* * *
Отвлекись от набиванья эсэмэсок:
все эпистолы скучны и повторимы.
За окном опять шумит эпоха стрессов,
красит выцветшее небо в цвет marina,
гадит в души нам и курит фимиамы
необузданному внутреннему зверю,
что живёт в любом из нас. Родные мамы
нашим клятвам уж давным-давно не верят.
Отвлекись от интернета и трип-хопа,
от наркотиков, кофеен и подружек,
террористов, новостей, проблем Европы.
Намотай покрепче шарф и выйди в стужу,
посмотри на белый снег и на прохожих,
покури свой «Winston lights», вернись обратно.
Да, ты прав, на армагЕддон не похоже,
это что-то пострашнее... ну и ладно!
Ну и чёрт с ним! Будем дальше жить, как жили:
пить коньяк, играть в бильярд, крутить романы.
Дни идут, и стынет жидкость в наших жилах,
и давно не верят нам родные мамы...
С намёком
Есть в небесах волшебные экраны,
есть в ливнях аромат креплёных вин,
в моей душе есть колотые раны,
в ушах моих – стабильный Aphex Twin,
есть тонкость в неожиданных вопросах,
в дурацком тексте есть культурный шок…
Есть у меня в кармане папироса,
и это, я скажу вам, хорошо!
* * *
Весенний бред мамлеевских кварталов.
Две бабки с пентаграммами на шеях
и с ведрами в руках бредут к колонке.
Унылый монстр в драповом пальто,
сжимая беломорину зубами,
стоит в шиномонтажной мастерской.
Вся жизнь моя есть ад и клоунада.
Однажды я скончаюсь на манеже
и демоны на жестяных носилках
меня в родное пекло унесут.
Мне кажется – достойная концовка,
не лучше и не хуже, чем у всех…
* * *
Без пошлых плеоназмов, без
фальшивых слёз и громких фраз
приди ко мне, мой нежный бес,
послушай тихий мой рассказ
о серой тягостной зиме
и птицах в синих небесах.
Мой нежный сон, приди ко мне,
всели в меня свой зимний страх.
Я вижу брод в реке времён,
я знаю: все сошли с ума.
Сраженья, войны, плач и стон
несёт с собою к нам зима,
И тот, кто выживет в бою,
кто этот холод победит,
вольётся в вечности струю,
взяв на бессмертие кредит.
В манере современничков
Мать говорит: кончай слушать шорох летних акаций,
завязывай с алкоголем, выходи из своих простраций.
Чтобы здесь выжить, ты должен учиться драться.
Надо было меня усыплять или вести к врачу –
видишь ли, мама, я этого не хочу.
Отец говорит: я гляжу на тебя и хуею.
Ты как будто всю жизнь провёл за нюханьем клея.
Даже сатирики из телевизора тебя умнее.
Доносится с улицы запах ганджа и резкий риддим:
папа, я очень умный, но это никто не видит.
* * *
Короткой тёплой ночью
во тьме поёт земля,
а я – упрямый зодчий,
я строю жизнь с нуля.
Меня шатает ветер –
к паденью я готов.
Меня боятся дети,
а я боюсь ментов.
Но в этом ветхом Риме,
где правит бал враньё,
взовьётся к небу в дыме
строительство моё.
* * *
Мы – жители раскопанных равнин,
бетонных обитатели бараков.
Мы любим из окна глазеть на драки
и запивать кефиром аспирин.
По вечерам, хлебая постный чай,
уткнувшись взглядом в пыльный телевизор,
мы вспоминаем все свои капризы
и в голове мелодии звучат.
Жара и дождь, «сегодня» и «вчера».
Окончен день, и мы давно уснули,
а в глубине промокшего двора
стоит эпоха в чутком карауле.
Верлибр
Одинокие будни ненужного человека:
желтолистый ковёр на асфальте изрядно натоптан,
провайдер поднял тарифы, закончилась травка.
Чтобы здесь выжить, нужно быть ироничным –
серый сибирский сентябрь кликуш не любит.
* * *
Не торопись ругать мирскую суету, –
бывают и на нашем солнце пятна.
Когда глядишь в себя и видишь пустоту,
то многое становится понятно.
Вот рай из кирпичей, из проводов и клемм,
безумия извечная квартира.
Гляди, гляди в себя, расслабленный голем,
холодный манекен в витрине мира.
Пятнадцать глупых лет ты мнил себя вождём,
но кто-то злой смешал тебе все карты,
и ты под проливным неласковым дождем
бредёшь домой без прежнего азарта.
И сотни серых луж, и толпы мёртвых душ,
в тарелке суп, на сковородке гренки.
Гляди, гляди в себя…но там такая чушь,
что лучше бы тебе глядеть на стенку.
* * *
О, Господи, нет дыма без огня,
и если ты меня сюда забросил,
то, значит, не должно пройти и дня
без строчек про растрёпанную осень.
О, Господи, все градусники лгут,
вся правда – в тополях и белых стенах.
Спускайся вниз, верши свой страшный суд.
(да, да, я знаю сам, что неврастеник)
О, Господи, спаси, помилуй тех,
кому существовать совсем не просто
в бескрайней абсолютной пустоте
эпохи пиздецов и холокостов.