Давид Самойлов

Давид Самойлов

Давид СамойловИз книги судеб. Давид Самуилович Самойлов (настоящая фамилия – Кауфман), поэт, переводчик, теоретик стиха. Родился 1 июня 1920 года в Москве в еврейской семье. Отец – известный врач, главный венеролог Московской области Самуил Абрамович Кауфман (1892–1957); мать – Цецилия Израилевна Кауфман (1895–1986). Отец оказал на него большое влияние, много занимался его образованием. Стихи начал писать рано, но поэтом себя долго не считал.

В 1938 окончил с отличием школу и без экзаменов поступил в ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории), собираясь специализироваться по французской литературе. В те годы там преподавал весь цвет филологической науки. Тогда же познакомился с Сельвинским, который определил его в поэтический семинар при Гослитиздате, ходил в Литературный институт на семинары Асеева, Луговского. В 1941 окончил ИФЛИ, тогда же публикует свои первые стихи.       

Через несколько дней после начала войны уходит добровольцем сначала на оборонные работы на Смоленщине, затем зачислен курсантом Гомельского военно-пехотного училища, где был только два месяца – по тревоге были подняты и отправлены на Волховский фронт. После тяжелого ранения пять месяцев провел в госпиталях, затем снова возвращается на фронт, находится в моторазведроте. Последнее звание – старший сержант. В конце ноября 1945 года с эшелоном демобилизованных вернулся в Москву. Решает жить литературным трудом, то есть перебивается случайными заказами, подрабатывает на радио, пишет песни.

Только в 1958 выходит первая книга стихов «Ближние страны», через пять лет, в 1963 – «Второй перевал». Давид Самойлов участвовал в создании нескольких спектаклей в Театре на Таганке, в «Современнике», писал песни для спектаклей и кинофильмов.

В 1970-е годы вышли поэтические сборники «Дни», «Равноденствие», «Волна и камень», «Весть»; в 1980-е – «Залив», «Времена», «Голоса за холмами», «Горсть». Писал стихи для детей (книги «Светофор», «Слонёнок пошёл учиться»). В 1973 году вышла «Книга о русской рифме», переизданная в 1982.

С 1946 года был женат на искусствоведе Ольге Лазаревне Фогельсон (1924–1977), дочери известного советского кардиолога Л. И. Фогельсона. Их сын – Александр Давыдов, писатель и переводчик. Позднее был женат на Галине Ивановне Медведевой, у них родилось трое детей – Варвара, Пётр и Павел.

С 1976 жил в городе Пярну, много переводил с польского, чешского, венгерского и языков народов СССР. Давид Самойлов скончался 23 февраля 1990 года в Таллине, на юбилейном вечере Бориса Пастернака, едва завершив свою речь.

Зиновий Гердт, на своём юбилейном вечере читал стихи Давида Самойлова, которые невозможно было слушать равнодушно:

 

О, как я поздно понял,

Зачем я существую,

Зачем гоняет сердце

По жилам кровь живую,

 

И что порой напрасно

Давал страстям улечься,

И что нельзя беречься,

И что нельзя беречься...

 

Поэт о себе: «Я 1920 года рождения. Москвич. Мне повезло в товарищах и учителях. Друзьями моей поэтической юности были Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов, Борис Слуцкий. Учителями нашими – Тихонов, Сельвинский, Асеев, Луговской, Антокольский. Видел Пастернака. Встречался с Ахматовой и Заболоцким. Не раз беседовал с Мартыновым и Тарковским. Дружил с Марией Петровых. Поэтическая школа была строгая. Воевал. Тяжело ранен». 

 

О поэте

 

Когда я думаю, что немало художников размышляли о смерти, предчувствовали её, даже пророчили себе – я сразу вспоминаю своего любимого поэта Давида Самойлова. Давид размышлял о смерти лет, наверное, с пятидесяти. Как мы подшучивали (разумеется, ласково): Давид уже который год прощается с жизнью. Но у него это было не кокетство и не спекуляция, а это были глубокие размышления. При всём при этом колоссальное жизнелюбие во всём, что он думал, писал, делал, говорил – в том, как он жил…

 

Юлий Ким, 1991

М. Петровых

 

Д. С.

 

Взгляни – два дерева растут

Из корня одного.

Судьба ль, случайность ли, но тут

И без родства – родство.

 

Когда зимой шумит метель,

Когда мороз суров, –

Берёзу охраняет ель

От гибельных ветров.

 

А в зной, когда трава горит

И хвое впору тлеть, –

Берёза тенью одарит,

Поможет уцелеть.

 

Некровные растут не врозь,

Их близость – навсегда.

А у людей – всё вкривь, да вкось,

И горько от стыда.

 

1962

 

Е. Евтушенко

 

Дезик

 

Стал я знаменитым ещё в детях.

Напускал величие на лобик,

а вдали, в тени Самойлов Дезик

что-то там выпиливал, как лобзик.

 

Дорожил он этой тёплой тенью,

и она им тоже дорожила,

и в него, как в мудрое растенье,

непоспешность вечности вложила.

 

Мы его встречали пьяноватым

С разными приятелями оплечь,

Только никогда не теневатым:

Свет, пожалуй, лишь в тени накопишь.

 

Наша знать эстрадная России

важно, снисходительно кивала

на сороковые-роковые,

и на что-то про царя Ивана.

 

Мы не допускали в себе дерзкость

и подумать, что он пишет лучше.

Думали мы: Дезик – это Дезик.

Ключ мы сами, Дезик – это ключик.

 

Но теперь мы поняли хоть что-то,

становясь, надеюсь, глубже, чище –

ведь порой огромные ворота

открывает ключик, не ключище.

 

И читаю я «Волну и камень»,

там, где мудрость выше поколенья.

Ощущаю и вину, и пламень,

позабытый пламень поклоненья.

 

И себя я чувствую так странно,

будто сдохла слава, как волчица.

Мне писать стихи, пожалуй, рано,

но пора писать стихи учиться.

 

Стихотворение, напечатано в журнале «Аврора», № 2, 1975 г.

«Всё разрешено»

 

Одно из горчайших стихотворений русской поэзии написано в 1968:

 

Вот и всё. Смежили очи гении.

И когда померкли небеса,

Словно в опустевшем помещении

Стали слышны наши голоса.

 

Тянем, тянем слово залежалое,

Говорим и вяло и темно.

Как нас чествуют и как нас жалуют!

Нету их. И всё разрешено.

 

Странно… Последняя из «смеживших очи», Анна Ахматова, всего несколькими годами ранее написала, вспоминая своё триумфальное начало: «Эти бедные стихи пустейшей девочки почему-то перепечатываются в тринадцатый раз... Сама девочка (насколько я помню) не предрекала им такой судьбы и прятала под диванные подушки номера журналов, где они впервые были напечатаны, – чтобы не расстраиваться».

Поэтам не всегда можно верить. Особенно, когда они занимаются самобичеванием. Как Ахматова или Самойлов.

И всё же: что было «разрешено» после смерти великих? Кто тянул «залежалое слово», говорил «вяло и темно»? Слуцкий? Винокуров? Левитанский? Сам Самойлов? Старшие: Тарковский, Петровых, Липкин? Младшие: Евтушенко, Вознесенский, Ахмадулина? Тогдашние молодые: Чухонцев, Кушнер, Бродский? Почему сегодня, спустя полвека, те годы кажутся временем поэтического рассвета, а Давид Самойлов – одним из самых ярких его представителей? Может быть, именно потому, что поэт безжалостно, очевидно несправедливо, судил себя, свой замечательный, редкий талант. Потому, что ни в какую не желал размениваться на сиюминутность. Потому, что неторопливо, тщательно, любовно «выращивал» свой штучный, неповторимый стих, «прореживал кроны», чистил до зеркального блеска каждое слово.

Давиду Самойлову «выпало счастье быть русским поэтом» – и с честью пронести это звание через всю жизнь. А нам «выпало счастье» быть его читателями. В другом веке, через много лет после ухода Давида Самуиловича. Но его отнюдь не залежалое слово оказалось источником мощного, упругого, радостного света, неподвластного темноте и вялости:

 

Моё единственное достояние –

Русская речь.

Нет ничего дороже,

Чем фраза,

Так облачающая мысль,

Как будто это

Одно и то же.

 

Борис Суслович

май 2017

 

Иллюстрации:

фото Д. С. Самойлова разных лет, фото вместе с сыном Александром,

фото со второй женой, Г. И. Медведевой, и сыновьями Петром и Павлом, обложки некоторых книг, могила поэта на Лесном кладбище в Пярну. Из свободных источников в интернете.

Подборки стихотворений