* * *
Бессветной зимою во льды превращаются дни,
Журчавшие синей волной, по которой святыню –
Великое солнце – носило. Возможно, огни
Слепых фонарей захотят и расплавят твердыню.
Идёшь – и не веришь, к какому началу придёшь.
Невыпавший снег – атрибут куролесицы – стужи –
И впрямь под ногами хрустит, невзирая на ложь
Прогноза погоды. Слова, как шаги, неуклюжи
И еле слышны, приглушённые ветром ночным.
Они не похожи на явь без графических знаков.
Губам, обожжённым дыханием неба, одним
Не высказать устно, что снег не везде одинаков.
Трясутся поджилки. Ещё бы понять, от чего.
От страха? От холода? Или от тьмы запоздалой?
Посмотришь обратно и прямо – и нет никого!
Лишь ангела крылья сквозь муть проступают устало.
Сойдёшь ли с дистанции позже, чем сказано «там»
(На древних страницах Писанья)? Сумеешь ли с часом
Прошедшего сверить судьбу, чтоб грядущим годам
За тень бытия не принять человеческий разум?
* * *
Надвигается тишь на вчерашние сумерки дня.
Колебанье луны замутнённое водное зеркало
Отражает, едва не теряя остатки огня
В неподвижности яви, которую сном исковеркало.
Две фигуры в ночи оживлённо молчат в пустоту,
Возвращаясь к себе с обретаемым навыком речи.
Подражая словам или фразам на полном лету,
Отзвук крыльев птенца говорит незнакомцам: «До встречи!»
Здесь не пахло ничем, кроме как приозёрной травой
И нектаром, в цветочные вазы залитым задаром.
Но бессмертие духа не дольше, чем век, сам не свой
Приходящий на смену мгновеньям, пропахшим нектаром.
А теперь от деревьев лишь контуры, вставшие в ряд.
Их пречёрные ветви засохли и слишком ослабли.
Вот и падают листья на почву, где тускло горят
Не слезинки грибного дождя, а бензинные капли.
* * *
Мокрядь. Ливень одичавший
Струи в воздухе напряг;
Воет ветер, потерявший
Направленье передряг
Посреди пустой планеты,
Уплывающей из рук
Привидений, чьи приметы
Справа, слева и вокруг.
Пряча в бусинки ресницы,
Я гляжу на чистый свет,
Перелитый за границы
Берегов, которых нет
Ни в одной стране, открытой
Силой мысли и любви
К правде жизни ядовитой,
Существующей в крови.
Голубую даль качает;
Путеводная звезда
Шаткой башни шпиль венчает;
Тень промокшего листа
Не смахнуть с блестящей зыби
Ни дыханьем, ни лучом;
А на дне безгласной рыбе
Птичий окрик нипочём.
Не вступить стопою твёрдой
На клочок земли, где звук,
В двух шагах неслышный, – стёртый
Смысл молчанья, – глохнет вдруг
Не от шума проливного,
Не от яркого огня
Поднебесного шального
После облачного дня.
* * *
Сорвись с балкона. Может, полетишь
Ещё быстрей пернатого собрата,
Или в нору забейся, словно мышь,
Которая ни в чём не виновата:
Бедняжка мышью родилась, и ей
Судьба велит и день и ночь скоблиться
На кухне, под кроватью, у дверей
Или на подметённой половице.
Тугая туча мысли о дожде
Рискнёт обрушить, выплеснуть на горы,
Хотя она всего лишь наважде-
ние и о погоде разговоры
Упорно провоцирует. Ты прав,
Что облако – воздушный бегемотик –
Над пряным ароматом диких трав,
Лишающим сознанья, как наркотик.
У идеала, чей незримый след
Пропал на территории, названья,
Должно быть, не имеющей, раз нет
На глобусе ни тени очертанья
Её, злодейки, свойство – не стареть,
Ведь время дорожит ребёнком каждым.
Но и тому придётся умереть
И в лубяную землю лечь однажды.
Какой неподражаемый листок
Лежит на человеческой ладони,
Готовящейся всколыхнуть поток
Над молодым стволом в пушистой кроне!
Но глубина потока велика,
Пугающе ужасна и формальна,
Чтоб целиком не канула рука
В дежурный мир, лоснящийся хрустально.
* * *
Л.К.
Пусть запах душистого мёда витает в огне
Зари предвечерней над сёлами и городами,
Которые мы миновали, на буйной волне
Небесной реки прикасаясь друг к другу губами.
Недавно об этом ни знать, ни мечтать не могли,
Дыша в унисон с лебедой и цветами без лоска.
И снилось нам солнце, как нынче – пригоршня земли
В руке одинокой фигуры из чистого воска.
Мы только и верили в то, что доступно другим,
Живущим в казённых домах на развалинах мира.
В догадках теряясь, сдували с окрестностей дым,
Стоящий столбом на макушке атланта – эфира.
Постигнув неясность и вычеркнув прошлые дни
И песни из памяти, сплавленной к дальним планетам,
Покорны всесильной стихии, мы словно одни
В пространстве, разбуженном сном и оправленном светом.
* * *
Нам не хватило времени на ночь,
Уснувшую как будто до рассвета,
С которым не уехавшая прочь
Из этих мест, я обманула лето.
Нас время ограничило в словах,
Но, стоя друг от друга в полумиле,
Мы ощущали холод в головах
И друг для друга слов не находили.
Нам не хватило времени на смерть
Бессмертных чувств; невидимые нити
Сквозь расстоянья, строящие твердь,
Хранят следы таинственных событий.
Увидимся ли, нет? Не тихий шаг
Навстречу одного к другому ближе
Нас сделает, оповещая мрак
О том, что больше мира, рая выше.
* * *
Я не осталась даже вопреки
Препятствию в ряду противоречий
Из полукружья смуглого руки
На белокрылой области предплечий,
Но перед тем как удалиться мне,
Я задержала взгляд свой на окне.
За ним восьмиэтажной высотой
Стелилась ночь, и уханьем из рощи
Неразличимой, слитой с темнотой,
Неспящий филин лоб печалью морщил,
Как дальний голос предков из глуши,
Колеблющий спокойствие души.
Лишь в комнате по-прежнему светло,
От люстры пышет огненное пламя
Двум бабочкам, налипшим на стекло
Пыльцой, обнявшись мёртвыми крылами
На сквозняке, что чувствуя накал,
Холодный угол в комнате искал.
Коснувшись ручки двери, не на миг
Не выпустив из виду ось проёма,
Я разделяла больше нас самих,
Чем плоть пространства, сжатую до дома,
Где лифт способен только вниз везти,
Когда саднит прощанием «прости».
Я не осталась, истинно любя,
Нырнув в обман безумной круговерти,
В которой каждый шаг мой от тебя
Был приближеньем к пропасти и к смерти,
Копируемых ночью, будто в ней
Не может быть ни крика, ни теней.
* * *
М.С.
Привязанность не в тягость, если с ней
Не связана история, которой
Отравлен наилучший день из дней,
Не проведённых на носилках «Скорой».
Иначе эту цепь нельзя снести
И разорвать нельзя во имя шутки
До той поры, пока: «Алло! Прости!» –
Так хочется услышать в промежутке
Печальных будней, ставших только сном,
Сырой тюрьмой и шумным балаганом;
Как будто перевёрнутый вверх дном
Мир – дом представлен заживо капканом!
Я провела здесь больше зим, чем лет,
Хотя и тех как будто не бывало;
«Кого не обжигает яркий свет?» –
Такой вопрос себе я задавала
Не раз, не два, и слышала: «Держись!
На эликсир бессмертья капля яда
И есть несуществующая жизнь
На предпоследней стадии распада».
Привыкла я, что жмурится звезда
От лунного светильника, и слепо
Таращится куда-то; но куда,
Когда вокруг одно сплошное небо?
Привыкла я, что розовым платком
Заря мне машет, провожая в скорый
Вояж, и увлажняет дождь глотком
Святой водицы сухостой за шторой.
Картины не меняются. Светла
И некрасива темень над лесами,
Что сами по себе тоска и мгла
С торчащими густыми волосами.
За впалое окно случайный луч
Цепляясь, вновь соскальзывает гибко
В глухое море из пунцовых туч
И там, смеясь, барахтается рыбкой.
* * *
За Москвой-рекой кренится
Перламутровая ось,
Над которой реет птица,
Отражённая насквозь
В необузданно прохладной
Умирающей волне.
Город славы многократной,
Как случилось, что ни мне,
Ни себе ты стал не нужен?
Ты не юный богатырь,
Но труслив и безоружен,
Одинок, как монастырь.
Ты один из тех немногих
Городов-особняков,
Чьи потоки и дороги
Так черны от синяков.
* * *
С этой улицы все началось:
Первый росчерк румяного мела
На асфальте, под грохот колёс
Самоката, летящего смело
Не навстречу усталым следам
Уходящего в прошлое утра,
А к проспектам, шоссе, площадям,
Отражающим блеск перламутра.
Первый опыт влюблённости той,
Что не вызрела раной сердечной,
Но осталась недетской мечтой,
Эта улица помнит, конечно.
Только мы, находясь ненароком
С ней поблизости, вряд ли вздохнём
О знакомом, заветном, далёком,
Отгоревшем высоким огнём.
Мы – счастливцы, страдальцы, скитальцы,
Отсчитаем с учётом утрат
Номер дома, ослабшие пальцы
Загибая почти наугад.
© Елена Антипычева, 2015–2021.
© 45-я параллель, 2021.