Борис
Кутенков

* * *

Мать убитого сына три ночи ждала и три 
     дня, 
а заснула – и слышит сквозь треск 
     фронтовой, 
как с чужой стороны возвращается голос 
     родной: 
 
– Я не видел тебя так давно, что 
     замёрзла вода, 
стали волосы снегом, а сердце – бронёй 
     ледяной, 
и со дна опустевших глазниц восстаёт 
     тишина, 
с каждым боем часов превращаясь в 
     бессмысленный вой. 
Говори же со мной на одном языке, как 
     тогда, 
говори, говори же со мной. 
 
То не стрёкот в моей голове, не часы на 
     руке; 
как расстался с тобой, то не пули 
     свистят надо мной, 
то стучит моя смерть от тебя вдалеке, 
не считая отныне ни пульс мой, ни быт 
     мой иной. 
Мне осталось так много в моей 
     безлимитной стране, 
говори, не считая минут, говори же со 
     мной, 
говори, говори же со мной. 
 
Говорит ему мать: 
– Уходи, ты на что мне такой, 
я три ночи ждала – всё встречала вдали 
     поезда, 
я три дня не спала – выходила на берег 
     морской, 
и меня в свой степной хоровод вовлекала 
     беда, 
танцевала со мной и кружилась легко 
     надо мной. 
Так сроднились мы с ней, что её не 
     отдам никогда; 
уходи, я не знаю тебя, ты на что мне 
     такой, 
уходи, ты на что мне такой. 
 
Мне под каменной маской беды хорошо, 
     как в раю; 
до виска не дошедшая пуля – танцую 
     легко; 
как лицо, искажённое горем, – свечусь и 
     пою, 
тосковать разучившись о тех, кто 
     давным-далеко, 
о нашедших дорогу свою. 
 
Стала песней сама – и ни сердцу теперь, 
     ни уму, 
стала облаком смерти – и таю в дыму 
     фронтовом, 
вырубая пластиночный шорох движеньем 
     одним; 
свет мой горем теперь осиян, – вот и 
     каюсь ему, 
слышу, слышу, зовёт, – вот и плачу ему 
     об одном, 
умираю легко перед ним.