Елена Зейферт

Елена Зейферт

Четвёртое измерение № 6 (102) от 21 февраля 2009 года

Солнце und Снег

 
Девочке Ботагоз, рядом с которой тепло
 
Имя – верблюжье око

влажной от слёз души…

Девочке знать до срока

в жизни уже не «жи-ши»,
 

не избежать соринок,

брёвнышек-фраз, трухи…

Сколько стальных пружинок

ты распрямишь в стихи?
 

Сильная, с сердцем горячим,

зёрнышком головой –

новый упругий мячик

по бытовой мостовой.
 

Розовых восемнадцать –

мало? Дырявых сит

ношено!!! Стынут пальцы

от загибанья обид.
 

Милая! Настоящей –

страшно, зато – дано…

Жизненной скорби ящик

быстро теряет дно.
 

Пусть меж миндалин камень,

боль, как в последний раз, –

даришь тепло зрачками,

полной пригоршней глаз!..
 

Плачь! Бей лучом в колодец!

Тесно поэтов держись:

мы небольшой народец,

но понимаем жизнь.

 
Рассуждения системщика о сотворении человека
 
Бог – разработчик Евы и Адама.

Адам был создан первым. Из его

Ребра была придумана программа.

И в ней не изменилось ничего?
 

Не может быть. Творец исправил в Еве

Недоработки мужа и создал

Второй раз в этой совершенной деве

Свой образ (но опять не идеал).
 

Так, значит, альфа-версия (мужчина)

Должна быть хуже версии второй?

И, видно, в этом кроется причина,

Что женщина лидирует порой.
 

– Всё это бред, – отвечу я проворно,

Не веря в сотворенье и Эдем.

А даже если верю, то, бесспорно,

Молиться не смогу через модем.
 

Бог не был программистом – не знакома

Творцу наука новая была.

И первый блин у Бога не был комом,

А Ева только яблоки рвала.

 
Муки творчества
 
При близком общении

с мужчинами-

поэтами

женщины нередко впадают в муку паронимии:

кто он –

парнасожитель или просто порносожитель?

 
Штиль
 
На горизонте сервера «Mail.ru»

нет кораблей… «У Вас нет новых писем».

Мне штиль не в штиль. И чайки поутру

кружат вокруг, иных не зная миссий.
 

Синеет гладь, безбрежна и ровна…

А сколько от тебя даров бывало!

Я жемчуг розоватый, как десна,

как твой язык, по телу рассыпала…
 

Ты слал эскадры, милый мой пират!

Ощерясь, караваны боевые

салютовали, что везут – о диво –

твой новый дар на тысячу карат.
 

Признаний ожерелья, как смола,

тягучей массой шею обвивали…

И мышцами, как смыслами, играли

твоих матросов смуглые тела…
 

…Но если не напишешь ты сейчас –

хоть каравелла грянет золотая!..

Увижу нового письма баркас

и уничтожу, даже не читая.

 
Физико-химический сонет
 
Ты сказала: «Все науки люблю.

Только физику и химию – не очень».

Нелюбовь твою сведу я к нулю

(Не по Цельсию), дружок, если хочешь?
 

За глаза твои полцарства отдашь,

А улыбка – ах, мои аплодисменты.

Ты прозрачна и чиста, словно H-

два-О. Смех твой серебрист, как Ag.
 

Притяжение к тебе, как к Звезде,

Разных душ и тел, их вращенье

Вкруг тебя соблюдается везде!
 

Против чар твоих бессилен термояд.

Если чуточку изменишь своё мненье,

Получу твой положительный заряд!:)

 
Бог Анубис «толстого» журнала…
 
Бог Анубис «толстого» журнала

или шеф-редактор, скажем проще,

в прорези собачьего оскала

мудрые слова весь день полощет.
 

«Не пишите! Сор и эпатаж. Но

выиграли конкурс… И за сколько?..»

А глаза завистливы и влажны,

и кадык кислит лимонной долькой…

«Судорог не знаете душевных…
 

Всё – литературщина, пороша...»

Бог Анубис – бог, но не волшебник:

даже книг не написал хороших…

«Жалкие случайные наброски…
 

Со стихами, друг, повремените…»

Пёс, шакал… К нему идут подростки –

он их «опекает», дерьможитель…

В кладбище-гроссбухе – ряд фамилий.
 

Крестики – на самых даровитых.

Царство мёртвых… Этого убили,

этот спился, с этим тоже квиты…

Бог мумифицирует поэтов…
 

Многих он готовит к тихой смерти –

примет Лета, и не станет света,

а в душе довольны будут черти…

Бабочка, ах, бабочка живая!
 

Если ты влетишь (на крыльях – лира!) –

бог Анубис, скалясь иль зевая,

пасть откроет… Вира, детка, вира!!!

 
Sonne и Schnee: Солнце und Снег

 
1.

Перед сном…

Чёрная колыбельная Sonne

 
слово «солнце» рождаясь сначала звучит как сон

и волнуются в дрёме стога светло-рыжих ресниц

«эль» беззвучно течёт по прозрачной речушке Слюна

русло речки – язык – бугротел хитроуст краснолиц

пьёт податливый эль допьяна-допьяна-допьяна

закрываются веки как вещие створки икон

 

слово Sonne рождаясь сначала звучит как сын

Sohn фланелевый мальчик упрямо встаёт на носки

и лучами-руками рисует нам смертным окно

словно мать я беру его в руки горячим босым

от ресниц его заживо тлеют лоза и жуки

и со стен осыпается радужным пеплом панно
 

махаоны-дедалы мой маленький Sonne не спит

воск на лоб его каплет не с ваших ли горестных крыл

потерявшим икара не нужно сиянье Звезды

майна

прочь

опускайтесь

обугленных рук моих тыл

ненадёжное место для тех кто ударом под дых

или солнечной пылью с безумной античности сыт
 

Sonne бэби зачем тебе белый твой свет

ты умрёшь белым карликом сморщенным (ты не готов?)

сквозь пяток миллиардов впустую растраченных лет

солнце-сан не грусти эль неслышен

от нежного эль-фа увы

только фён лёгкий-лёгкий из детских рассыпанных снов

лишь духовное -ф-

ветер гелия у головы

головёшками рук

только так я способна ласкать

пепел губ твоих жаркие волосы

древний янтарь жёлтых век

поостынь мой ребёнок космический князь

мой страдалец не знающий холода нечеловек

светощупальца пестуют жадно всю тварную мразь

но пойми ты для них не звезда ты бесплатный фонарь
 

мой малыш ты растёшь

водородный гремучий коктейль

принимая во чрево вращаешься в люльке волчком

я пою и качаю но зыбка навеки пуста

дымный след фаэтона
 
о геЛиос вот он твой «эль»
 

чернота

благодатна бесплодной земли чернота

в ней никто не увидел бы пятен на теле твоём

 
---

Sonne (нем.) – солнце

Sohn (нем.) – сын

 
2.

Во сне…

Белая молитва Schnee
 

сон склоняясь в предложном скорее похож на снег

плавкий и незаконченный ангелов перистых пот

что стекая на землю становится легче пера

Schnee! мой зыбкий не выпавший Schnee это имя идёт

твоим белым рукам целовавшим меня до утра

талой влаге висков и всему что весомо во сне
 

ты закрой меня Schnee от людей от тепла и золы

и целуй пока рот твоих рук розоватый мотив не забыл

божество моих снов белый снег кисея моих снов

не учи отучи меня знать как снежинок лучи

оплавляются с болью

в ладонях замёрзли ключи

водопады корзинка моих свежевыжатых слов
 

Schnee wer bist du прости что тревожит мой шёпот но кто –

снегобог снегочей снеговек снегомиг снегоснег

ты присядь у постели осыпься несердцем

пойму

что не надо любить жаркий мир тёплый шар шапито

где снегурочка серною вновь начинает разбег

ты приходишь зимой или ночью лишь в холод и тьму
 

Schnee приносит с собою толчёное злое стекло

снежно сыплет на волосы крошку растёртых судеб

в зорких белых глазах отражается детский мой рот

это так безопасно щепотка и в мареве нот

поцелуев блаженство

но я выпрямляюсь иглой

на иконах не Schnee я не верю не верю тебе
 

я беру его в руки о бог мой не выпавший Schnee

я дышу тебе в уши любимый Неснег иль Веснег

подари мне себя но эфирен как эхо как смех

ты хохочешь так колко

взвеваешься ветром

поёшь

откликается блеском на песню зазубренный нож

ты не пепел ты тёплая белая кровь ты живёшь

Schnee обмяк как под снежным покровом дышать и творить

створки склепа захлопнулись я для тебя аналой

проникаешь под веки меж пальцев за ворот в живот

жить кричу я и ты разрешаешь небесный мне жить

я ослепла от снега ты мёртв снова лижет тепло

ты был снег просто снег белых ангелов перистых пот

 
---

Schnee (нем.) – снег.

 
Апельсиновая девочка
 
У девочки апельсиновые ноги,

У девочки апельсиновые руки.

И детские нафталиновые боги

Для девочки наги и безруки.
 

Она живёт и не верит в чудо.

Она всего лишь купается в солнце.

У девочки есть собственный Будда,

Целующий оранжевое лонце.
 

Недевичья апельсиновая кожа

Со вкусом горечи и сладкого перца.

У девочки в апельсиновые ножны

Запрятано нафталиновое сердце.
 

Она сошла с лубочных картинок –

Весною апельсинового цвета.

А думает, во что одета,

Про цену надетых ботинок.
 

Она прекрасна, как тропическая ракушка.

Она достойна иных полотен,

И признаний солёных на ушко,

И десятков любовников, и даже сотен!
 

Со страстной африканской гетеры

Сдирается кожура, и сочно

На дольки рассыпается вера,

Надежда, любовь и прочее.
 

Ах, девочка – апельсиновая мякоть!

У тебя апельсиновая зрелость.

Разгляди свою завтрашнюю прелость,

Не пади в свою завтрашнюю слякоть.

 
Икона нашего времени
 
Спешу по делам,

но вдруг обращаю внимание

на двери

маленького продуктового магазинчика.

Какое-то прекрасное изображение на них…
 
Икона?
 

Фигура с покатыми плечами,

в нимбе,

в голубом свечении…
 

Подхожу:

Рекламный плакат. Бутылка водки.
 

Русский калибр.

Platinum.

Сделано по-нашему.
 

Сколько людей приложится к этой иконе…

 
Поэт
 
За званым ужином Он вёл себя, как все.

Но в поволоке глаз гнездилось нечто –

ночные тени и дневные свечи,

и время шло: парсек, парсек, парсек…
 

Часы пробили полночь, как сигнал…

Он встал, желая всем спокойной ночи.

Из глаз его, как из весенних почек,

навстречу воле стрелы свет пускал.
 

…У настежь растворённого окна

Он в комнате, как волк в глубокой яме,

втянул прохладу хищными ноздрями

и шкуру дня снял, словно тину дна…
 

Пот капал на пол с дикого чела…

И, обнажённый (хоть и был в костюме),

Он плыл вперёд, скукожен в тесном трюме,

и, пенясь, быль во рту Его жила.

 
* * *
 
когда её насиловали на заднем дворе
 

стонали изумлённые голуби

понуро свесив вниз застывшие фарфоровые клювы
 

гулом девственного океана

рыдал ракушечник замурованный в стенах
 

заунывно пела трава

впитывая тяжёлые алые капли
 
молчали только люди
 

три молодых геркулеса

повелителя вселенной
 
каждый был занят своим делом
 

один зажимал ладонью

её широко разинутый искорёженный болью рот
 
другой держал её скользкие худые плечи
 

третий млел

закрывая глаза

от набегов

собственного злого пота

 
Сумасшедший
 
Пешеходная тропка – разминочный корт для волшебников.

Я шепчу «Аллилуйя» – замирают летящие автомобили.

Мир прибит, как асфальт, к бренной почве, но странен, как Хлебников…

А Меня разбирать эту заумь сюда пригласили.
 

Я читаю, смотрю. И, вдыхая арабскую вязь набухающих почек,

вижу ласковый шар, апельсин вкруг собачьих зрачков…

Вон восьмидесятилетний юнец, Гарри Поттер в очочках,

а девчонка в бейсболке – бабуля, хотя без очков.
 

Мир заметно иссяк. Нет красивых, библейских евреев,

в Вавилонскую башню пикируют «Боинги», «ТУ»…

Я кричу до небес – защитите Мою красоту!

Жаль, иконы, и те, от печали чернея, стареют.
 

Так стою на дороге – свирепый, небритый, патлатый.

Я второй раз средь вас, но не знаю, с чего начинать

здесь, где каждый легавый себя выдаёт за Пилата

и толкает Спасителя в шею и в мать-перемать.

 

* * *

 
На улице потешная девочка лет четырёх
нянчит Деда Мороза.
 

На стариковских щёчках куклы –

детский румянец.

На голове – задорная треугольная шапка

с крупным помпоном.
 

Баюкая куклу, девочка

заботливо поправляет её красный халатик и

по-матерински воркует…
 

Люди рождаются стариками

и умирают младенцами.
 

По мере жизни

мы теряем мудрость

и, как подростки,

увлекаемся азартными играми быта…
 

А быть бы всегда такими взрослыми,

как четырёхлетняя прабабушка Снегурочки

в этот тёплый, паутинный сентябрьский день…
 

Или хотя бы

на поре поздней зрелости

не потерять

возможность

войти в новорождённый мир мудрости…
 
© Елена Зейферт, 1999–2009.
© 45-я параллель, 2009.