В замшелую во всём кутузку вошли, как человеки, удачу в позапрошлом веке искать – тулуп овечий к зиме достать, быть может, на двоих один в краю неведомых рванин. Ни дать, ни взять! Кутузка, бишь, вагон – зелёный передок, двойные оси, двенадцать штук на круг и паровой возок на купоросе. Из города – ток-ток! – любезный пастушок, прямые стрелы и рельсы, и чаи, и чёрный сапожок. Прохвосты смелы! Охрическая степь и окиян голов, барашков море, отряды молодцов, челночников, купцов – и мы в дозоре. Ни продавцов, ни стрел. Приехать захотел – шагай в отборе. В конце пути был штиль на восемь с лишним миль. Число в приборе. И голод с тёткой дал животную кадриль – уймись в тревоге. Пельменную ищи с друганом там где пыль, утиль и дроги. Подъели – что внесли, присевши у земли. Внесли не мало: здесь утренним борщом питались сизари. Чеснок и сало. Два спутника вверху и три, и два, и пять, и МИГ-16, за ним – МИГ-25, и в небе благодать, и нам за двадцать! В отеческой пыли арба с молодняком – то гагаузы! Я в корне изнемог, их видами влеком. Бахча. Арбузы. Нас двое и они, насельники Земли во всём и сами. Какое там «Аи»!.. – кругами бугаи под небесами... Какое-то архи- (и это не стихи!) Средневековье!.. Девятый, в общем, век, хотя и человек – в космонагорье!.. По сопли три мальца в пыли – и без конца бегут к базару, за ними – их родня, задня и передня вплетает жару. Над ними снова – ва-а! – два МИГа-22 на быстрой взбучке дают таких чертей, что съёжился Кощей от той летучки. Вдали немалый гнёт, вблизи большой помёт – амбре в отстое: кто пьёт, кто льёт, кто ржёт, раскрыв пошире рот и всё такое. Душевный поворот, отстойная страда, крепка картина: кто скачет, кто ползёт, кто выпал из гнезда и спит невинно! О перемена мест! Я выронил узду, друган – уздечку. Бугай попереду, остаточность в заду, туман за речкой. Идём, иду, веду, чуток – и упаду в чеснок и в сало. Бредём в бреду, в кирзу, внизу, в бузу, в аду – всего не мало! Отсиженный пахан, за ним его баран. Какой здесь запах! Папаши средних лет – в дымину, в драбадан! – и все в папахах. Ножи, серпы, ковры, подойники, багры, шнуры, котомки, канаты, фонари, отбойники, столы, оглобли, «фомки». При шляпе и с пером, скрипит своим трудом игрок на скрипке. Бочонки, огурцы, рубанки, жеребцы, телеги, зыбки. Но ищем мы доху. Всё время на слуху доха шальная. И нет нигде её, и нет здесь ничего – потьма сплошная. Обвальным вышел путь, ни встрять, ни продохнуть – ровняй перила. Ищи-свищи тулуп на весь большой отлуп, и вдруг – о диво! У дуба – мужичок, остаточный пучок, тулуп – в телеге, большущий самовар, и голова что шар. Вот это бреги! Батяня! Ну, давай, тулуп свой доставай, мы, видишь, в мыле! Прикидка хоть куда! Держитесь, холода родимой шири! Какие обшлага, подбой и рукава – есть счастье в мире! Торговли больше нет, за три рубля – обед в кастрюле с гречкой! Надел друган в ответ доху на весь привет – «Ура!» за речкой. А я остался без дохи, стал под навес, дышу овечкой. Скорее бы уже покинуть это «ж» с его арбами. Обратный путь широк, аллея без дорог – пылим столбами. Огромная верста, канава у моста со свежей гнилью, глушь, погань, таракань, нелепие, мордань огромной ширью. Ни дома, ни села, всё сажа замела на весь последок; и грязь, и ковыля на фоне зимовья – след жизни редок. Обратный путь далёк, в грязи лежит браток, столбит дорогу: иди как знаешь сам, прицел – по небесам, найдёшь, ей-богу. В натуре – поворот, в глазах – переворот, чудес движенье: вдруг – храм стоит в земле размером с полмилье! Судьбы вращенье! Не может этак быть! Здесь некому возить кирпич на стройку!.. Но вот стоит небес исчадие чудес! Головомойка! Огромен и высок он на путях дорог. Великолепен! И двери, и расклад! Серебряный оклад! И боголепен! Расписан потолок, святые смотрят вбок, и фрукт на блюде. Пророки. Царь Давид на каждого глядит. Чудьё на чуде! Чтоб эдакий привет случился да в обед в такой глухарне – то только басурман придумать мог, шайтан, такие плавни. Ближайший под размах – в турецких земелях – Айя-София... А здесь сам чёрт послал невиданный накал. Иеремия! Внутри шуршит народ впролёт и впроворот, и лбом да об лоб, прикладен до икон и образам поклон до пола обло. Коническая страсть! Осоловевши всласть! Ещё где виды? Их нет вокруг теперь, одни орлы да зверь. Судьбы планиды. Крест ликом осиян. Прощай, сосед-буян! Нам – путь дорога. Дохою потрясли и кости унесли. Шагаем в ногу. Вперёд, через дорзал, где б и Дерсу признал за полем речку; шагая бы, базлал... И был в виду вокзал, в вокзале – печка. Билет, привет, ответ, в тени – мотоциклет из киносеанса. Какие там места! Невнятица густа. Сны контрданса. Обратный переход – холодный огнемёт. Друган и бричка. Ни времени-часов, ни дальних голосов – и непривычка. А в памяти места, а память вся густа во днях шелковых, во чудище в веках, во испытавших страх большеголовых. Тебе через сто лет отослан сей привет во славу жизни: так жили не вверху, а в нижнем во греху сыны Отчизны. 1975 г.
Популярные стихи