
Я много курю сигарет,
Люблю этот запах перчёный.
Мне вместо гербер и пионов
Сирень во дворе сорви.
А жизнь… Я пока не устала
Гоняться за ней.
Мне за руки взяться – не мало.
Ведь можно, вообще без любви,
Теряться среди миллионов.
В соавторстве
Мимо Тёркина, мимо Днепра,
Мимо холода бьющих фонтанов.
«И кто знает, вдруг я ещё стану,
Главной темой её пера».
Скорбной матери строгая стать,
Показалась вдали за курганом.
«И кто знает, вдруг я ещё стану
Под гитару его звучать».
Встань со мной у соборных окон,
И послушай, как дерзко и чётко
Раздерёт колокольную глотку,
Во всю ширь раскатившись, звон.
Мысль оплавится, словно свеча,
При попытке сложения фразы.
И кто знает, как много нас разных
Про себя об одном молчат?
Ходят
Ходят люди по субботам
Посмотреть на образа.
Погреметь в мои ворота
В ночь вчера пришла гроза.
Поезда бегут устало
По кривому полотну.
Не спеша пристать к причалу,
Корабли идут ко дну.
Стрелки мчат на циферблате.
Над Невой мосты сошлись.
В белом хлопковом халате
По палатам бродит жизнь.
И из уст в уста покорно
Ходят слухи – множат ложь.
Отчего же, мальчик скромный,
Ты ко мне не подойдёшь?
Герою (комплекс Бога)
О мой Герой, как много раз
Тебя я жгла, тебя хулила?
Букеты дивных, свежих фраз
Тебе слагала на могилу.
И воскрешала, чтобы мог
Ты снова жить среди куплетов,
Затем ты снова был у ног
Моих, под дулом пистолета.
Прости за то, что так длинна
Твоя к изгнанию дорога.
Не наигралась я сполна…
А что поделать – комплекс Бога.
Ближе
С одними пот со лба,
С другими ветрено,
У третьих на уме одни интриги.
Стою я у столба.
Проходишь в метре, но
Не знаешь, что читаю те же книги.
И ближе нам не стать,
Ведь дело не в телах,
Так близко оказавшихся снаружи.
Иным близка кровать,
Но в смятых простынях
Попробуй, отыщи-ка чью-то душу.
Игрок
Сдавай по шесть свою нескромную колоду.
Играем в жизнь, теперь на твой любимый май.
Играем втёмную, без прикупа по ходу.
Не жди, сдавай.
Идешь ва-банк, слыхал – хорошая примета,
Но поражение вновь сулит тебе молва.
Твой блеф, увы, ничтожен, сунул два валета
Ты в рукава.
Как будто бы не знаешь, что залог успеха
Ни то, что в них, мой друг, и даже не в тузах,
А в стойкой вере в то, что правда, кроме смеха,
В твоих глазах.
Вновь проигрался в пух и зимние прогулки,
Отложишь вроде бы на завтра. Но потом.
Настойчиво бредёшь знакомым переулком
В игорный дом.
© Елизавета Косова, 2011–2013.
© 45-я параллель, 2013.