Боб
Жаров

* * *

А чьи-то рожи просят кирпича.

Не удовлетворим мы эти просьбы,

В стране повсюду столько новостроек,

А стройкам кирпичи нужны сейчас.

Но, чтоб не прогорели наши стройки,

Их надо бы на время прекратить

И эти настоятельные просьбы

В тройном размере удовлетворить.

1974

Баллада о высоте

Мы горе своё разведём на спирту,

Зальём, что бы там ни случилось,

Нас жизнь научила любить высоту,

Бояться её научила.

Я с детства боялся большой высоты,

Но как же её не бояться,

Чем выше и дальше взбираешься ты,

Тем легче оттуда сорваться.

Но всё-таки манит к себе высота,

Я понял, искать её стоит.

Судьба наградила меня неспроста

За это большой высотою.

Но стал я не тот, я погряз в суете,

И даже о том позабыл я,

Что надо долги отдавать высоте,

Которой судьба наградила.

А я высоту не ценил ни черта,

Платить за неё не изволил,

И мне отомстила моя высота

И сбросила вниз головою.

Разбились надежды, погибла мечта,

Уже никогда я не встану,

И в жизни осталась одна высота

Размера пивного стакана.

1975

Бродяга

Тупая злость коробит вас,

Тюремщики души,

А он живёт на кто что даст,

На жалкие гроши.

Ему везде нехорошо,

Усталый и больной,

Он всю Россию обошёл

С котомкой за спиной.

Небритый пусть и пьяный пусть, –

Душа его чиста,

И все дороги наизусть

Он знает неспроста.

Велите паспорт показать,

Толкуете про стыд,

А он смеётся вам в глаза

И молвит: Бог простит...

Уже седеет борода...

Под тяжестью сумы

Он, как Христос, бредёт туда,

Куда не знаем мы.

А он живёт на кто что даст,

На то, что Бог пошлёт,

И всё чего-то ждет от нас,

Как Бог чего-то ждёт.

1970

Вытрезвитель

Хотели наказать меня вчера

За «Солнцедар» и за проделки пьяни,

И я опять пообещал последний раз,

Что я не буду больше пить и хулиганить.

Но Бог простит, я слова не сдержал –

Приехал друг, нельзя было иначе,

Не хватанёшь, не будет уважать,

А уваженье – это что-то значит.

Я всё забыл – и слово, и Указ,

Поллитра водки у меня в кармане,

Уж сколько раз я обещал в последний раз,

Что я не буду больше пить и хулиганить.

С хорошим другом выпить хорошо,

Ужрались мы, как говорится, в стельку,

И я до дому так и не дошёл –

Забрали, стервы, у пивной цистерны.

А в вытрезвителе паскуды, как нигде,

Они со мной там обходились грубо –

Нарисовали номер на ноге

И из кармана взяли двадцать дубов.

Сказали – пейте молоко и квас,

Чтобы судьбу свою не опоганить

И я опять пообещал в последний раз,

Что я не буду больше пить и хулиганить.

На чём попался, я не знаю сам,

За что забрали, так я и не понял,

Какую-то бумагу подписал

И, хоть убейте, ничего не помню.

Должно быть, с кем-то учинил скандал,

Меня ведь знают в каждом околотке...

Уж сколько раз туда я попадал,

Когда я стал любитель горькой водки.

Но только люди добрые у нас,

А люди добрые, они всегда прощают,

Уж сколько раз я обещал в последний раз,

А если что, ещё пообещаю.

Ведь все мы пьём и в чем-то нечестны,

Вот потому и понимают люди,

Что нам грехи прощать они должны,

Иначе им прощать никто не будет.

1974

* * *

Дождь идёт две недели подряд,

Все собаки попрятали рыла,

А мы хуже собак, мы – стройбат,

Нас родная страна позабыла.

За процентами снова спешим,

Только хлюпает грязь по дороге...

Мы промокли до самой души,

Но осталась она у немногих.

Так налейте мне водки

Из бутылочки белой...

Ах, Володька, Володька,

Для чего ты так сделал?

1969

Игра

Ко всем приходит крупная игра.

Они, должно быть, карты не тасуют.

И без игры сижу я, как дурак,

И всё пасую я, и всё пасую...

Меня, должно быть, Господу не жаль

Я не пойму, за что же он так строго?

И из колоды мне приходит шваль –

По воле Бога все, по воле Бога....

И в жизни точно так же, как в игре,

Как это горько, если бы вы знали –

Всё время ждать тузов и козырей

И ничего не видеть, кроме швали....

1975

Инакомыслящие

Все, кого это касается,

Чиновники из Москвы,

Оставьте в покое Сахарова,

Он патриот, а не вы!

Страна богата темницами,

Но, Господи упаси,

Не трогайте Солженицына,

Он – Совесть Всея Руси!

1973

* * *

Много, Господи, неправды на Руси теперь,

Продаят Святую Русь на пятаки,

Только в храме Миротворца и Спасителя

Перед образом не гаснут огоньки.

Не суди меня, Святая Богородица,

За милицию, за баб и кутежи...

Наши пьянки очень дорого обходятся,

Но без горького поэту не прожить.

Что Ты, Господи, какие воспрещения

Могут быть, когда греши иль не грешь,

Всё равно мне не дождаться воскресения

Для измученной, растоптанной души.

А такие твари ныне выросли –

В наше время мало кто поймёт,

Как в Никольском храме девочка на клиросе

Вдохновенно славу Господу поёт.

В мире горя и безвинного страдания,

Где куражится и властвует хамьё,

Пью за это благородное создание,

И за мудрое терпение Твоё.

И за Землю, развращенную и чёрную,

Где не ценят Человека ни на грош,

Верю я: Икону Чудотворную

Ты когда-нибудь, о Боже, ниспошлёшь.

Мы

Изменяя своей мечте,

Мы запутались в суете.

Наша жизнь – одна канитель,

Мы не те, и темы не те...

Мы должны, они нам должны,

Голоса наши не слышны,

Мы поэты чужой весны,

Наши принципы не верны...

* * *

Не ведал Бог, куда я попаду.

Здесь «бакланьё» кругом и вор на воре.

За это ли в 17-м году

Кронштадцы бунтовали на «Авроре»?

А пьяные кронштадцы-моряки,

Они кричали с корабля «Вся власть Советам!»

А я повешусь перед ленинским портретом

От безысходной злобы и тоски.

* * *

Неспроста тревогу партия забила:

Взбудоражило кремлёвского царька

То, что Русь не полностью загнила,

Несмотря на линию Цека.

Всех, кто недоволен, не разыщешь

И не спрячешь в клетки дурдомов;

Солженицын больше, чем Радищев,

Подготовил пищи для умов.

Неподкупный, злой и непокорный

Над страной ларьков и лагерей,

Как Христос с иконы Чудотворной,
Академик Сахаров Андрей.

И, когда обманутый рабочий

Под чужую дудку говорит,

Честь России хая и пороча,

Он не понимает, что творит.

Не смотри в газетные страницы,

Грязные продажные листки...

Есть ещё в России Солженицын,

Ханжеству и хамству вопреки.

Будет ещё время без обмана,

Только бы дождаться поскорей –

Видит Бог, ничто не постоянно

В королевстве мыльных пузырей.

Сколько бы пузырь ни раздували,

Сколько бы наград ни раздавали,

Лопнет, и останется одно

Небольшое грязное пятно.

Подвиг ваш, друзья, не перечёркнут,

Он бессмертен, сколько ни крути...

Эта травля более почётна,

Чем звезда героя на груди.

1976

Он был всё-таки прав

Он был всё-таки прав, но не знаем мы, где его прах.

Очень трудно понять, как могло это так получиться:
Арестован, как враг, и расстрелян, как враг,

Ведь с «врагами народа» ЧК не желает мириться.

Как хотим мы об этом молчать, говоря о другом:

Пятилетках, войне во Вьетнаме, Останкинской башне...

Мы о многом, наверно, сказали бы раньше,

Если б с ним не расправились раньше, как с нашим врагом.

Он был всё-таки прав, но всегда поступаем мы подло

С тем, кто дальше нас видит, кто видит, в чем мы не правы.

Наша партия правды боится, как пороха,

И поэтому враг в 41-ом гулял у Москвы.

Свою жизнь мы, по сущности, сами коверкаем,

Потому что мы рубим тот сук, на котором сидим,

Вот ведь строится всё так, как он посоветовал, –

До сих пор мы из принципа это признать не хотим.

Он был всё-таки прав, но людей потеряли мы тьму,

Лет на 20 отстали мы, с ним не желая считаться....

Он был всё-таки прав, надо памятник ставить ему,

Но боятся того, что во многом придётся признаться.

1968

Пивной ларёк

У пивного ларька опять

Поутру народ чередой.

Значит, снова стоять, стоять,

Как стоят за святой водой.

Ничего, что она горька,

Горький вкус на каждом шагу.

Не хватает душе глотка

Чистоты – янтаря в снегу.

Без неё на земле нельзя,

Чтобы было душе легко.

Это значит – не зря, не зря

Мы стоим у пивных ларьков.

Звёздам счастья теперь не верь,

Эти сказки оставим здесь.

Слишком много у нас потерь,

Слишком мало у нас надежд.

Если будушего у нас нет,

То, куда бы ни занесло,

Перед прошлым держи ответ:

Оно было светло, светло.

Значит, завтра опять, опять, 

Как стоят за святой водой.

У пивного ларька стоять

За душевною чистотой.

И в мороз, и в слякоть, и в мглу

Будут люди во веки веков

В этой очереди на углу

У родных, у пивных ларьков.

1974

По газонам не ходить

В этом городе, заброшенный и мерзкий,

Старый парк у нас имеет место быть,

И у каждой в серый цвет окрашенной скамейки

Эта надпись: «По газонам не ходить».

И пускай нам говорят, что незаконно –

Все законы устарели уж давно,

И милиции назло мы проходим по газонам,

По которым нам ходить запрещено.

Ведь порядок и закон для людей совсем не ласков,

Кто-то пьяненький валялся тут вчера,

Но зацапали его, подобрали и в коляску,

Как мешок, его швырнули мусора.

Ну зачем они, зачем они так строго –

С человеком обращаться так нельзя,

На земле своей родной полежал бы он немного –

Не обиделась бы русская земля...

А мусорам не привыкать забирать кого угодно

За потоптанный газон и за угон,

А может, больше мусоров он любит русскую природу

И поэтому улёгся на газон.

А пьяный тоже человек – с нами всякое бывает,

Пусть лежал бы, никому бы не мешал,

Может быть, в который раз ему в душу наплевали,

И не выдержала русская душа.

Ну зачем же его взяли в околоток?

В нашем обществе, где подняты на смех

И душа, и всё святое, что бывает у кого-то,

Он, наверное, светлее, чище всех.

И пускай нам говорят, что незаконно –

Очень трудно по законам нашим жить,

И по жизни мы пройдем, как мы проходим по газонам,

По которым нам запрещено ходить.

1974

* * *

Старый Санкт-Петербург, тебя мучили долго и больно,

Только веру твою ни одна не убила беда.

Светлый храм на Неве – утешение всех недовольных,

Там у ликов святых не погаснет огонь никогда.

Широки и богаты просторы Российские,

Но в недобрые руки попали они,

Брежневизм – это грязь, брежневизм – это хуже, чем сифилис,

В самом сердце страны постепенно заводится гниль.

Зачастую не знаем, кого же мы кормим...

Всё, за что россиянин столетия кровь проливал,

Отдают за бесценок прожорливым желтым и черным.

Не хватает самим? – Ну и что же, потерпит Иван.

Нелегко на душе от такой арифметики...

Мы могли бы давно ни налогов, ни тюрем не знать.

Помогите России, военные медики!

Брежневизм излечим, но опасно его запускать.

Старый Санкт-Петербург, на веку твоем горького много,

И, как раны Христовы, на улицах флаги горят,

Но не вечно терпение мудрого Господа Бога

И спокойствие тех, кто дал кличку тебе «Ленинград».

Проститутки Кремля опозорили Русь перед миром,

Но я верю, что скоро дождемся заветного дня:

Старый Санкт-Петербург улыбнется гусарским мундиром,

Только к этому времени, может, не будет меня.

1974