Все стихи Эльдара Ахадова
6 июня
И буду долго тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал…
А.С.Пушкин
Зал был наполовину полон
Ещё наполовину – пуст,
Когда меж потолком и полом
Стихи читались наизусть.
Как животворные потоки,
Которых вплавь не пересечь,
Сияли пушкинские строки,
Текла торжественная речь.
А рядом, за прикрытой дверью,
Гремела музыка с утра,
Там ряженая в пух и перья
Толпа несла своё «ура»,
Хрипели тучные игрушки,
И ухмылялся карнавал
Под небом, где родился Пушкин
И милость к падшим призывал.
Апрельская песня
Просыпаются звёзды над лесом,
А под ними звенят соловьи,
А вдали за каким-то бельмесом
Днём и ночью грохочут бои.
И убитых, и раненых много,
Да и те, кто не ранен, в крови...
Погодите стрелять, ради Бога!
Дайте птичкам пропеть о любви!
Дайте вымолвить звонкую душу
Лёгким птахам в апрельском логу!
Я потом, если надо, не струшу
И уже никуда не сбегу...
Но пока позволяет аорта,
И ещё не очнулись бои:
Не смолкай, соловьиное горло!
Трепещи, соловьиное горло!
Продолжай, соловьиное горло!..
........
Нет чужих на Земле,
все – свои.
* * *
Бежали тени по стене,
От взрывов стёкла дребезжали.
Его убили на войне,
А поминать не разрешали.
На край широкого села,
Где соловьям поётся звонко,
О нём бумажка не пришла,
Не объявилась похоронка.
Уже в могиле мать лежит,
Но не смолкает шёпот комнат:
– А вдруг, он где-нибудь да жив,
Жив, просто сам себя не помнит!
Над перекрестьями дорог
Наперекор любым потерям
Звучит:
– Мы ждём тебя, сынок.
Бумажки не было. Не верим.
Бумажный папа
Не лежит на полке шляпа,
Не включается камин…
«А когда вернётся папа?»
Вопрошает маму сын.
На дворе глухая осень.
По ночам стоит мороз…
Этим каверзным вопросом
Он довёл её до слёз.
На ресницах капли влаги,
В сердце – детский голосок.
«Сделай папу из бумаги» –
Попросил её сынок.
«Ничего, что он – бумажный.
Мы не скажем никому.
Он ведь сильный и отважный.
Я с собой его возьму».
В ожидании голоса
Напишите мне что-нибудь!
Напишите!
Я вас очень прошу...
Напишите, когда мне
Холодно на душе.
Ведь от вас не убудет, а мне станет
чуточку теплее...
Напишите, когда я
Счастлив.
Я подарю Вам
Сияющий водопад радости!
Я отдам Вам –
Всё светлое, что у меня есть!
Только не молчите,
Пожалуйста.
Самое жестокое,
Самое бесчеловечное,
Что только можно себе вообразить –
Это Ваше равнодушие.
Не душите меня им.
Напишите мне.
Напишите...
Вы –
Напишете мне, правда?!
Я буду ждать –
Каждый день.
Каждую секунду.
Пока вижу.
Пока слышу.
Пока дышу...
2002
Вокзал
И не рухнули стены вокзала.
И судьба не ушла под откос…
Что же ты ни о чём не сказала,
На перроне, прощаясь без слёз?..
Всё отчаянней движутся зданья,
Пролетают поля и леса.
И беспочвенны все ожиданья,
И бессмысленны все чудеса.
Только ветер за окнами рвётся,
Словно взгляд, устремлённый туда,
Где никто ни к кому не вернётся,
Где перрон опустел навсегда,
Где из гулкого эха вокзала
Проступает опять и опять
Всё, о чем ты тогда не сказала,
Всё, что я не решился сказать…
Волчий снег
Когда в дремучей мгле мелькают силы тёмные,
И за любым кустом мерещится засада:
По небу облака – огромные, огромные
Летят, летят всю ночь, летят, куда им надо.
Стою один впотьмах у края поля чистого,
Где зыбко дышит снег, и ворон вьётся рядом.
А за спиной давно уже свистят неистово
И тянут за плечо и манят медным взглядом.
И падает душа на дно глухого омута,
Где грабят и срамят, и набивают цену.
И молится она чудовищу какому-то,
Готовая за мзду на всякую измену...
Там жлобствуют и пьют, там правит неуёмная
Дремучая толпа, которой горя мало.
Там каждый день поют: «Вставай, страна огромная!..»
И вся страна встаёт, летит куда попало...
Ночь тихо дребезжит, как форточка стеклянная.
И волком воет снег. И мгла приходит на дом.
И бродит по степи душа непокаянная.
И никого вокруг. И ворон вьётся рядом.
1993 (октябрь, московская кровь)
Город на песке
В городе, построенном на песке:
В каждом взгляде – кассовый аппарат,
Каждый гость – в немилости и тоске,
Но зато работает зиккурат.
Каждый день – бессмысленная война,
Каждый час – отчаянные бои.
Всё кучней на кладбищах имена,
Да никто не видит, что все – свои…
В городе, построенном на песке,
Всё игривей пламени языки…
Словно тени, движутся вдалеке
Чьи-то дети, жены и старики.
Ни свечей, ни плачущих больше нет.
Вряд ли кто останется поутру…
Лишь по небу стелется звёздный свет,
Тихий свет, негаснущий на ветру…
Грусть
Сегодня мне грустно...
Так грустно,
Что не хочется писать
Ничего.
Ни о чём.
Я оставлю этот лист
Пустым.
Но он не пуст.
Вглядитесь:
Это ГРУСТЬ... Обо всём...
* * *
Да, что же ты наделала!
Ну, как тебе помочь?!
В детсаде снега белого
Опять наелась дочь.
Компрессы, ингаляции,
Микстуры, капли в нос –
В подобной ситуации
Попали под вопрос.
Глядит она доверчиво,
Увы, ей всё – игра.
Над нею бьёшься с вечера,
Спасаешь до утра…
Но лишь народ детсадовский
Во двор пойдёт гулять, –
Снежок с великой радостью
Куснёт она опять!
…………………………..
Сверкая, с неба целого
Нисходит волшебство…
И слаще снега белого
Нет в мире ничего!
Два товарища
Позови меня на мировую,
Будем вместе там, на мировой,
Глядя на погоду грозовую,
Ожидать врага на огневой.
Позови: судьбе своей навстречу
Я приду, приеду, прилечу
И умру, и даже не замечу…
Ты меня потреплешь по плечу,
Обругаешь крепкими словами
Среди с неба падающих мин.
Как же так? За всё, что там, за нами,
Отвечать остался ты один?
Прозвучит вдали команда «К бою!»
Рядом будем только мы вдвоём…
Ты меня положишь над собою
На разбитом бруствере своём.
И тогда в безумной круговерти
Смерть поймёт, что нас не раздружить:
Сколько пуль приму я после смерти,
Столько раз ты должен будешь жить.
Девять жизней
Девять жизней за моей спиной –
Жизней тех, кто вслед идёт за мной.
Что бы ни случилось на пути,
Мне нельзя и думать не дойти.
Ни упасть, ни крикнуть «Не могу!»
И зарыться где-нибудь в снегу,
И сказать «я выдохся, друзья» –
Можно всем, и только мне – нельзя.
Мне нельзя: за мной идут сквозь снег
Девять жизней, девять человек.
Если же совсем не станет сил,
Об одном бы Бога я просил:
Чтобы Он средь ветра и зимы
Ненадолго дал их мне взаймы,
Чтоб дошли до дома и огня
Девять жизней, верящих в меня.
Домовой
За окном истекают листвой
Многошумные клёны из детства.
В этом доме живёт домовой.
Лишь обличье его неизвестно.
Вспоминаю о нём до сих пор
(Так скользят по воде арабески):
По ночам для меня и сестёр
Он любил шевелить занавески,
То клубком пробирался в постель,
То тенями метался по стенам…
Дети выросли. Дом опустел.
Только ветер остался нетленным.
Нас уже никогда не собрать,
Но всё ходит ночами по дому,
Всё не спит моя добрая мать
Доверяя себя домовому.
Жизнь
Жизнь незаметно истекает
Покуда вся не истечёт
За будничными пустяками
И датами наперечёт.
Однажды, на какой-то дате
И я на даль её взгляну,
Как на пылающем закате
На заполошную волну.
Но так ли всё? Она ли это –
Там, на неведомом краю
Воды и солнечного света?
Не знаю… И не узнаю.
2004
Звезда
Мой корабль уходит в никуда
Вслед за облаками-ветрогонами.
На воде колышется звезда,
Просит зачерпнуть её ладонями.
Но скользит, обозначая путь,
По волнам кочующая странница,
И никак её не зачерпнуть...
Я исчезну. А она останется.
Кроме тебя...
Я порвал все твои фотографии.
Но это не помогло. Я помнил тебя.
Я уехал за тридевять земель
и больше не возвращался.
Но это не помогло. Я помнил тебя.
Я встречался с другими, и меня любили.
Но это не помогло. Я помнил тебя.
Я напивался – вусмерть, как сапожник, как бич,
как последняя тварь.
Но это не помогло. Я помнил тебя.
Я женился, обзавёлся детьми, стал домовитым.
Но это не помогло. Я помнил тебя.
Я старею. Всё выветривается из памяти.
Всё.
Кроме тебя.
Место рая
Всю жизнь искал я место рая,
Страну меняя за страной,
Но рая не было без края,
Вдали оставленного мной.
Вернёшься – там уже иное:
Не то, не те, не как тогда…
И лишь сиянье неземное
Дрожит в ресницах иногда.
* * *
Мне стыдно за страну?
Нет, за страну не стыдно.
Мне стыдно за народ?
Не стыдно за народ.
Пульсирует в душе былое нитевидно,
И стрелки на часах бегут наоборот.
И вот издалека – раскаты громовые,
И лающая речь солдат в густой цепи,
Идут на них в штыки бойцы ещё живые,
Последнее ура! роняя по степи.
Кому-то повезло, и смерть была мгновенна,
Кому-то довелось чуть долее пожить…
Играют каждый год оркестры вдохновенно
В честь тех, кто жизнью смог Отчизне послужить.
Пусть их теперь в строю не слышно и не видно,
Но точно знаю я, что здесь они сейчас…
Нет, мне ни за страну, ни за народ не стыдно.
Они всегда со мной.
Они всегда за нас.
Молитва о тебе
Прошу Тебя, Господи,
дай тому самому человеку,
который читает сейчас эти строки,
всё, о чём он Тебя просит!
Дай ему это полной мерой,
как умеешь давать только Ты один!
И пусть он будет счастлив
во все его дни,
а если невозможно такое,
то хотя бы сколько-нибудь.
Даруй ему
крепкое здоровье
и любовь ближних,
понимание и сочувствие…
Сделай так,
чтобы душа его
всегда светилась
одной лишь любовью
ко всему сущему,
огради его от дурнословия,
от обид и зависти,
от войн и смертей,
от боли физической и душевной,
если же всё это неизбежно, –
не покинь его и тогда,
дай утешение.
Спаси для него всё,
что дорого ему на земле.
Если же поздно просить об этом, –
не лишай его памяти…
Не знаю – верит ли в Тебя
читающий сейчас
эту молитву о нем,
но даже если и не верит:
помоги ему!
Пусть он чувствует,
что – не одинок,
что нужен и любим...
Милостивый и добрый мой Господь!
Исполни это моё желание!
Исполни его так,
чтобы прежде,
чем закроются глаза мои,
я мог сказать:
«Благодарю Тебя, Господи!
Ты слышишь меня...»
Твой Эльдар Ахадов.
2007
Мужская колыбельная
Над страной летают пули:
Выходной – не выходной.
Успокойся. Гули-гули…
Спи, не дёргайся, родной.
Вот одна шмыгнула рядом:
Визгу много, толку – шиш.
А была б она снарядом…
Спи, не дёргайся, малыш.
Бестолковые натуры,
То и дело: вжик да вжик…
Спи, сыночек, пули – дуры.
Нам с тобою жить да жить.
В клочья рвётся, свищет воздух.
Небеса – как решето!..
Спи, давай, родной, не бойся.
Я прикрою, если что…
На посошок
Хозяева! На посошок – вина!
Всё было вкусно, чинно, благородно.
Я не смотрю: целуйтесь, что угодно...
Ах, да! Я – рад, что ты – его жена.
Что эта речь нелепа и смешна,
Что роль моя, бесспорно, неуместна,
Не объясняй, я знаю, если честно,
Но чашу пью, как водится, до дна.
И что теперь? На посошок? Вина?
Нет. Покурю сначала – у окошка.
Что странного? Ну, выпил я немножко.
Случаются такие времена.
И всё же чашу надо пить до дна,
До дна - чтобы текло по подбородку.
О, сколько нужно на такую глотку,
Чтобы забыть, что ты теперь – жена!..
«Хозяева! На посошок - вина!»
И хлопнет дверь. И вздрогнешь ты невольно.
Не притворяйся, что тебе не больно.
Уже темно. И дует от окна.
1995, август-сентябрь
О любви
И плакали о нём, о воде его, о хлебе его.
Вот дом твой и близкие твои,
И стада твои, и колодцы твои,
И лозы твои, и смоквы твои.
А тебя нет здесь.
И воды твоей, и хлеба твоего нет здесь…
И нет здесь жизни.
Вернись.
Три дня плач и пепел во мгле.
Дым и ветер на три дня пути.
И явился сон.
И сделался явью во сне.
И стала явь.
Не плачьте.
Вот хлеб мой и вода моя.
И смоквы мои, и лозы, и колодцы, и стада,
И близкие мои, и дом мой с вами.
И я здесь.
И мглы нет на земле. И свет отовсюду,
Ибо любовь моя с вами.
И днесь. И присно. И вовеки веков…
* * *
Однажды на земле наступит рай,
Такое царство мира и свободы,
Где станет счастлив каждый дом и край,
И братские обнимутся народы.
Однажды на земле наступит рай…
Там будут только добрые слова,
И все поймут, друг другу глядя в души,
Что лишь любовь всегда была права,
Шагая к людям по воде и суше.
Там будут только добрые слова…
Не закрывай распахнутую дверь,
Делись с другими радостью и хлебом,
И всё вокруг изменится под небом,
И всё вокруг изменится, поверь.
Не закрывай распахнутую дверь…
Однажды на земле наступит рай,
Как тихий сон, приникший к изголовью,
И хлынет к людям счастье через край…
И хлынет к людям счастье через край,
Омытый болью и невинной кровью.
* * *
Он где-то здесь, Он всюду где-то здесь:
В ночном дожде, над лужами кипящем,
В прозрачном утре, птицами звенящем,
В твоих глазах уверившихся днесь,
Что смерти нет, а жизнь была и есть,
И будет сгустком радости и боли...
И дух любви сияет в чистом поле,
И каждый миг звучит благая весть.
Памяти СССР
Горстка поседевшая солдат,
Тех, кому былое – не обуза,
Собралась в одну из прежних дат
Памяти Советского Союза.
Вспоминали молодость свою,
Службу наяву, не на бумаге:
Всё – от разговорчиков в строю
И до строк торжественной присяги.
Вспоминали дружбу и вражду,
И Устав, и как на самом деле...
И, друг в друге чувствуя нужду,
Голоса знакомые хмелели...
И, прощаясь, каждому вослед
Козырял без лести и конфуза
Офицер Советского Союза,
Той страны, которой больше нет.
* * *
По России идут поезда.
Над Россией летят самолёты…
Я не видел тебя никогда
И не знаю: ни где ты, ни кто ты.
Проплывают вдали облака,
Плачет дождь, пламенеют осины,
О тебе мне известно пока
Только то, что ты тоже Россия,
Что ты тоже живёшь и поёшь,
И болеешь, и плачешь, и веришь…
И никак нас с тобой не поймёшь.
И ничем нас с тобой не измеришь…
* * *
Пока считали имена
Погибших на войне за счастье,
Однажды, кончилась война,
Умолкли выстрелы и страсти.
Но скорбный перечень имён,
Не умолкая, так и длится:
Со всех сторон, со всех знамён
Глядят исчезнувшие лица,
Глядят с надеждой, что цена,
Какою счастье всем даётся,
Не в том, что кончилась война,
А в том, что больше не начнётся.
Родина
(Триптих)
* * *
Очей твоих живые отраженья
Хранит озёр небесный окоём…
Печать любви, страданья и прощенья
Лежит на светлом облике твоём.
Глядишь ли ты с молитвой на дорогу
Родные поминая имена,
О правде ли печалуешься Богу, –
Всё та же ты в любые времена,
Всё та же ты – за рокотами грома,
Сияньем вьюг и листопадом дней…
Страна моя! Чем дальше мы от дома,
Тем голос твой дороже и слышней.
* * *
Всю жизнь искал я место рая,
Страну меняя за страной,
Но рая не было без края,
Вдали оставленного мной.
Вернёшься – там уже иное:
Не то, не те, не как тогда…
И лишь сиянье неземное
Дрожит в ресницах иногда.
* * *
Там, где лёгкие птицы поют изумрудные песни,
Где летящее небо звенит с минаретных высот,
И сияет луна, возносясь в опрокинутой бездне,
И мелькает с утра пестрокрылый красавец удод…
Там, в ладонях хребтов, кувыркается горное эхо,
A над берегом моря резвится листва на ветру,
Там не спят от любви, плачут только от счастья и смеха,
Там, куда я вернусь и уже никогда не умру…
Русские
Вспомним тех, кто в небе внемлет всем речам между людьми,
Защитивших эту землю и полёгших в ней костьми:
Бородатых и безусых, ворчунов и остряков,
Украинцев, белорусов, осетин и остяков,
Телеутов, кабардинцев, эрзя, вепсов, чувашей,
И тувинцев, и даргинцев, латышей и талышей,
И киргизов, и таджиков, и узбеков, и татар,
И калмыков, и кумыков, и башкир, и тофалар,
Ингушей, азербайджанцев, ненцев, энцев и армян,
Нивхов и табасаранцев, и евреев, и цыган,
Удэгейцев, манси, коми, и казахов, и грузин,
И других, которых помнит поимённо Бог один…
В дни победного парада там, пред Ним – в одном строю
Все, кого враги когда-то звали русскими в бою.
С той поры, как родиться мне было дано…
С той поры, как родиться мне было дано,
Я гуляю себе и брожу, как вино,
И пропившись насквозь, и, скатившись на дно
Ни о чём не жалею как будто бы, но
Закуржавит, заржавит, заржёт, зарычит –
Сумасшедшее сердце в висках застучит...
И привидится то, и припомнится сё,
И причудится, будто и это – не всё...
Я гуляю себе по весёлым стихам,
По несметным, неслыханным, смертным грехам,
По кружалам, кидалам, бомжам и лохам,
По углам, по друзьям, по душам-потрохам,
По небритым щекам со слезой на губе –
Я гуляю себе, я гуляю себе!..
И покуда я вижу, дышу и живу:
Всё, что было со мной, – предо мной наяву.
Скорый поезд
(Цикл)
* * *
Ты налетел на станционный свет
И вновь нырнул в тугую темноту,
Туда, где твой трассирующий след
По ней ведёт упругую черту,
Туда, где небо не смыкает глаз,
А даль земная затаила дух,
И, как тебя, высматривая нас,
Всё обратилось в зрение и слух...
Сон поломали в нескольких местах,
Пока состав петлял на перевале,
Сосед томился, как рояль в кустах,
А за стеною громко выпивали.
Там знали точно: кто, зачем, к чему,
Куда мы все, и что случится в среду...
И вопреки желанью своему
Я к пьяному прислушивался бреду.
Их мучили похмелье и жара,
И вслед за встряской каждого вагона
Всех подлечить явились доктора
Из славного российского ОМОНа...
И длился путь по сумрачным лесам,
И вздрагивали крики, как подранки.
И до утра наотмашь по глазам
Прожекторами били полустанки.
Качается пол. Тяжелеет свет.
По тамбуру – сквозняки.
Вагонному шелесту смотрит вслед
Разлука из-под руки.
И падают звёзды на талый снег,
Стекая с него в ручьи,
Как слёзы, блеснувшие из-под век,
Сбежавшие в колеи…
А поезд спешит, он летит в зарю,
Он вздрагивает во сне.
И я всё смотрю на тебя, смотрю,
Покуда луна в окне…
Сон о счастье
Пространство рвётся в клочья вдоль границ
Разумного – без видимой причины…
Я стану тенью от твоих ресниц,
А полночь грянет в сон без середины.
Там шелест крыльев с тысячи сторон,
Оркестров грохот и сиянье скрипки,
И звёздным небом залитый перрон…
Я стану светом от твоей улыбки.
Сквозь шум толпы из инобытия
Вдруг ощутим мы оба в одночасье:
Нет никого, есть только ты и я,
И этот сон стремительный – о счастье.
Мысль о тебе – немыслимо преступна,
Ты вся – за неизбежностью утрат,
Близка до слёз, до крика недоступна,
Но оттого желанней во сто крат.
Нежна, непостижима, неизменна, -
Как «жизнь прожить и поле перейти»...
Ты – небо в звёздах, вспыхнувших мгновенно,
И встречный поезд на моём пути!
А поезд плещется как море,
Дрожит, как голос на ветру, –
На ускользающем просторе,
Где всё изменится к утру,
Где, словно колокольным звоном,
Листвой объятый до небес
Вслед уносящимся вагонам
Стремительно желтеет лес,
И каждый миг без передышки
Из-под грохочущих колёс
Мелькают бешеные вспышки
Сгорая в шелесте берёз...
Из тамбура последнего вагона
Слежу, как удаляется земля,
Как следуют за небом неуклонно
Пустынные осенние поля,
И вижу, как лишаясь оболочки
Из мелких дел и суетных страстей,
Душа живая исчезает в точке
Сливающихся рельсовых путей…
* * *
На раскрытых ладонях вечерних озёр
Догорает небес золотистый костёр.
Словно плач безутешный ребёнка
Птичий голос печалится звонко.
На широком ветру, приглушая печаль,
Шелестит до утра камышовая даль..
* * *
Так воздух тишины пересекает слово,
И возникает храм, не знающий гвоздя...
Я выковал тебя из неба голубого
И радужных полос летящего дождя!..
Я вымолил тебя у бездны ожиданья,
И, сотворив для нас незримые крыла,
Бог снова разрешил то первое свиданье,
То самое, где ты всегда меня ждала.
* * *
Там, вдали, под широким гремящим мостом,
Где река пролегла изумрудным пластом:
Как вода по воде, изумлённо скользя,
Отражается то, что увидеть нельзя,
Что течет в облаках, что змеится у ног…
Что уже никогда не вернётся, сынок.
* * *
Летний пруд с голубым полыханьем стрекоз,
Зимний двор в рассиявшемся лунном снегу…
В эту землю живую я памятью врос,
И себя от неё отличить не могу.
Там, откуда текут в облаках небеса,
Там, куда исчезает меж пальцев вода,
Возникают и гаснут её голоса,
И во мне остаются
уже навсегда…
* * *
В той самой стране изумрудного лета,
где зыбкое море бездонного цвета,
где веером ветер и свет,
и солнце в листве легкокрылой сочится,
и день лучезарен, и ночь смуглолица,
и всё это – тысячи лет, –
в той самой стране я увижусь с тобою
и молча приму возраженье любое,
и в очи твои загляну:
да, снам доверяют лишь малые дети,
да, нет и не будет такого на свете,
да, верю в такую страну.
Снег идёт
Не помню в день какой и год
Из детства раннего, в котором
«А снег идёт! А снег идёт!» –
Мы у окна кричали хором…
Шёл снег, стояли холода,
От ветра что-то дребезжало.
Ты на руках меня тогда
С улыбкой бережно держала.
И мы кричали: «Снег идёт!»
Так радостно и простодушно,
Что он с тех пор который год
Всё так же падает послушно.
И всякий раз в канун зимы
Едва ветра затянут вьюгу,
Мне снова чудится, что мы
Кричим с тобой на всю округу...
Был тихим нынешний рассвет,
Лишь сердце с полночи щемило…
«Её на свете больше нет,» –
Сестра мне утром сообщила.
Но только телефон умолк,
Как снег пошёл повсюду снова.
…Хотел я крикнуть… и не смог.
И выдохнуть не смог ни слова!
Летит, летит весёлый снег,
Кружит и падает, как эхо…
Неправда, что тебя здесь нет.
Смотри, родная: сколько снега!
Сон о счастье
Пространство рвётся в клочья вдоль границ
Разумного – без видимой причины…
Я стану тенью от твоих ресниц,
А полночь грянет в сон без середины.
Там шелест крыльев с тысячи сторон,
Оркестров грохот и сиянье скрипки,
И звёздным небом залитый перрон…
Я стану светом от твоей улыбки.
Сквозь шум толпы из инобытия
Вдруг ощутим мы оба в одночасье:
Нет никого, есть только ты и я,
И этот сон стремительный – о счастье.
Сын
Сложная, разная, грешная,
Жизнь моя, гасни и стынь:
Плачет жена безутешная,
Болен мой сын.
Ужас по клетке по лестничной
Шествует, хрипло дыша,
Плачет мой сын пятимесячный,
Криком исходит душа.
Кашляет долго, кровиночка.
Стонет, родимый, во сне.
Сын мой, сыночек мой, сыночка!..
Рученьки тянет ко мне.
Мой дорогой, мой единственный,
Как тебе, милый, помочь?
Выстрадай хворушку, выстонай
Эту проклятую ночь!
Завтра сквозь окна больничные
Солнышко бросит лучи.
Здесь, мой хороший, отличные,
Здесь золотые врачи.
Ты же бесёнок отъявленный!
Ты же, мой мальчик, силач!..
С мамой в больницу отправленный, –
Спи, успокойся, не плачь...
В дом возвращаюсь покинутый
И, – обжигает всего:
Там, на полу, опрокинутый,
Плачет тигрёнок его.
1988
Там…
Там, где лёгкие птицы поют изумрудные песни,
Где летящее небо звенит с минаретных высот,
И сияет луна, возносясь в опрокинутой бездне,
И мелькает с утра пестрокрылый красавец удод…
Там, в ладонях хребтов, кувыркается горное эхо,
A над берегом моря резвится листва на ветру,
Там не спят от любви, плачут только от счастья и смеха,
Там, куда я вернусь и уже никогда не умру…
* * *
Ты ждёшь гостей. Они – сейчас-сейчас!
Уже идут поздравить с днём рожденья.
Опять всю ночь ты не смыкала глаз,
Зато на всех готовы угощенья.
Друзья войдут весёлою толпой,
В прихожей смех и шутки раздадутся…
Вот только я сегодня не с тобой.
На этот раз я не успел вернуться.
Вокруг стола рассядется народ,
И праздник твой тостами озарится…
Во тьме полярной глохнет вездеход.
Метёт пурга. И мне – не дозвониться.
Дороге нет ни края, ни конца,
Слились в одно заснеженные сутки.
Прости за дочь, позвавшую отца,
И за столом притихнувшие шутки.
Сегодня праздник, проводи гостей.
Спасибо им: всё было, слава богу…
Свет ночника из комнаты твоей
И в этот раз мне снится всю дорогу.
У каждой реки
У каждой реки свой плеск.
У каждой души свой дождь.
Ты веришь не в то, что есть,
А в то, чего вечно ждёшь.
Ты в гору, а там – овраг,
Ты замуж, а там – гарем.
И каждый твой раз не так,
И каждый твой шаг не к тем.
А рядом играют гимн
И ставят вопрос ребром…
У каждой трубы свой дым.
У каждой судьбы свой дом.
* * *
Этой ночью, как и предыдущей,
Снился мне всё тот же дивный сон:
Будто Бог Единый Присносущий
Устилает блеском небосклон
Льётся свет стремительный, отвесный,
И в дрожащем воздухе на миг
Возникает близкий и небесный
Самый чистый материнский лик!
И душа моя к нему стремится,
И повсюду он неуловим,
а вокруг уже чужие лица, –
Сердце бьётся, мучается, злится...
Как мне быть? И что мне делать с ним?!
И, проснувшись с ощущеньем чуда,
Я, привыкший в жизни ко всему,
Светлый лик ищу теперь повсюду
И молюсь, и кланяюсь ему.