Денис Голубицкий

Денис Голубицкий

Четвёртое измерение № 4 (568) от 1 февраля 2022 года

Мы говорили с тобой о Ремарке?

* * *

 

Не теряй меня из виду.

Пой из ада. Плачь из рая.

Сорок лет царю Давиду

предстоит стеречь Израиль.

 

Ни безумным притвориться,

ни жену любить чужую…

Где на деле та граница?

Воды знаний освежу я.

 

Сорок взглядов, мыслей сорок,

будто можно ровным счётом

ум развлечь, развеять морок.

Между опытом и потом

 

нет различия, пожалуй.

Не ищи царя с царями.

Пусть предшествует пожару

Божий гром в душе и в храме.

 

2019

 

Бетховен

 

Обожжёт ностальгия по голосу и по рукам...

Но холодные щупальца звуков сквозь кожу пробьются,

как нагая трава. Чтобы к музыке ты привыкал,

даже в солнце с луной ударяют как в звонкие блюдца.

 

Окружит ностальгия по городу и по реке,

чтобы музыку ты после жизни забыть не пытался.

Так безумная птица в своём равнодушном пике

совершенна как дикая песня, как светопись танца.

 

Озарит ностальгия по собственным снам наяву,

по пропавшему слуху, по зрению прошлого века,

по рукам и по голосу, по превращенью в траву...

Чтобы музыку вновь обрести, потерять человека.

 

2019

 

* * *

 

Дни в ноябре, будто в книге ремарки,

в чьём они стиле?

Мы говорили с тобой о Ремарке?

Нет, упустили.

 

О Пастернаке с тобой рассуждали

вскользь или толком?

Осень уже раздавала медали?

Зная на тонком

 

уровне душу и литературу,

жить разве проще?

Вышли, ноябрь, свою агентуру

к рекам и в рощи.

 

Или о Чехове, в кои-то веки,

вслух или молча...

Что есть поэзия? Свет в человеке?

Плоть его ночи?

 

Эту дрожащую жилку живую

только затроньте...

Осень на Западном фронте воюет,

осень на фронте.

 

2019

 

* * *

 

Владимиру Каденко

 

…и показалось, вместе плыли мы,

и день качался мусульманином,

и ночь морским цвела сукровищем,

и был внушителен улов…

Что оказалось, как простились мы,

какими скреплены молитвами

все наши песни, уповання,

что приготовил нам Гёзлев?

 

Войди в стоглазый город дервишей

рабыней моря, ханской дочерью,

и ночь пленит тебя из ревности,

и остановят караван.

Сквозь паутину улиц ломаных

смотри глазами воспалёнными,

как уезжает твой возлюбленный,

как возвращается Синан.

 

2019

 

* * *

 

Нельзя нарушать ежегодный обычай.

Иди в этот Яр кровеносный, мужичий.

Иди без детей, умоляю, без женщин.

Ещё не созрело решение сжечь их.

А значит, расстрел…

 

Иди в этот Яр, где не прячу лица я.

Я, совесть раскормленного полицая,

я, полубезумная адская старость

немецкого чина… Отдельность, не стадность.

Иди в этот Яр. Ты – и воин, и агнец.

Уже подсказали и время, и адрес.

Как будто ты здесь неуместный, не местный.

Сентябрь седой над хохочущей бездной.

 

2018

 

* * *

 

Нюрнберг, Нюрнберг, бург и брег.

Есть и повод, и ночлег.

Смейся, Божий человек, веселись.

Знатны Вена и Париж,

разве ими удивишь,

если здесь в ладонях крыш высь?

 

Нюрнберг, крепче ветер месс,

слово резкое «процесс»

никому ещё не жжёт рот.

Гофман, сказке нет конца,

но по воле подлеца,

помешался твой родной народ.

 

Под фамилией твоей,

Эрнст, скрывается еврей.

Но спасения ему нет.

Нюрнберг, Нюрнберг, к Рождеству

снег оплакивать листву

утомится и войдёт в свет.

 

2019

 

* * *

 

Переход на станцию «Крещатик».

Поезд растворился, прибыл шаттл.

Спой названья все, начни кричать их,

продолжай без умолку, глашатай.

 

Скрежет перистальтики тоннелей.

Люди, перестаньте-ка, есть выход.

Поезда во времени тонули,

чтоб пространство выплакать и выплыть.

 

С танцами и песнями, и пере-

ходом на Крещатик по ступеням,

Киеве, и за тобой, и перед,

под тобой, подземным, постепенным

 

переводом, кодом, хороводом,

воздух перемалывая косный.

Поезда спускаются по водам

на Крещатик, хрящевой и костный.

 

2019

 

* * *

 

Этот древесный, небесный, напрасный, пресветлый покой.

Эти тревожные, влажные, скудные, шаткие тени.

Я попрошу об одном: оставайся такой –

девочкой, дочкой, упавшей в траву на колени.

 

Этот циничный, привычный, бурлящий, гремящий поток.

Бесцеремонная, грузная, грозная живопись буден.

Но оставайся такой, как слепил тебя Бог,

даже когда каждый шаг непонятен и труден.

 

Этот бесследный, последний, дебютный ожог,

эта живая, животная мазь и бальзам, и по маслу

всё, и без всякого толка. Но выдумал Бог:

девочкой, дочкой, природой, дорогой опасной.

 

Да, оставайся такой. Поднимись, пробегись,

скоро трава станет хлебом и сором, и сеном.

Эта тугая, нагая, никчемная высь.

…но оставайся салатовым ливнем весенним.

 

2019

 

* * *

 

Ирине Евса

 

Неосмотрительно отдан на откуп

августу, небо тряпьём заслонившему,

двор, что похож на подводную лодку,

приговорённую к уровню низшему.

 

Каждую пятницу стёкла дрожали,

стены стонали не первую среду.

Плакали, кликали, вместе рожали,

ясности вслух предаваясь и бреду.

 

Жилы тянули и нервы мотали,

долго мотали, в клубки собирали.

Будто находками Неандертали,

хвастаясь всем пустяковым. Пора ли

 

мёдом задабривать лестницы рёбра,

яблочным гнётом раздвинув перила,

и, усмехаясь хитро и недобро,

верить, что лучшее жизнь подарила?

 

2019

 

В Рождество

 

1

 

Иди у Рождества на поводу,

как будто ты условился с волхвами

о встрече. Перебрасывай звезду –

огромный мяч тугой меж облаками.

Переглянулись ангелы в аду,

хотя не называют между нами

 

их ангелами в смысле белизны.

(Реальность – интеграл своей идеи).

Проходят незаметно для казны

восстания и войны в Иудее.

Отныне ощущенья новизны

не нахожу ни в собственной беде я,

 

ни в радости. Но Ирод, между тем,

не отдаёт распоряжений слугам...

Пусть Рождества свидетель глух и нем

и окольцован календарным кругом,

звезда намного больше, чем тотем.

Найди изгиб во времени упругом.

 

Как будто ты условился идти

с волхвами пресловутым тем окольным

путём. И будто снег, песок мети.

Не обещает Рождество покой нам,

но эту ночь проводит взаперти

душа, обжёгшись светом колокольным.

 

2

 

В Рождество все немного… поэты,

музыканты, младенцы и старцы.

Подготовлены загодя сметы.

Посекундно расписаны танцы.

 

В Рождество все чуть-чуть акушеры

и родители с их нетерпеньем.

Тьма небесная, звёзды-торшеры.

Вся вселенная светится пеньем.

 

Все немного волхвы в Рождество и

зёрна Ирода в каждом, однако.

Не расслышать дыхания хвои.

Но смотри, как восходят из мрака

 

дни веселья и благоговенья,

и беспечности, и беспокойства.

Рвутся праздников звонкие звенья,

как лукавого времени свойство.

 

2019

 

* * *

 

Вот если бы Аляхин

был не сапожником, а портным

или трубочистом, сворачивающим в кольца дым,

чертыхался бы или клялся Аллахом,

жил бы под иным зодиаком,

на другой половине библиотечных стеллажей,

пачкал бы сажей и так уже коричневые носы собакам,

был бы приятелем местных бомжей...

 

Если бы дедушка сторожем ночного чтения

был, а не часовым Млечного пути,

не специалистом табачного бдения,

может быть, легче сумел бы его найти

кто-нибудь из многочисленных внуков.

 

Но тогда бы, Константин Макарыч, дедушка милый,

не написал бы тебе Ванька Жуков.

 

2018

 

* * *

 

Первобытные люди

делают селфи на фоне убитого мамонта или пещеры,

чтобы мы узнали об их звериной люти,

о том, какие у них черты, повадки, прищуры.

 

Отправляют фото

в messenger, в instagram, осваивают прямой эфир.

Их работа – охота,

а нам охота посмотреть на тогдашний мир.

 

Современные люди

делают селфи на фоне любой достопримечательности

и любой ерунды,

чтоб увидели первобытные люди

особенности нашей природы, одежды, манер, еды.

 

Размещают их с отметкой «всем доступно»,

а значит, и Адаму, и дикарю.

У людей первобытных шок и ступор,

да и я с изумлением на это всё смотрю.

 

2019

 

* * *

 

Бахыту Кенжееву

 

Не рыбу, а рыбину выбери, суффикс и тот

провалится в логово Богово. Рыба-пилот

в кабину вплывёт, обнаружит, что клапан открыт...

«Швартовы отдать!» – пропоёт ихтиандр Бахыт.

 

Не рыбину, родину держишь в руках. Чешуя

с трудом отделяется. Рыбина злится, жуя.

И вроде не меч, что же мечется в самом соку?

А префикс – и тот  удлиняет, линяя, строку.

 

Ни рыба, ни мя... Ихтиандра работа тиха.

Он вряд ли меня замечает, малька-старика.

Не рыбину – родину видел на рынке живой

в короне огромной, с глазастой морскою травой.

 

2020

 

* * *

 

Литератор – не циник, скорее, плут

и за стол он сядет, будто встанет за плуг.

Да, не каждый пряник слаще, чем кнут

в понимании здешних правил.

Он царапает небо гусиным пером,

он царапает нёбо упрямым нутром,

его письменный стол вряд ли море, паром,

как бы лихо он тут ни правил.

 

Литератор – не критик, скорее, рот,

исторгавший в небо воздушный флот,

он легко заявит, что век – урод,

чтобы камень с души – и в воду.

Литератор – не комик, а просто шут,

но откроет душу, как парашют,

что ему терять – дискомфорт, уют –

репрессирован за свободу.

 

Литератор не краток. Талант сестру

не предаст, но книги несут к костру,

не поверив Рейну, Днепру, Днестру,

продевая сквозь имя реку.

У воды есть брюхо, глаза и дно,

Но за каждым «и» наблюдает «но».

Что герою (книги) запрещено,

то позволено имяреку.

 

26.06.2019

 

* * *

 

Эй ты, там, за инструментом, фальшивить хватит!

просто признайся себе честно, факты неоспоримы.

время мчалось вверх по гипотенузе, но намного короче катет,

вот оно и спустилось на землю, а не воспарило.

 

эй ты там, имени не помню, не обессудь уж,

неприятно, что на «ты»? Мой конёк – фамильярность.

Может, попробовать тебе, а вдруг ты рисуешь

не хуже Ван Гога, не хуже Бога, может, в живописи обретёшь популярность?

 

Эй, уступи-ка другим своё место, не тормози процесса,

или играй так, как ещё ни разу прежде сыграть не удавалось,

пусть пресмыкается публика, пусть восхищается пресса.

А потом внезапно смени профессию – какая новость, какая жалость!