Елена
Бондаренко

Капитан, старик благообразный,
Гладит Смерть по синим волосам.
Михаил Дынкин

Распятье в головах, а за спиной –
Гигантские обглоданные шпроты,
Скелеты елей, вязкое пятно
Подёрнутого плесенью болота.
Там филины смеются до икоты
И, слава Богу, что не надо мной.

Черней земли – точёные черты
Торчащей из угла посмертной маски.
За то, что мы горды, как монегаски,
За то, что мы живучи, как скоты,
Нас высекут на псарне. Я – умру.
Ты будешь жить, мусоля, год за годом,
Подъеденный романтикой исхода,
Огрызок пуповины. На ветру
Подтаявший сугроб – гниющий труп,
Сочится тёмной жижей. В переходах –

Толкаются, меняют, продают,
Ругают: кто реформы, кто – погоду
Под оком окон, в радужных разводах,
Давно не мытых. К празднику – протрут.
Над призраком цементного завода –

Седая пыль со снегом… поутру
Угарный дух зимы – заложник труб
Ползёт по венам узких дымоходов

Куда-то, вверх… Небритая щека
Штакетника. На вспененной кровати,
Под флагом крепдешинового платья
В горошек… я люблю Вас, Океан…
А Вы?. а я… простите, что некстати…
Бесстрашные, как львы, морские тати,
В пути, да не оставит их Создатель
Своею мило... мрачен капитан.
Покрытые рапой обломки скал –
Двоюродные каменные братья
Тому, над кем сомкнулись облака,
Подрезанные крошечным распятьем,

Впечатанным в ладонь… А ты бы смог,
Утешившись в цепи реинкарнаций
Единственным звеном?… молчи… прижаться…
А помнишь, для тебя – «Моё богатство»,
На «Хит – FM»?… умора, да и то…
Вот так, ещё теснее… видит Бог:
Свобода – это то, что между ног.
Всё остальное – равенство и братство,
Оплаканный Вестминстерским аббатством,
Вчерашней Mirror фиговый листок,
................................
Лицом – к стене. Живее. Hände hoch!

Передохнём?

Вскипает ночь тревогой. За бортом –
Сопревшие обугленные сваи…
Огни на переправе… уповаю
На голос, замурованный в бетон,

Знакомый, многократно перебитый
Помехами, царапающий слух
Спасительным: «Ещё меня любите
За то, что я…» «… послушайте, послу…»

Споткнувшийся на выдохе зурны
О ветром перехваченное: «Хватит».
Бессильны, словно птицы на закате,
Прожекторами вспаханные сны,

В которых ты… не гневайся, но – будь,
На память обо мне: «…невинной, тонкой»,
Целуй – как шлюху, барышню, ребёнка,
Взахлёб, взасос, в отверстие во лбу,
Надежно опечатанном зелёнкой,
В «цыплячью», недоразвитую грудь…

Агония огней на берегу,

Поросшем кисло пахнущим быльём.
Грааль бессонниц пуст наполовину.
Чужая, колченогая судьбина,
Топорщится дубовым костылём.

Не передохнем – так передохнём?

* * *

… издалека несмело машет мне
Солдатик в полинявшей гимнастёрке,
Давным-давно убитый на войне.

В льняном линялом платьице прильнуть,
Спасаясь детством? Бегством? – От внезапно
Нахлы… «Подай доспехи». – «На войну?..»
Из-под земли, усталые солдаты

Идут. На копьях – небо. С ними – ты.
Лицо – в тени, не найден… не опознан.
Промокшие заплаканные звёзды
В чужих колодцах ловят спёртый воздух,
Бессильно отворив немые рты.

Стряхнуть бы прошлогоднюю листву
С разбитых касок, выспаться, умыться…
Из лужицы во впадине глазницы
Лакает рысь приятную на вкус
Сырую воду. Тёмной вереницей,
Снарядами распаханные лица,
Текут… переливаются… плывут…

Обрывки шоу «Made in Hollywood».

Тяжёлая небритая щека…
Коснуться, хоть бы пологом кровати!
Поблескивают бронзовые латы.
Израненные злые облака

Текут дождём, за шиворот. Проснусь.
Заткну свинчаткой глотку, уши – ватой,
Вонзая ногти в лопнувшую грусть,
В сырую мякоть сочного заката,

В собачий вой не поднятых со дна,
В запретный плод с горчинкой-чертовщинкой…
А воздух не весной, а мертвечиной
Пропах. Тысячелетняя война

В плечо монастыря упёрлась рогом
Истаявшего месяца. Зурна,
Захлёбываясь небом, славит Бога.
И Троя дремлет, не покорена…

…и Троя дремлет, не покорена.

* * *

Под флагом крепдешинового платья
В горошек я люблю Вас, Океан…

… а как жила – спроси у miss Tanget,
Кокетливой наложницы канкана.
«И в хвост, и в гриву», слышишь?! – с океаном,
Пока ты по пустыне… сорок лет…

В который раз, бросаешь на постель
Сырой, из бездны вынутый, Титаник.
Такой, на грани фола, адюльтер –
Коммерческая смерть без покаянья
На, снегом облицованном, кресте.

Вода, my dear, – злобная madam,
Из года в год, подтачивая сваи
Старинных акведуков… умираю,
Но, в этот раз… неужто – навсегда,

Прервав на полуслове полубред
Титаников, разбитых на эклоги?
И только дети – маленькие Боги
Ковчег для Ноя строят во дворе.

* * *

С Tower Bridge сорваться не в Темзу – в Лету,
Наспех приладив крылья – страницы People
И, повернувшись в пол-оборота к лету,
На ММS-ки резать видео клипы,

Путая слайды, чаще всего, от скуки,
От состраданья к той, что привычно – странно
Взглядом побитой, вечно голодной суки
Светит тебе с иконы телеэкрана,

Смутно белея ликом, наводит порчу.
Из-под надгробий век мироточит таллий.
О, посмотри, как я не на углях, Отче! –
На пьедестале корчусь, на пьедестале.

* * *

На доски покосившейся скамьи
Легла июля тёплая ладошка.
По – стариковски, тополь у окошка
На солнышке пригрелся... и дорожку
Прилежно протоптали муравьи:
По дереву... по венам... понарошку,

А не взаправду, в кронах тополей,
По нотам в Лету канувшего детства,
Играет ветер сбивчивое скерцо,
Созвучное с дыханием полей.

В проёме равнодушного окна
Белеют занавески – недотроги.
В моей авоське: полдень... тишина...
Терпенье... муравьиные дороги.

Тепло древесной высохшей коры,
Шершавой, словно бабушкины руки...
Взрослеют дети... подрастают внуки...
Разлуки?.. – Перебьёмся... до поры.

Уставшие, стихают голоса.
Послушно льнут к земле густые тени.
Всё круче ветхой лестницы ступени...
Но – ближе, с каждым шагом – небеса.

… да нет, не притворяюсь. Просто лю…
Почти по Фрейду: жалко и жестоко
Нечаянно забрызганную соком,
Издалека похожую на клюв
Вороны тень. Исклёванная кисть
Плеяд скатилась вниз. На ребрах крыши
Неоновые призраки «Эль Вижн»
Танцуют, приподнявшись на носки,
Кошачий блюз. И ты сегодня ближе
На милю не протянутой руки.

Пою весь вечер, чем не Лорелея?
Про наш, порой не в меру шумный прайд
Под пейсами акаций во дворах.
Там мальчик из эпохи Водолея,
Апрель пускает слюни по утрам
И тополиный пух метёт аллеи…

Передохнём, усевшись на Луну,
Послушаем, о чем издалека мне
Скулит Муму, собака-оригами,
Сжимая талисман – Розетский камень
В зубах, цветами – лапками по дну
Перебирая, словно плавниками.
Когда-нибудь (эх, жаль – не дотяну…)
Расписывая танки облаками,
Останови, пожалуйста, войну.

Любишь – как бьёшь – без правил. Тяжёлый свет
Плазменного экрана воняет дробью.
Смуглый, привычно замкнутый, исподлобья
Ветхозаветный сумрак… дурная весть –
В родинке в форме птички над левой бровью,
В пахнущих черносливом ладонях. Крест-
Накрест пересекающие надгробья
Наших теней изографы – не прочесть,
Переписать бы заново… кто-то бродит
В приторно – душных зарослях табака,
Меряя одиночество мелким шагом:
Маленький принц, в траву уронивший шпагу?
Ветер, сбежавший с пыльного чердака?
Старый сверчок, сосущий речную влагу
С листьев кувшинок, каплями молока
Дерзко забрызгавших (чтоб им!..) клобук оврага?
Лунный пастух, ведущий в ночное август
Светлый, как Магеллановы облака…

* * *

Лена + Море… радостный полонез.
Не удержавшись, солнечный тёплый мяч
Шлепнулся, приземлившись на волнорез
Круглым румяным боком. Возьми меня

В осень, где утро моет у входа в дом
Ступни оттенка розового суфле.
Узкая, снегом пахнущая, ладонь…
Водоросли – не волосы ниже плеч,

Ландыши вдоль тропинки, скользнувшей вниз,
Мокрые шлёпки, музыка из окна…
Над окоёмом выгоревших ресниц –
Чайки. Они нас помнят – по именам.

Лена + Море…

* * *

… ласкать висок осколками свинца.
Сверять часы с таблицей умноженья.
Соскабливать твои изображенья –
Со стенок матки и со стен дворца.

…останови, хоть выстрелом в затылок!

… и Темза – перечеркнута мостом.

…дрогнет пыльных ресниц кайма.

Ещё немного жалости к себе,
Любимой: разрядится, разреветься –
На бис. Кувшина глиняное сердце
Разбито. Как всегда, попутал бес,

Напрасно, безнадёжно и давно.
Полжизни – на ходатайства да иски
Потрачено. Сомкнули одалиски
Гранитные ресницы – обелиски.
На модном платье Моники Левински
Ничем не выводимое пятно,

Засиженное мухами. Луна
Терзает фараоновы могилы
Вдоль русла не разлившегося Нила.
Закапала голодная слюна
С клыков Тефнут. Виновен – климат? Климакс
Земли? Я – тоже… высохла, до дна.

Родной, с отбитым клювом, птичий царь,
Родить бы… чтоб не страшно было падать,
Туда, где чеснока вселенский ладан
Над пыльными руинами дворца,
За некогда роскошным, водопадом…

Огонь! – по керамическим сердцам.

Вакансия верховного жреца
Открыта. Малярия валит с ног.
Евангелие от Сафо, Софокла
И всё, что между нами пересохло,
Меняю – на арахис и чеснок.

Зарывший гениталии в песок
Анубис притворяется верблюдом.
Проклятье! Нам не выбраться отсюда,
Не «натянуть на шкурку волосок».

Смотри, оно растёт, как на дрожжах,
Червями фаршированное тело
Нефтиды. Онеме… окаменела
Хатор у алтаря. Любить… рожать,

Коснуться обездоленной реки,
Оттуда, где рукой подать до солнца.
Девчонка моет радугу в колодце,
Счастливая… побольше бы таких...

И казалось: вот-вот заскрипят и откроются мёртвые двери,
Я войду во вчера, я вернусь, словно с дальнего фронта, домой.
Я им всё расскажу, расскажу, что с ним будет, и, может быть, кто-то поверит,
И удастся тогда хоть немного свернуть, хоть немного пройти стороной.
Андрей Макаревич

Я разгадала знак «бесконечность».
Земфира Рамазанова

…а утром не проснёмся. Нынче Ной –
Засранец перепутал чёрный ящик
С ковчегом, так что, «всяк, сюда входящий»,
Спокойной ночи Вам, спокойной но…

Взойдя на эшафот? На пьедестал? –
Везувий, взятый в клещи лунным гетто,
Любовь и Бог – Ромео и Джульетта
Уверенно позируют для «Times».

Ручная Вифлеемская звезда
(Сменить бы батарейки) крупным планом
Рисует портик, срезанный вулканом
До основанья. Пепел… манна… манна –
На выбритые головы. Нирвана…
Целую Вас, как сына, Геркуланум,
В глазницы гладиаторских казарм,
В плечо под иероглифом ремней
Ветхозаветных троп, поймавших вечер
В петлю развязки, знаком бесконечность
Смущающую город. Человече,
Ты нынче не в себе и не во мне.

Скажи на древнем ломаном наречье

Такое, чтоб расплакаться без слёз
Над теми, кто невидим и неслышим,
Солнечнокрылым бризом вознесён
Под светлые соломенные крыши,
Туда, где времена на ладан дышат,
Но знают обо всех и обо всём.
Чей ангел до сраженья при… Кадеше?
Риньяно?… отравившись прошлым… пришлым,
Взахлёб читал мне что-то из Басё
В уютной летней кухне под черешней?

Ветра качали трупы тополей
И высохшие плети винограда
Над островом, где дом в окладе сада
Как флаг на затонувшем корабле.

Он не во мне, а значит – не в себе.
Какая боль! Какая, блин, досада!

Разорванная нитка жёлтых бус
Вдоль моря… вожделенный тёплый берег,
Где всё быльем: и Тибр, и Тиберий…
Никем ещё не познанная грусть
Обмякла, подгребая мокрый снег
Щекой измятой, словно похоронка.
Догнать, загнав три тысячи коней!
До хруста. До ломоты в перепонках –
Визжать, орать: немедленно, неме…
… немея, голосить из-под обломков…
……………………………………………
Не парься. «На войне как на войне».
Неаполь* спит глубоким сном ребёнка,
Который не в себе и не во мне.

Серебряное звёздное каноэ
В подоле бухты, льнущей к побережью…
Спокойной ночи вам, спокойной но…
Спокойной ночи вам, спокойной. Но –
Последний день Помпеи неизбежен.

Он не во мне, и всё-таки… со мной,

Сбежавший от родителей, тинэйджер –
Нечёткий сон, виденье в стиле экшн,
Коленями расталкивая ночь…
Обманешь… не приснишься… чутко – нежен
За жалюзи – ресницами коттеджей
Неяркий свет, как лекарь над больной
Склонившийся. Камо… камо грядеши

За тем, кто не во мне и не со мной?

---

*Неаполь, третий по величине город Италии, расположен у подножья Везувия.

© Елена Бондаренко, 2005–2007.

© 45-я параллель, 2007.