Дарья Седова

Дарья Седова

Сим-Сим № 27 (123) от 21 сентября 2009 года

Безбилетник нежности


На слух


За то, что так ненавязчиво

Сращиваешь

В душе моей хрящики,

Я тебя благодарить не буду –

Ты просто чудо,

Просто привет оттуда,

Где всё лучше,

Чем просто случай.

Слушай!

Это я шуршу над ухом

Твоим полусонным слухом:

«Даже когда всё рухнет.

Ты – моё “всегда”,

Огонь среди льда,

Повод сказать “да”

Небу.

Ты моя вода

Во всех пустынях,

С привкусом полыни,

Во всех проводах

Телефонной небыли».

 

Следы

 

Кто я тебе? Одна из многих, конечно же,

К тому же параноик со стажем.

Взгляд мой – исподлобья, завешанный

Волосами и тайнами. Даже

Любовь в моём исполнении – недомолвка

Тишина предположений.

Я иногда себя чувствую воровкой,

Краду у жадных сомнений

Клочок уверенности в невозможном

И верю снова и снова,

Что всё самое лёгкое и несерьёзное,

Нетронутое словом,

Превратиться однажды в самый важный

Повод совместного молчания.

Я и мечтатель тоже со стажем –

А за мечты всегда наказание...

Разочаровываться мне привычно –

Но с другими.

А с тобой – не хочу, как обычно –

Пусто и мимо.

Мне учиться быть храброй заново,

Отбивать тебя у сомнений,

Говорить, когда слово – рана,

Не прятаться в тени.

Сжигать прежние жизни в золу,

И расписывать веки.

Я с тобой никогда не умру,

Не буду человеком.

Тем самым, одним из многих,

Мы – только здесь и с нами.

Мы по-новому сложим дороги,

Поцелуемся следами.

 

Солнечный волчок

 

Невероятно, как это бывает –

Я не могу закончить этот вдох.

Я, словно парус, сердце раздуваю

Танцую, словно лист, под шорох ног.

 

Вновь закипаю до искрящей пены,

До пригоршни созвездий налегке

Несущихся сквозь кровь по моим венам,

И льющихся сквозь край. Лежу в песке

 

Под самым жарким, яростным и сочным,

И шерстяным, как зимние носки,

Мохнатым солнцем, что мне напророчил,

С календарей срывая лепестки,

 

Гадая на ромашке расписаний

Счастливый случай, бархатистый стих,

С твоими непонятными глазами

Среди небес, отчаянно-стальных.

 

Сухая взгонка из весенней мути

Перебродивших неизвестных чувств...

Так моё лето снова в небе крутит

Волчок судьбы, не знающей про грусть.

 

Мировоззренческие миражи


Это всё слова

«Любить – принимать человека, таким

Какой он есть».

Ещё одна вечная истина, сигаретный дым,

От истин, которых не счесть.

Лесть.

Зачем это им?

Таким –

День за днём,

Им, похожим на сон,

Перечислять истории

Сотни сонных имён

Им тяжело на своей территории

И говорить – не о чем, ни о чём.

Они ругаются.

Старый, как мир приём.

Снова пытаются

Сделать вид, что это реальность –

Разговоры за едой,

Пальцев странная сальность

Они боятся слова «покой»...

А как же мы с тобой?

Ведь есть какая-то ненормальность –

Мучиться, жить с замиранием,

Когда даже тень шуршит

Выдавая тайну души

Мороча признанием,

Невосполнимо жить –

И вдруг выпасть из подсознания

На голую площадь

Где лица площе,

Где каждый работает, как лошадь,

Чтобы было проще –

Проживать, раздевать, рожать

Воспитывать, с вечной ношей

Других короновать,

А себе позволять разговоры,

Пустые ненужные ссоры,

Тех, кто разучился летать,

Но не помнит в этом позора.

Они знают, что значит любить...

Кто любит, тому не надо

Знать. Ему достаточно жить.

А правильные слова –

Ступеньки Ада

Вымощенные «нельзя» и «надо»...

Забудь, это тоже слова...

 

Серый мир

 

Перевёрнутый мир, в опрокинутом небе

Вместо звёзд тускло светятся чьи-то глаза…

Мир, где кормят водой прошлогоднего снега,

Где себя не найти, но легко доказать.

 

Переплёты окон и страницы прихожих –

Так понятны, но тем, кто умеет читать.

Между сталью дверей и обивочной ложью

Скрыта серого века седьмая печать.

 

Я звоню тишиной в призакрытые уши,

Но замки не сорвать с заколоченных глаз.

Может быть, иногда строить лучше, чем рушить,

Но как выжить, когда быть счастливым – приказ?

 

Слишком серые дни, слишком белые ночи,

Пылью крашеный мир переходных цветов.

Умереть не сумеешь, а жить не захочешь,

Там где чёрных овец красят в белых слонов.

 

Наши души ещё дышат

 

Хочется выйти опять – куда?

Не знаю, на улицу, из дома,

Из страницы в Интернете,

На которую никто никогда

Не заходит. По какому закону

Каждую зиму мечтаю о лете?

 

Каждую минуту мечтаю о любви –

А толку? Она не придёт,

Как и счастье... Что ЭТО?

Правда других на моей крови,

Шипящий от напряжения лёд

Невозможности правильного ответа.

 

Кому меня понять? Тем,

Кто давно сошёл с ума –

По-другому не бывает.

Вырваться прочь из этих схем,

Но каждую улицу окружают дома,

Каждый путь несвободен – его окружают.

 

Мои встречи – попытка вырваться,

Но даже ты – немного как все.

Ты это видишь, хотя бы видишь?

От этого вируса нету сыворотки,

И только на самом дне

Наши души ещё дышат.

 

Умри пока живёшь

 

Века стоит земная твердь,

Плодя иллюзии прогресса.

Но трус рождён, чтоб умереть –

Без пафоса и интереса.

 

Пугает лифт и самолёт,

И улицы, где бродят танки,

Вот только это всё не в счёт –

Скорей иллюзия, обманка.

 

А страшно – закрывать глаза…

Вдруг не отроешь, канешь в Лету?

Нажмёт судьба на тормоза,

Не спросит твоего совета.

 

И ты очнёшься – но в гробу,

Чтоб среди ваты и атласа,

Мог проклинать свою судьбу –

Но лишь приглушено, безгласно.

 

Там будет душно и темно,

И потолок – из дуба, прочный.

Там жить нельзя, там всё больно,

Но можно БЫТЬ – и смерть отсрочить.

 

Отвыкнув плакать и дышать,

Ты станешь точным и прохладным.

И перестанешь замечать,

Что жизни нет и всё неладно.

 

Всё будет так, как и всегда,

Возможно в чём-то даже лучше.

Уснёшь – на долгие года,

Пока в твой сон не сбросит случай

 

Воспоминания о тебе,

О страхе высоты и танков,

Так мало значивших в судьбе,

Сожравшей вечности приманку.

 

И закричишь, что ты в гробу

Их видел вечность. Что ж...

Кончай испытывать судьбу –

Умри, пока живёшь.

 

Самый светлый снег

 

Город тих, как пуховик,

Весь набитый стекловатой.

Глохнет голос, глохнет крик.

От заката до заката,

 

От утра и до утра

Голоса идут сдаваться

У позорного костра

«Слишком смелых» аберраций.

 

Поперечной полосой

Через две сплошных продольных

Ляжет след – не твой, другой...

Не тебе здесь будет больно.

 

В мягкой комнате углов

Не допросишься и воплем

Жить без смысла, спать без слов –

Пока сердце не размокнет.

 

Ну а будет ли весна?

Может ты её придумал?

Ты всегда боялся дна,

Верить сказкам – может, глупо?

 

«Бог простит, судьба поймёт».

Только жизнь так не умеет –

В жизни всё наоборот:

Всё пустее, злей, быстрее.

 

Жизнь опять подскажет «нет»

Даже возле двери пекла.

Так зачем же этот снег

С неба вновь вернулся светлым?

 

Трещина на солнце

 

Солнце светит и не треснет

В этой блеклой пустоте.

Никому не интересно,

Что мы сделали мечте.

 

И зачем продали сказку,

Для чего сожгли мосты,

Почему мы любим маски

И кастрируем цветы?

 

Почему мы – как другие,

Хоть кричали «Никогда»?

Почему такие злые,

Невесёлые всегда?

 

Никому не интересно,

Что мы сделали с мечтой...

Только солнце всё же треснет,

Проходя над пустотой.


Тайна

 

От недостатка слов и песен

Не умирают – только спят,

И за бездарность не повесят

На каланче у входа в сад.

 

Быть серым, кажется, престижно

И многим этот цвет идёт,

Но для чего чужие жизни

Кому своей невпроворот?

 

Стать сверхнормальным – совершенство,

Чуть не таким – простой каприз.

Ну да, наверное, блаженство

Другим открыть дорогу вниз.

 

Я слушать верно не умею

В ушах, как шум – ехидный смех.

Я иногда почти жалею,

Что мои сны – не как у всех.

 

Уверен голос, чётки звуки

Просты идеи и слова

Немного лжи, чуть-чуть науки –

И шеи гнутся, как трава.

 

И это, в общем, безразлично:

Баюкать их или пугать –

Так книги о беде, обычно,

Листают, скрывшись под кровать.

 

Я это вижу, но – беззвучно,

Проснуться их не позову.

Ведь им со мною станет скучно,

Они привыкли не к тому.

 

Я в полночь мира не играю,

И на краю пустой скалы,

Вцепившись в волосы не лаю,

О том, что мы обречены.

 

Зачем? Пускай найдут другого

Для страшных сказок, вещих книг,

Пускай сожрут ещё живого

Кто жить их страхами привык.

 

Им не понять, что страх мой глубже

Что все кошмары – не о том

Пусть верят в сказки – им же лучше –

С хорошим и плохим концом.

 

…А там, где нет концов и вешек,

Где компас крутится не в такт

Их ждёт последняя насмешка

Их глупой пьесы пятый акт.

 

Колесо Сумерек

 

Я не жила и не помнила –

Пришла в середину жизни,

Я чей-то наказ исполнила.

Кажется, я – просто признак

 

Того, о чём говорят поэты,

И кричат забытые книги:

Что больше не будет лета,

Что планета давно со сдвигом.

 

Мутное напоминание

Любви, работы, отдыха –

У меня даже нету дыхания,

Мне не нужно воздуха.

 

Я водяной знак –

Видна только на просвет,

Я – просто досадный брак,

А, может, меня и нет.

 

Снова себя перетаскиваю

Из вчера в такое же завтра.

Не угрюмая и не ласковая,

На перегонки с фальстартом.

 

Суета без наполнения,

Колесо для уставшей белки.

Я – дитя своего времени,

Небо низко и море мелко.

 

Кожа и Винил

 

Как я люблю тебя, моя искусственная кожа,

Как я ненавижу свою естественность

В туалетных и ванных комнатах. Боже!

Как трудно побороть в себе посредственность

 

Предательски импульсивной, мягкой жизни

В пульсации жилок, голубых, как на сыре.

Я хочу быть сильной – но что-то брызнет,

Проест полоски на гладком виниле,

 

Защиплет море в глазах – зачем тушь?

Это не тушь, это пепел вчерашних газет.

В них написано – в телах нет места для душ.

Проснись! Кто ты? Уйди, меня нет.

 

Я не убита до конца, мне больно и страшно.

Что же это? Когда это всё закончится?

Искать успокоительное по загашникам,

Выбирать между сном и бессонницей –

 

Мне так надоело – я почти хочу стать виниловой,

Сменить кожу на безопасный пластик.

Слабость жизни – на стальную холодную силу.

Всё равно я лишь лошадь породистой масти.

 

У меня слишком много проблем, чтобы нравится,

Я слишком странная, чтобы быть любимой,

Всё равно душа своей горечью травится –

Может сразу забыть и – мимо?

 

Я хочу присутствовать при своей смерти,

Чтоб не сказали на это классики.

Заберите меня – ангелы или черти,

Но не оставьте в этом пластике!

 

Обложка для души

 

Не жди, что будет веселей,

Не думай «будет по-другому».

Когда прогонишь всех гостей,

Что скажешь ты пустому дому?

 

Судьба – обложка для души,

И иногда совсем чужая.

Но сложно снять её решить,

Хотя уже замялась с краю,

 

И можно буквы прочитать,

Тиснёные на переплёте,

Узнать в них правду, не играть,

Открыть, ЧТО прячется за «что-то».

 

Да, без обложек сложно жить:

Душа истреплется быстрее.

Ведь не просвечивать – светить,

От жизни получать по шее –

 

И подвиг – и ошибка, брак.

Листы порвутся, пожелтеют,

И заплывёт в сплошной синяк

Душа. А станет ли сильнее?

 

Но отступать ей не дано,

Она устала от обложек

Так сильно, что ей всё равно,

Что жизнь без боли не возможна.

 

Механические мысли

 

Заводят небо, словно апельсин,

И облака свисают грязной ватою.

Покрыто небо сеточкой морщин –

Безжизненное, странно комковатое.

 

Сужая диафрагмовый зрачок,

Не навести серебряную резкость

На мир люминофорных точек-строк,

Разодранный на клочья sms-ок.

 

Душа ветшает – старое пальто,

Побито молью жизни-наважденья.

Живя «нигде», становишься «никто»,

Живя в тени, однажды станешь тенью.

 

Безбилетник нежности

 

Ненавижу, прошу, пытаю

Возвращаю слезами и кровью

Каждым часом своей жизни,

Распятой над дверным проёмом.

Неужели это я так страдаю,

Неужели это назвали любовью,

Этот, отравленный минимализмом,

Рассказ о том, что люди летают...

 

Но почему так низко?

За что мы, как утки в городском пруду,

Только стелемся над водой

И плюхаемся в тину?

Небеса близко?

Один раз, на одну ночь в году,

Когда шёпот похож на вой,

«Я тебя никогда не покину».

 

В сухой пыли твоего дыхания,

Буду целоваться не губами, а ранами,

Выклёвывать глаза всем сплетникам,

Сжигать письма и фотографии.

Горячка последнего увядания...

Да я знаю, что странная,

Ненормальная, я безбилетник

Нежности на Титанике порнографии.

 

© Дарья Седова, 2007–2009.
© 45-я параллель, 2009.