Денис Балин

Денис Балин

Четвёртое измерение № 10 (502) от 1 апреля 2020 года

Двадцать девятая осень

Ноябрь

 

Вот как-то так, из маленького слова

рождаются стихи, совсем как люди.

Ржавеет лес, над ним луны подкова

и столько звёзд, что их считать не будем.

Мой страшный сон – нашествие глаголов

без падежей, без точек с запятыми,

пока с востока армией монголов

шагает ночь сквозь облаков пустыни.

Как в ноябре, забыл, числа какого,

родился я, крича на всю палату, –

возникнет звук, от слова будет слово,

родится стих без имени и даты.

Наступит день и никого не спросит,

пожар звезды окно моё согреет,

но вдруг прочтёшь стихотворений осень,

а в них – дожди то ямбом, то хореем.

 

Север

 

Расскажи мне, цыганка про жизнь, погадай на айпаде,

что под небом вайфаевым ждёт, расскажи, что… почём…

Сколько места на флешке моей, поворотов на КАДе,

да погугли, что будет в финале, кто будет врачом?

 

Так же, крутится шарик земной и про нас всех не знает:

бесполезно встречаешь рассвет, провожаешь закат.

Если выпадет снег в сентябре, то закончится в мае –

коль родился на севере, будь даже этому рад.

 

А по небу то лица плывут, то дельфины, то город…

Обрывается лето, как песня в моем плейлисте.

Кому мёртвым в подъезде лежать с перерезанным горлом,

кому жить королём, а кому догорать на кресте...

 

* * *

 

Пусть звёзд догорают ночные угли,

прости нас, Гагарин, но мы не смогли,

до них дотянуться, коснувшись рукой.

Прости нас, Гагарин, прости нас герой.

 

И были так близко к земле небеса,

что пухом цепляли густые леса;

летели Протоны на дно кирпичом.

Весна по колено. Никто ни при чём.

 

Ах, милая Родина! Зебра берёз!

Колючие сосны, колючий мороз.

С востока на запад, на север, на юг –

бескрайнее поле и небо вокруг.

 

* * *

 

Была зима по разным городам,

а белый снег, как книжные страницы,

шуршал под окнами, в ногах и рукавицах,

лез под одежду, будто мёрзнул сам.

Чужой январь гремел мешком с костями,

крутил мне руки, пальцы, сжав горстями;

смотрел в лицо и, словно прокурор,

совал под нос все зимние улики.

Так падал снег нашествием великим,

и люди шли, заполнив каждый двор…

То был январь, и строчки от стихов

чернели на столе в листе бумажном.

Все те слова, которые я нажил,

шумели, как проспекты городов.

И снег, упав с огромной высоты,

как проклятый хватался за кресты,

за купола, за крыши, за карнизы,

за каждый столб, за шапки и шарфы,

за всё, на что не хватит тут строфы,

и мёртвым опускался дальше книзу.

И столько понаехало лгунов,

что места не осталось для стихов.

Мой город, словно смятый лист А-пятый,

в котором написали от руки

все наши имена и те куски

из жизни, что надёжно, вроде, спрятал…

 

* * *

 

Так выходишь на улицу, словно простой человек,

и немеет во рту алфавит, как зима онемела.

Говорить просто не о чем. Падает. Падает снег.

И не хочется ставить слова, заполняя пробелы.

Закрываю глаза и губами ищу кислород,

удаляю из памяти даты, события, лица.

Там за окнами много людей, там людской огород:

кто сорняк, кто укроп, кто волшебный цветок, кто убийца…

Так кончается день, полный всякой пустой чепухи,

задыхаются буквы, и тут твоя песенка спета.

Я люблю наблюдать, как беспомощно гибнут стихи,

не хочу ни о чём говорить, да и незачем это.

 

* * *

 

Иду по двору, вспоминаю стихи Басё,

пугаю ворон, ругаю за сырость погоду,

и брызги рассвета горят, освещая всё,

людская толпа напирает, бежит на работу.

Пейзаж городской, к которому с детства привык,

не радует глаз, сбежать бы к Балтийскому морю

с бутылкой вина и, выучив птичий язык,

беседовать с чайкой о рыбах, про горе и волю….

Но времени нет, сжимает тисками толпы.

Висит на гвозде календарь – обрываю недели.

Проспекты, что линии жизни, туннели судьбы,

И, словно Басё, надоели.

 

Осенний отрывок

 

Осенним хламом старый парк пропах,

лежит в ногах, как тело нелюбимой,

а люди, словно слухи, ходят мимо

и слово замерзает на губах,

что в обществе не всяком допустимо.

 

Октябрь сегодня, бархатный сезон,

искрит листва, и холодно, и дымно,

зима близка, её повсюду видно,

а день летит, как юность или сон,

и мне то цукенбергерно, то крымно.

 

* * *

 

Если задуматься – родина пахнет всем сразу.

Небо кишит облаками от Питера и до Кавказа.

Жизнь из берёзовой зебры и с привкусом кваса.

Жизнь моя пахнет тобой.

 

Двадцать девятая осень врывается в лето,

северный ветер врезается в волосы веток.

Жить без тебя невозможно и лучше, чем это,

мне не давалось судьбой.

 

Родина дышит в лицо перегаром от водки,

дни все короче и вечер, что в брюхе подлодки,

быстро темнеет в кустах от плодов черноплодки,

смотрит окно октябрём,

 

сердце грустит о тебе и наполнено нами;

живо тобой и мечтами, твоими глазами.

Север осенний. Летит самолёт небесами,

чертит маршруты крылом.

 

* * *

 

Книга лежит на столе,

запад горит Хиросимой,

светом своим негасимым

звёзды мерцают земле.

Словно снаряд ПВО,

где-то летит электричка,

лампочки тусклая спичка –

больше тут нет ничего.