Екатерина
Годвер

* * *

В Англетере открыли кофейню с названием «Счастье»,

И красивая девушка делает селфи у стойки.

На Морской побирается пёс с перебитою лапой.

Подают ему щедро, а он всё равно недоволен:

В разноцветной толпе ищет чёрный сюртук и цилиндр.

Грузно давит на площадь закрытый лесами Исакий.

У метро пьёт подслащенный чай зазывала охрипший,

Продают из ведра голубые садовые астры,

И похмельный мужик под гитару поёт про берёзы.

В Англетере открыли кофейню с названием «Счастье»...

* * *

В галактике местами звездопад.

Пустое и бессмысленное лето.

Железной рукояткой пистолета

Планету бьёт шальной метеорит:

Планета ненавидит и болит.

Другой уже за ним летит по-над

Смешными городами из фанеры –

Но фейерверком рвётся в атмосфере

На радость тем, кто меньшему не рад.

В галактике местами звездопад.

Туманностей густые облака

Клубятся в объективах телескопов,

Пока стыдливо вынесен за скобки

Неразличимо-малый человек

Заезженно рифмующийся с веком,

И видящий в любой дорожной вехе

Немилосердной Вечности оскал.

У человека дети, дом и сад.

Но, лёжа на желтеющей траве,

Он одинок отчаянно, безмерно.

Пожар у человека в голове –

Но нет дождя: лишь льёт с кондиционеров,

Да маятник стучит: вперёд-назад...

Неновый год давно неновой эры:

В галактике местами звездопад.

* * *

За перелеском – старый ПГТ,

Ещё не сломлен, но уже разрушен.

Нелепые в посмертной наготе,

Стоят дома обоями наружу.

В них призракам не спится по ночам,

Растерянно бормочет телевизор.

Скользнувшее с Атлантова плеча,

Разбилось небо бабкиным сервизом –

И острые осколки не со зла

Пропарывают шины и кроссовки.

Здесь так о многом хочется сказать,

Но что ни скажешь – пошло и неловко.

Хрущёвки как сугробы в вешний день:

Ушедших дней подтаявшие замки.

Уже ничьи, уже почти нигде...

Чернеют окна мёртвыми глазами.

История печальна и проста:

Контрастен мир давно угасшей драмы.

Лежит в канаве, руки распростав,

Пластмассовая кукла в платье рваном,

Земля уже зализывает раны,

И рядом – ни погоста, ни креста.

Игрушки

В десять лет

Я наряжаю ёлку

Вместе с бабушкой

И подклеиваю скотчем

Разбитый шарик.

В двадцать лет

Я иду в «Фикс-Прайс»

За новыми игрушками.

На полках разноцветный пластик

В прозрачных коробках.

Красные бусы и синие шары.

Кружки с весёлыми оленями.

Маска Санта-Клауса.

Пиво за полтинник.

Чипсы, два пакета.

Мишура.

Ми-шу-ра.

Ми-

Шу-

Ра.

В тридцать лет

Я наряжаю ёлку

И думаю:

Игрушки, которые не бьются –

Ненастоящие.

Как корове седло

Говорят, он иноходью скачет:

Это значит – иначе, чем все.

В.С. Высоцкий

Звёзды струятся ласковым ручейком,

Лунные зайцы скачут в пятне гало.

Каплет на землю звёздное молоко.

Снятся Бурёнке иноходь и галоп...

Просит Бурёнка Сеньку: «Купи седло!

Вскачь полетим с тобой по ночным полям!

Нешто тебе, ленивому, западло?

Нешто тебе жалко для нас рубля?»

Сенька в дырявой шапке смеётся: «Тпру!

Ты без седла, дурёха, учись пока!

Завтра мне в город надобно поутру:

Сдам молоко, продуктов куплю, пивка,

Соль-лизунец привезу тебе, так и быть.

А без седла – привольнее, слышишь, мать?

Коль супротив коровьей своей судьбы

Землю копытами в масло помчишь взбивать».

Тихо мычит Бурёнка: «Дурак ты, Сень.

Лучше купил бы шапку, а с ней – ума.

Я без тебя, одна, не хочу совсем.

Что мне вся эта скачка и кутерьма?

Глянь, там на небе – заячья голова!»

Сенька вздыхает, гладит коровий бок.

В поле поют цикады, шумит трава.

Звёздный ручей стремителен и глубок.

Качели

Во дворе твоём старые качели скрипят.

С петуниями клумба окурками утыкана,

А за углом, пятнадцать лет назад,

На бетонной тумбе, с початой бутылкой –

Мы с тобой сидим. Прикури-ка, друг!

Нам вперёд бежать, да за кроликом –

Недосуг пока. Тишина вокруг.

Только солнце вспять пергидрольное...

Глубока нора! И земля сыра.

Больше нет двора. И не жаль его.

И себя не жаль. Но – июнь, жара,

Тишина звенит – сушь хрустальная...

Нам идти пора; за углом нас ждут,

Мы вообще сюда по случайности...

Всё потом, потом!

А уж раз мы тут,

То давай пойдём, покачаемся.

Отражение

Свет мой, зеркальце, скажи,

Слово молви:

Что на свете не по лжи –

По любови?

Свет мой, зеркальце, ответь

Без елея:

Отчего оправы медь

Зеленеет?

Отчего все вкривь да вкось,

Непригоже?

Почему так повелось,

Отчего же?

Отражение дрожит

И кривится:

Что на свете не по лжи?

Кровь-водица,

Что течёт из раны в землю

Болезную.

Слушай, друг мой милый, внемли –

Не брезгуй:

Той любви б щепотку да

В бочку мёда!

Станет горе не беда

Для народа.

Как пойдут рубить, калечить,

Да вешать –

Там до счастья недалече!

До вешки,

А за ней – живи взахлёб

На раздолье,

Где присыпан чёрный хлеб

Белой солью!

Вечность мы с тобой глядим

Друг на дружку:

И внутри изъян один,

И снаружи.

Зря ты в зеркало плюёшь

В лютой злобе:

Тут на свете даже ложь

По любови.

Не по нраву мой ответ –

Так не слушай.

Обойдёшь весь белый свет –

Сыщешь лучше?

* * *

Падает, падает в подставленную ладонь мою

То ли снег майский, то ли пепел шутих салютных,

Падает выгоревшими догмами,

Разносится по миру ветром лютым.

Небеса расцветают алым, и земля – алым,

Отражается в глазах распахнутых, гаснет в пустых глазницах:

Словно само время переломала

Фаэтона пылающая колесница,

Словно нет сейчас ничего больше – ни будущего, ни прошлого,

Только земное, всепобеждающее притяжение.

И снежинками пепельными одинаково припорошены

Ввысь обращённые

Лица необщего выражения.

Но вот мгновение с раскатами срывается с места, с лихим арго,

Высвечивая, различая и разграничивая.

В нём ни шутих, ни снега. В нём ничего...

Ничего общего.

Ничего личного.

* * *

Холод живёт внутри,

Мелко дрожит во сне.

Лестница без перил;

Грязный осенний снег.

Ржавую дверь в подъезд

Осень берёт на вид:

Скоро кого-то съест.

Ранен-попал-убит...

Образы и слова:

Видимость так и прёт –

Впору поцеловать

Тонкий предзимний лёд.

Зрячий во мраке слеп.

Шороха ждёт подвал.

Нужно оставить след;

Можно оставить два.

Зеркало и стена:

Пальцы скребут по льду...

Хватит уже стенать.

Стрелки ещё идут.

Богу известно, как

Время очертит крюк:

Вешают всех собак

Согласно календарю.

Холод уже в костях;

Кости ещё гремят.

Люди тебя простят.

Осень простит меня.

Встань, оботри лицо,

Снежную кашу сплюнь:

Теплится над крыльцом

Лампочка в сорок лун.

Час Волка

На исходе сентябрь;

Волчьи когти стучат по паркету.

Обескровлен и дрябл,

Лунный диск затаился на ветке.

Глух к горячим мольбам

И к утробному волчьему вою –

Он прочтёт по губам

Всё, что сказано будет тобою:

Все пустые слова,

Ложь во благо и фальшь поневоле.

Безобразно жива,

Ночь по городу носит в подоле

Жёлтых листьев букет:

Оберег от колючего солнца.

Зверь подходит к руке

И в себе познаёт незнакомца.

Бытовой ре-минор

Без купюр и расставленных вешек...

Только окна во двор,

Где луна обживает скворечник.

* * *

Я иду в ларёк за сигаретами,

А глаза мне застит снегопад.

Сколько лет до Малого Каретного,

До Большого – сколько лет назад?

Дядя, угости-ка зажигалкою:

Ведь недаром этот эпатаж.

Мимо нас проносится с мигалками

Басурманский ржавый экипаж.

Нам с тобой из Бутово на Выхино,

Нам с тобой – метель да трын-трава...

Если входа нет, то нет и выхода;

Если выход есть – то сразу два.

Любим мы жестокие пророчества,

Если бьют кого-то послабей.

Гениям не в радость одиночество –

Вот и привечают голубей.

Смотрят неприязненно, задумчиво,

Как плывут туристы по Неве;

Как бредут с Парнаса и до Купчино

Без царя и бога в голове.

У реки перчатка в снег обронена,

Над обрывом ветер рвёт плащи...

Сколько же всего мы проворонили –

Столько на себе не дотащить.

Не сыскать ни прошлого, ни бывшего.

Не купить «Очакова» в ночи.

Занавеска снежная колышется...

Ладно, дядя, лучше помолчи:

Знаю точно я – перрон останется.

Где-то за углом наверняка

Спит в сугробе пьяная красавица

Ночью у закрытого ларька.

Яблоки

У ограды заброшенной фабрики,

Как канава, тоска глубока.

Городские незрелые яблоки

Об асфальт разбивают бока.

Время-времечко, сызнова новое,

Кисло-сладко-червивая суть.

Чёрт прохожий, хмельной, околдованный,

Остановится яблоко пнуть – 

Хрустнет, хлюпнет оно и покатится,

Как по блюдцу с небесной каймой –

По асфальтовой порванной скатерти,

От бордюра к бордюру – домой,

В землю русскую: сочную, чёрную.

Проходи, человек, поспеши –

Ждёт шарлотка тебя пропечённая

И наливки сто грамм для души.