У доярки Алевтины был дружок Сергуня Боков. Был до поры до времени. Потом в город подался. И – нет его.
Затворилась Алька дома. Сидит тихой перепёлочкой, строчит кружева.
На славной Новгородчине этим-то промыслом занимались незнамо с каких времен. Слух шёл – со дней самого царя Гороха. Нынешние старухи девками были, а уж гнали белые строчки по льняным полотенчикам, по хлопковым скатёркам.
У кого учились таковскому прогону?
У матушек своих, известно. Ведь те, молодайками бегаючи, сами науку проходили у родительниц. Привечали, значит, художество. То самое, как покрывала, накидки, полотенчики украшать кружевным узорочьем.
Мастерицы тутошние известны были. И в славном Новеграде. И в богатом Питере. И в первопрестольной столице, Москве белокаменной.
Гнали они всё больше крестецкую строчку – розочки по крепкому полотну, а также лепесточки либо звёздочки. Шитое кружево как раз выходило на диво прочное, красавитое, и очень охотно употребляли его модницы городские. Для той склонности, чтоб имелась у них особая прелесть в жизни.
На сей день мастерицы тако же не перевелись быть. Шибко строчат, потому как приработок хороший. Алькино рукоделье им при всём несравненном умельстве сгодилось на погляд.
Они взялись нахваливать девку, чтоб крепче приохотить кружевницу к художеству. Однако ей и самой нравилось красавистое занятие. Время есть – сядет у окна. Ладит вышивки.
Вот как-то к вечеру строчила она белой катушечной ниткой по синему шёлку. Меж тем думает: надо бы послать вышивку Сергуне в город. Пусть припомнит, как жизнь проживал в родных краях.
Какую поделку лучше-то послать?
Думала себе, всяко полагала. Спать пошла – и во сне привиделся ей богатырь новгородский, древней Руси защитник. Говорит он Альке:
– Не лишнее задумала ты, девица-кружевница. Подари свою забаву шёлковую Сергуне. Посмотрит парень на рукоделье новгородское – заведётся у него мысль. О родной землице. Глядишь, что возвернётся в деревню.
Поутру встала Алька, умылась, позавтракала, а в голове всё вертится, крутится цепкое соображение: ой, не пустяшная забава – припомнить копейных своих прадедов!
И деться крестецкой мастерице нельзя никуда. Кроме как ладить новую поделку художественного узорочья. Сразу принялась застрачивать белую нитку вокруг старинной ильменской лодьи. Обрисовано у неё судно с носа до кормы звёздочками. Волны показаны белопенными розочками. И сидят на борту новгородские дружинники.
На их кольчугах расцветает лепест нежного цветенья. Ровно ландыши белеют на шелку. Каждое копьё остро и стоит прямёхонько. Как будто нежный лепест выбросил острую стрелку и красуется невозбранно. Парус опять же прихотливой ниткой завлекательно обрисован.
Светлый он по обычаю парусному. И горят на нём крупные августовские звёзды, не что иное. Оттого кажется: это приветная ночь укрывает своим покрывалом лодью с дружинниками.
Идёт от вышивки звёздный чудный свет, и у каждого должно растаять сердце от таковской красоты.
Дальше что Альке сотворять?
С края до края шёлковой поделки встало дивное вышиванье, однако по всей длине – снизу да вверх – ещё немало свободного места. И понизу можно пустить белую строчку с затейливым узором, и поверху не мешало б кой-что с пользой выстрочить.
На ум вот только нейдёт, каковскую картину незабвенно изобразить. Животину разве? Петуха на заборе или кошку с котятами? Но вряд ли в таком разе образуется чудо чудесное, потому что где не видать на Руси кур, гусей, собак, овечек? Что ни говори, а везде водятся на деревенских дворах.
Не отпускай крепкую думу, рукодельница. Ищи завлекательно толковую незабвенность.
А что если занять остатошние места розочками да лепестами хоть кленовыми, хоть дубовыми?
Ой, не будет здесь лада, коль посередь полотна разметалась лодья с богатырями-копейщиками!
Нет, выдумка должна быть сродни чудесному ночному видению, которое объявилось намедни во сне. Стало смеркаться, и поскорее легла Алька спать, чтоб снова что-нибудь объявилось нелишнее. Приснился ей новгородский купец-молодец.
Говорит:
– Так и быть. Послужу тебе, девица, за ради славного промысла, новгородского крестецкого вышиванья. Но поимей в виду: не для одной наживы ездим мы, тароватые купцы, по городам и весям. Желаем как раз преумножения богатству родного края. Ладить со всеми ладим, но крепко держим в уме – пусть новгородские ремёсла набирают силу, цветёт довольством отчизна. Мы, девица, того не забываем, кому от нашего занятия преподносится польза. Такими ли нас увидят на твоём полотне, кружевница?
– А как же? – сказала ему Алька. – Я коров завсегда могу обиходить на ферме, и строчку поведу на шёлковой поделке в обязательности ровно, никому не в укор.
Вот и вышло, что пониже лодьи воинской появилось на Алькиной вышивке судно купецкое, товаром гружённое. Стоял там кудрявый гость, набрав полную грудь сладкого воздуха любимой новгородской сторонки. Много по дальним местам ходил, теперь домой возвернулся. И так ему это завлекательно – просто чудо как хорошо!
Всё бы ладно, однако на рукоделье Алькином осталось местечко свободное. Оно было на самом верху. Собственное изображение туда поместить ильменской кружевнице? Возмечталось ей поначалу, потом решила: оно бы сгодилось тогда, когда... ой, не надо об этом!
Отложила она вышивку в сторону. Утро вечера мудренее – глядишь, приснится подсказка в третью ночь. Вот оно и станет ясно, куда нитку споро строчить.
Так случился ещё один вещий сон?
Не миновал он Альку, приключилось такое дело, объявилась чудесная подмога. И встала у девицы чуть повыше лодьи воинской мирная церквушка, стародавней старины зодчая поделка.
Что звёздочка яркая – то, если приглядеться, затейливый кирпичик. Другая примечательность: чудится, будто вырастает из вод ильменских душевно-древнее строение. Репка вся как есть незамутненно приметная, а придел к себе манит, просит услышать слово предков-новгородцев.
Рыбы в Ильмень-озере плавают, дивятся на хватких копейных дружинников, на купцов-молодцов, на кирпичную умелость скромных русских мастеров. Очень, видно, по душе извечному Ильменю те Еваны, Власы и Прокопы, что превыше всего ставили родины благополучие.
Матушка наша, сторона дедова и прадедова, – слышалось почти что явственно – служили мы честно, и не было тебе отказа от нашего работного уменья, от нашей силы и ловкости, от терпенья и упорства.
Птицы над озёрными водами парят и вроде бы кличут: что, нынешние россияне, не избыла у вас любовь к родине? помните свой корень? желаете отчей земле благополучием цвесть?
Кажется – так птицы кличут жалобно.
Глянувшему на вышиванье Алькино хочется, чтоб работалось ему усердно и чтоб не обижалась на него родимая сторона, ждущая помощи от людей.
А и правду сказать: разве не нужны по нынешним временам на Руси честные да работящие? Очень даже повсюду нелишние.
Полотно, вышитое белой строчкой, Алька уложила в посылку. Поехало оно в Сергунин город.
Что далее содеялось? А вернулся Боков. Приехал он к Альке. И стали они обустраивать совместное житьё-бытьё.
© Борис Колесов, 2023.
© 45-я параллель, 2023.