Елена Сомова

Елена Сомова

Четвёртое измерение № 2 (386) от 11 января 2017 года

Синие песни из... безнадёжности нот

Берёза

 

Всё лилась и лилась родниковой воды говорня,

Пело сердце и птицы,

И щебеты ввысь, как подарки,

Вмиг сносили печальные замки и арки

Под малиновый звон, откровения соловья.

 

Эта синяя песня по капелькам влаги лилась

И вплетала в лучи колоски и цветы, и мгновенья

Растворения в летнем блаженстве и тленье.

И не знала душа, что заплатит за высь пустотой,

 

Пролетела сквозь жизнь

И уселась воронки считать:

Прогоревшие судьбы с отверстыми окнами вровень

С вымытым зреньем, понявшим, где выломлен корень,

Так? что крона опала и вымерзла белая стать.

 

* * *

 

Мы шли наощупь, открывая сны:

За дверью дверь, за поцелуем тайна,

За лепестками – солнечные псы

Теплом хватали и вели на крайний

Прибрежный плот. Оккультная игра

Кружила волны и волчки, стараясь

Приблизить остров, где слепая завязь

Готовила бутон из горных вод.

Окукленная искра доброты

В мир покаяний и борьбы рождалась

И восставала искрами цветка.

В Галактике и звезды и цветы

Несут богам. Нам попадает малость,

И жаль, когда на краешек лотка.

 

* * *

 

У ветра полная колода,

И он визжит без передышки,

И голубиные манишки

Мелькают веером рапсода:

Кистей и веток перебранка, –

Смычки взлетают поминутно,

Чтоб луч пробился в край мой мутный,

Развеивая серебрянку.

Детальный шорох разбирает

На «да» и «нет» больное сердце,

Плотнее прикрывая дверцу

От буйства, в атомах сгорая.

 

* * *

 

Твой ребёнок слышит,

Твой ребёнок – чудо.

Ветер ветвь колышет,

Как из-под винта

Вылетают мысли –

Пули абсолюта,

Те, что горло стиснув,

Слезы льют века.

Мальчик слышит море,

Мальчик слышит небо,

Небо тайну слышит – гулкий амулет

Тоненькой ракушки

Не из ширпотреба –

Из сердечной боли,

Где насквозь рассвет

Проявил реальность,

Обнажая срубы,

И ваяет жизни –

В гибель не смотри...

И несут удачу белые голубы –

Чайки нараспашку –

На костёр зари.

 

Школа школ

 

Шалунишки зяблые тут и там

Греют лапки слабые. Шум и гам.

Школьные пристенки, дрожь колен.

Пряники с горчицей. О, Верлен!

 

Здесь и обласкают и побьют,

В стиснутое горло суп зальют,

Вырвут пяди лишние. Средний ум

Выкорчевал небо всем из дум.

 

И бредут наощупь Музы к ним,

Кашляет от дыма херувим.

Прячется горилла в лимузин,

Привезёт учебник’s для трясин.

 

Фестиваль распутства, нео-фон

Шустренько хватает микрофон,

Песню закачает в лохотрон.

Током пробивает листья крон.

 

Беднота – как пламя на юру.

Надпомойный герб вершит игру:

И в часах песочных полкило

Соды и тротила – на ведро

Слёз красноречивых и пустых.

Грубость заседает в часовых.

Нож законодательств рубит прочь

Пяди, крылья, силы. Вот вам скотч:

Крылышки не склеишь – вырвут в суп.

Спрятаться в ракушку за скорлуп…

И в ползущих ранцах до ворот

Черепашьи яйца на восход.

 

* * *

 

На тонкий лист собрать энергию лучей

Последнего тепла и призрачной надежды.

Я знаю, без любви весь мир уже ничей, –

Мир варваров и шлюх, – им не прикрыть одеждой

Свирепый нрав: горчат клыки, свербят глаза

И когти чешутся, кого ещё бы свергнуть.

 

Разделит нас сквозная светополоса –

Сквозь мглу просвет, – его-то не избегнуть.

Лишь бы заметить и идти на луч,

Лететь пушинкой под раскрытой дверью,

Увидеть, как твой дух теперь могуч,

Пройдя страданья, боль и суеверья.

 

* * *

 

Внук тестирует на прочность мои нервы.

В этой науке он стоит минус первый,

Его мать – плюс вторая, бывший муж – минус пятый

После свекровей старшей дочери и зятьевого мата.

На дворе же – конец августа, тёплый ветер.

Скоро в школу, солнышко на рассвете.

Рядом с ценами на костюмы школьникам дохнут пчёлы,

Ровно падая на шнурок, слезами мочёный.

Баба Нюра у гастронома сидит с грибами,

Бомж в разрушке закусывает жареными голубями,

Сладко жить узбекам в России, армянам – тоже,

От фастфуда в ларьках жиреют наглые рожи,

Бомжевеют русские в поисках места, денег,

Плачут учителя: дети не вяжут фенек,

Слов не связывая, матерятся плёткой,

Глядя пристально в пальцы – решёткой.

Отражение то прилично, то неприлично:

Алкашам белый свет виднее, ну и отлично.

Дети их в магазинах воруют водку,

Ожидая, на что нам объявят новую модку.

Слово вязнет в крови у корня, в начале смысла,

Ноты путаются с неграми на бемолях.

А младенцы десятиклассников сохнут быстро

На пелёнках детдомовских, как е-мейлов пароли...

 

* * *

 

Небесный покровитель моих дум,

Любви моей заутренний сверчок,

Сыграй мне счастье на струне, – задуй

Пылание огня. Ушёл в расчёт

Считальщик лет: костяшки счёт целы,

Как нотки вишен в мыслимой горсти.

Твоим глазам и песням нет цены,

Точней, жизнь вечная цена им. И прости

За посейдонство ветреной башки

И сердца говорливый перелёт,

И перезвоны сохнущей травы –

Сухого звона несобранный мёд.

Это судьбы и музыки вершки и корешки.

Судьба к судьбе навстречу всё идёт.

 

* * *

 

Точно по количеству рыл в отстойнике

Экземпляры сердца на их подойники –

Жрали – не облопались харей в звёздочках,

Авгиевы чистили дерьмовые гнёздышки.

 

О прекрасном… Вымерзли розы в мае…

И давно в уме стоят розы-роды, –

Всё едино: боль в лебединой стае –

Что колечки дыма на все восходы.

 

Всё прощает память, но стельки в туфли

Вместо поцелуя простить не может.

И фингальный плен подступивший – тоже,

Оттого мама Лена давно уже суфий.

 

Однокрылый взлёт, не в иную сферу, –

Наиболее ценен взлёт, а движенье

Задаёт инерция сил. К барьеру!

Даже это, у горла, слепое жженье.

 

* * *

 

Речные линзы выгнула река:

Сквозь млечный воздух видится скрипичный

Ключ золотой, – сквозные облака

Толкают солнце в городок кирпичный.

 

Здесь поцелуев монотонный ряд,

Каскады птиц, резное мелколесье,

И голосят они, и прозвенят

Над колокольней, пока та не треснет

 

От тени, прячущейся за углом

И насмехающейся вслух над нами.

Иссохнет? Снова будет поделом.

Летит пусть вон над русскими лесами.

 

А голос твой, меня зовущий, вмиг

Преобразится в радостную песню.

Пока же Мунк провозглашает «Крик».

У страха – зенки, им в глазницах тесно.

 

Через века скользит в мир грешных миг:

Дом озарён любимого глазами.

Смотри, а здесь играет луч и блик… –

Клубок… на УЗИ-снимке… с волосами…

 

* * *

 

Это, видишь, сердечное мясо.

Тут невкусно, – сама не ела.

Здесь решётку сделали стрелы.

Просквозило навылет, ясно?

 

Я любила не раз – ни разу,

Как тебя. Купола над чайкой.

Здесь не яблоки – ананасы,

И Россия, а не Ямайка.

 

Но в России – не на Ямайке, –

Даже там обувают асы.

На колёсах «Ауди» стразы.

Обезьяна с гранатой в «Чайке»!

 

* * *

 

Маленький ёжик в публичном тумане,

Что ты найдёшь, кроме эха в кармане?

Вплавь по салону надменных картин

Дважды один.

Что ты найдёшь или что напророчишь

Гордым наседкам пугливых обочин

В смерче витрин?

Смерч, отрывающий древо от корня,

В адский полёт, в круговерть, в мукомольню

Жизнь отпускающий пласт,

Просто спаси: тонкой ниткой над плахой

Вынеси выдюжить певчую птаху,

Чтоб не разбиться о наст.

 

В каменоломнях бездушных поганцев

Сдавленный плач искромётного танца

Из безнадёжности нот

В старом подвале, набитом ежами, –

Танец о том, как витриной зажали –

Выжали небо и пот.

Ёжик пищал по-щенячьи, ногами

Топая, маму искал. Сапогами

Рядом топтал землю полк

Страшных людей из мультфильмов о монстрах.

Фильм наяву делал граф Калиостро.

Ёжик нашёл... и умолк.

 

* * *

 

посвящаю внуку Владику

 

Шевелится во сне моё дитя –

Ещё дыханье в сказках-снах витает,

И маятник мотается, мотает

Метель ночную пряжу, мне светя

Волшебным светом нежной сей любви

Ко внуку. Он во сне протяжно: «Лена…», –

Зовёт меня. Мне душу тереби,

Чтобы любовь в душе не каменела,

Чтобы с тобой, мой мальчик, чуть дыша

От нежности, мир открывать, как сцену

За занавесом, поднимая цену

Души в больших глазёнках малыша.

И бережно нести святой огонь,

И гладить лепестки живого света.

На краешке оторванного лета

Писания священные затронь...