В метро
Всё безжалостнее время,
всё стремительней отсчёт,
всё бесплоднее попытки удержать в часах минуты.
Даже после объявленья
«Поезд дальше не пойдёт»,
поезда неумолимо всё уходят почему-то…
Баллада о плывущей бутылке
Бутылка плыла по холодной реке,
осенней реке,
На прочих плывущих глядела в тоске,
в глубокой тоске.
А прочие плыли по важным делам,
серьёзным делам,
Бутылочной почтой скользя по волнам,
по тёмным волнам.
В какой-то бутылке виднелось кольцо,
златое кольцо,
В какой-то Кощеево было яйцо,
с иголкой яйцо,
Вон в той телеграммы: «Казнить зпт»,
«Нельзя зпт»,
Отрывок из драмы «И ты, Брут, и ты»,
неужто и ты…
Секретные планы, призывы спасти,
от смерти спасти,
В какой-то записка со словом «прости»,
ещё раз прости…
А эта бутылка пустая была,
без пробки была,
Она по реке очень грустно плыла,
печально плыла,
Её этикетку вода унесла,
давно унесла,
Бутылка боялась волны и весла,
не только весла:
Хохочущих чаек и рыбьих хвостов,
упругих хвостов,
И веток, и брёвен, и даже мостов,
представьте, мостов.
Но сколько ни бойся, погибель придёт,
однажды придёт.
Вода заливает распахнутый рот,
бутылочий рот,
И тянет, и тянет, и тянет на дно,
на самое дно,
А в мыслях бедняжки всплывает одно,
лишь только одно –
Что в ней ни письма, ни хотя бы клочка,
пустого клочка.
Закончилось время её тчк
……………………………
Великим мореплавателям прошлого
Это было плохое судно, непригодное для открытий.
Христофор Колумб о каравелле «Санта-Мария»
За солнцем, по звёздам, по запаху,
маршрут сочинив из слухов,
они отплывали к Западу,
поминая Святого Духа –
раз носился когда-то над водами,
пусть покажет, где рифы, где мели,
между левиафаньими мордами
чтоб они проскользнуть сумели.
«Помоги нам, Святая Троица!
Мы хотим убедиться сами –
ну как правда за морем водятся
люди с пёсьими головами?
Помоги нам, Царица небесная!
Если с края Земли сорвёмся,
мы и в бездну лететь будем с песнями
и последними там посмеёмся!»
Хватаясь за хвост заката,
держась на плаву – вот чудо-то! –
они добирались – куда-то.
А мы всё бежим – откуда-то.
Через океан
Качается время, качается мир вокруг,
Качается даже твой спрятанный в сердце страх.
Но ты никогда не выпустишь руль из рук –
И лодка плывёт, качается на волнах.
И лодка плывёт – потому что ты так решил,
И побоку тех, кто лаял на караван,
И тех, у кого когда-то хватило сил
С улыбкой тебя отпустить в солёный туман.
Когда ж наконец ты окончишь свой зыбкий путь,
Оркестр по ушам шарахнет – только держись,
А в небе будет от чепчиков не продохнуть,
И лавров постелют скирду – почивать всю жизнь…
И мягок теперь твой хлеб, и душист твой мёд,
Есть прелесть и в том, чтобы жить в четырёх стенах.
Но сердце твоё всё плывёт, плывёт, плывёт.
Плывёт и плывёт, качается на волнах.
Старому речному теплоходу «Анна Ахматова»
Плачет «Анна», старея, ржавея,
Забывая год, месяц, число.
Время всё-таки властно над нею,
Даже имя её не спасло.
Два шага до речного простора –
Да не сбросить верёвочных пут.
И засыпана палуба сором,
Но стихи из него не растут.
А собратья качают цепями:
Все исчезнем, жалей не жалей…
И становятся реки морями,
Растворив имена кораблей.
Ковёр
Пока усталые глаза
Ткачу не застит вечный сон,
Ковёр рассматривать нельзя –
Узор ещё не завершён.
Но ты следишь, как узелки
Ложатся в ряд, ложатся в ряд,
Как прихотливо завитки,
Поймав, не отпускают взгляд.
Они сплетаются в цветы,
Они свиваются в слова,
Над смыслом будешь биться ты,
Их контур разобрав едва…
Гадай, гадай на лепестках,
Как в детстве – любит или нет? –
Пока нетвёрдая рука
Тебе не выведет ответ.
Памяти Р***
В прошлой жизни? вчера ли? – так много пролистано лет,
что сквозь время я вижу лишь контура самую малость –
я просила у мамы включённым оставить мне свет,
и она оставляла – чтоб я темноты не боялась.
А теперь, когда книга закрыта и жизнь прожита,
когда, кажется, даже вдохнуть не смогу без усилий,
когда знаю, что скоро накроет меня чернота –
у кого мне теперь попросить, чтобы свет не гасили?..
Новое лесное кладбище в Стокгольме
Почему это кладбище не заставляет надеть
на себя выраженье лица поуместней, построже?
В мире – осень. Но в гамме пейзажа отсутствует медь
или золото. Впрочем, и гамма отсутствует тоже:
наверху – только серый. И только зелёный вокруг.
По дорожкам шуршат влажным шёпотом велосипеды.
Между сосен спокойных, в компании свежих подруг
моцион совершают вечерний спокойные шведы.
Словно трубы органа, уносятся в небо стволы.
Словно клавиш ряды – невысокие скромные камни.
И танцуют под музыку леса частички золы
и, устав, возвращаются в землю…
Туда мне, туда мне…
Постепенно, по капле, с привычным стокгольмским дождём
проникает в меня пониманье природы покоя:
не трагедия то, что когда-нибудь все мы уйдём.
Просто смерть – только отдых от жизни.
А это – другое.
У морга, за цветущими ветками
Я взял в палатке литр. С половиною.
Ну, пусть земля ей будет периною.
Пенёк накрыл культурно, газетками –
У морга, за цветущими ветками.
Полгода как с покойным приятелем
Вот здесь же поминали мы мать его.
Теперь сижу один, тишина вокруг.
Ни мамы нет моей, ни друзей-подруг.
Эх, выпить, что ли, за одиночество?
Да хоть какой компании хочется!
Но только потянулся к бутылке я –
Подходят санитары с носилками
И ласково ко мне обращаются:
«А ктой-то тут у нас расслабляется?»
Вдруг вижу я – за теми ребятами
Ещё какой-то, с харей помятою.
В руках весло, как в парке у девушки,
Подмигивает – платим, мол, денежки,
Поедем, красавец, покатаемся,
Давно я здесь тебя дожидаюся.
У нас всё включено, не соскучишься,
Ты, вроде, одиночеством мучишься?
Хорош сидеть, терзаться вопросами,
Поедем – развлечёшься по-взрослому.
Откуда здесь река – непонятно мне,
Неужто память с белыми пятнами?
А этот вёсла вставил в уключины.
Ну, дальше было всё, как озвучено.
А вдоль реки места всё знакомые –
На раз признал скамейку у дома я,
Где столько было выпито-сказано,
Где набирался я ума-разума.
А дальше, за двором, вижу школу я.
Эх, вот деньки-то были весёлые!
Там встретил я девчоночку-скромницу,
С ней тоже было весело, помнится.
Вдруг словно шибануло по венам мне –
Какие-то мигалки с сиренами!
Глаза они слепят, глушат песнями;
А может, так оно интереснее?
Вы спойте мне, сирены-красавицы,
Об мамочке мне чтоб не печалиться;
Забуду, что меня, одинокого,
Никто не встретит дома попрёками…
Куда же ты гребёшь, сволочь с вёслами!
Туда же можно только со взрослыми,
А мне годков всего сорок с хвостиком,
Не разрешала мамочка в гости к вам!
Я в борт вцепляюсь пальцами белыми.
Как много в этой жизни не сделал я!
Смогу поправить всё, подожди-постой –
Но ткнулась лодка носом в песок речной…
На берегу стоит делегация,
И лодочник велит выбираться мне,
И запах потянулся сиреневый,
И сжалось время кожей шагреневой.
Всё ближе эта группа встречающих,
Но лиц не различаю пока ещё.
Вдруг тень одна от них отделяется –
Да это ж мама мне улыбается…
© Елена Албул, 2017.
© 45-я параллель, 2017.