Елена
Крюкова

Град Краснозёздный

Пятиконечная, прорезанная в снегу – 
     кровавыми ступнями, 
Пятисердечная, истерзанная 
     когтисто-острыми огнями, 
Остекленело вязь считающая венца кровей 
     – под микроскопом! – 
И чистокровной – стопку ставящая, а 
     инородцев – в топку, скопом, – 
Остервенелою духовностию хлестающая 
     скотьи спины, 
Над башней танка — златокованною главой 
     – глядящая чужбины, 
Ну что, Столица, ночь сжирающая горящей 
     смертью небоскрёба, – 
Война! Молися, умирающая, у 
     красномраморного гроба. 
  
...Я пришла к тебе, я пришла к тебе, 
     скарб крылатый приволокла на 
     горбе. 
Щенком доползла: зубами – за кумач. А 
     старухи в церкви мне бормочут: не 
     плачь. 
То ли ещё грянет. Земля загудит. 
     Саранча из расщелины земной 
     полетит. 
Металлические стрекозы. Стальные пауки. 
     Ржавые гусеницы – толще руки. 
Накипь белых глаз хлынет через край. На 
     снегу пластаясь, крикну: не 
     стреляй! 
Ведь она живая, нечисть-война. Она в 
     красный Мир, как сука, влюблена. 
А, да ты Москва! – на исходе дня – 
     куском снега в горло – спаси меня; 
А, да Краснокаменная – на исходе зла – 
     прими работяжку без рода-без угла: 
А и всё богатство – мёртвый сын в 
     земле, примета особая – шрамы на 
     челе, 
Ладони – в мозолях; сожму – что деньга, 
     твёрдые!.. 
                   …Война. Брусничные 
     снега. 
  
…Да мы революцьями сыты – вот так. 
     Заелись. Отрыжка – дымами 
Вонючих атак. Красный выкинут флаг. И 
     белый – сквозит между нами 
  
Рыдающим Ангелом. Прёт броневик в 
     морозную тьму – кашалотом. 
Живая, Война!.. Зверий сдавленный крик. 
     И люди слепого полёта. 
  
Сгущёнки, тушёнки, – забиты склады! Кто 
     оптом купил – содрогнётся. 
Ах, пороты у Революций зады, и розга 
     солёная гнётся… 
  
Что, пули, что, дуры?! Над ухом 
     свистит. Дверь выбита молотом 
     тела. 
Я прячусь в подъезде. Я вижу: горит всё 
     то, что плясало и пело. 
  
Кому, Революцья, ты нынче жена?! Под 
     куполом, в мыке коровьем, 
На палец тебе нацепил Сатана кольцо – 
     ещё тёплое, с кровью. 
  
…Господь, а я-то тут при чём?!.. Я 
     сибирячка. 
Я здесь укладчица, раздатчица, кухарка 
     и прачка. 
Могу твои рельсы мыть, Град 
     Краснозвёздный. 
Могу в собачьей электричке жить ночью 
     морозной. 
Могу скопить двадцать рублей – и 
     помолиться на мясо в столовой 
Консерватории: а наверху – орган гудит, 
     серебряно-дубовый!.. 
Я б пошла, в ноги поклонилась тому 
     органу: 
Пусти меня в себя жить!.. – да ведь мне 
     не по карману… 
А на улице – шапки мёрзнут. Звёзды с 
     Кремля навеки сняли. 
Коли меня убьют – кто вам споёт о любви 
     и печали?!.. 
  
...Это всё перевернулось, в Красный 
     Узел затянулось: 
Танки и броневики, мёртвое кольцо руки. 
Флаги голые струятся. Люди в ватниках 
     садятся 
У кострища песни петь, в сажу Космоса 
     глядеть. 
В чёрном мире, под Луною, под Звездою 
     Ледяною 
Кто-то хочет Первым быть, кто-то – с 
     губ улыбку пить. 
У костра стою. Старею. Водку пью и руки 
     грею. 
Революция. Война. В небе – мать моя 
     Луна. 
Лик тяжёлый поднимаю. На работу 
     опоздаю. 
Видишь, мать моя, – живу. Видишь, – 
     нить зубами рву 
На тулупе, что залатан той заплатою 
     крылатой, 
Где перо к перу – года: здесь. Сейчас. 
     И никогда.