Борис
Слуцкий

* * *

В драгоценнейшую оправу 
девятнадцатого столетья 
я вставляю себя и ораву 
современного многопоэтья. 
  
Поднимаю повыше небо – 
устанавливаю повыше, 
восстанавливаю, что повыжгли 
ради славы, ради хлеба, 
главным образом, ради удобства, 
прежде званного просто комфортом, 
и пускаю десятым сортом 
то, что первым считалось сортом. 
  
Я развешиваю портреты 
Пушкина и его плеяды. 
О, какими огнями согреты 
их усмешек тонкие яды, 
до чего их очки блистают, 
как сверкают их манишки 
в те часы, когда листают 
эти классики наши книжки.