Авив
Экрони

Все реки

Все реки текут в море,

А море не переполняется.

Все цветы тянутся к солнцу,

А солнце не возгордится.

Все ангелы направляют крылья к богу,

И бог велик.

Бог помнит,

Как божественной рукой своей

Выводил десять заповедей,

А сыны его предпочли других богов,

И только Моисей остался.

Только Моисей

И мы.

Перевод с иврита Аси Родштейн

Все ручьи

Все ручьи стремятся к морю,

А море не наполняется.

Все цветы восхищаются солнцем,

А солнце не соблазняется.

Все ангелы слетаются к богу,

А бог не откликается.

Он всё ещё помнит,

Как перстом божьим

Высечены были скрижали,

А сыновья его

Тельцу поклонялись.

И только Моисей

Оставался чист.

Только он

И мы.

Вчера

Вчера 

Наполнились озёра

Пеньем перелётных птиц.

В стволах тростника

В бурном ритме

Взошли зелёные воды.

Птица Феникс

Сбросила перья с утра.

Может, завтра приснится мне сон?

Может, вчера?

Девять на часах

Девять на часах.

Просоленный край мола,

Как простёртая рука в море,

Как моя ладонь к твоему сердцу

И проблески света

Во тьме.

Крылья Дедала

Воздушный змей

Рвётся за облака.

Ближе становятся небеса.

В крыльях Дедала плавится воск,

Падает легенда

В чащу кустов,

Распадаясь в прах

В знойном месяце ав.*

______________________________

* месяц еврейского календаря,

приходится на июль-август.

* * *

Молнии во взгляде

и печаль одиночества,

как монета,

подброшенная на счастье.

Время встречи.

Тонкий пар над чаем,

в запотевшем зеркале замечаем.

Запуталось сердце,

как осиротевшая песня.

Ещё миг, и наши колени

коснутся друг друга.

Москва

Кафе.

Мороженое конца мая.

И золото куполов

Церкви Василия Блаженного.

Это не Кремль,

Навевающий ужас,

Это холод в сердце,

Который не растопит

Даже невыносимое пекло

Приближающегося лета.

Это страх,

Заледенивший лицо изнутри.

Иностранец не поймёт эту боль,

Не ощутит: есть ли сладостная нотка

За этой заледенелостью.  

Конец мая. Позавчера.

Кафе. Мороженое.

Москва

(1989 г.)

Кафе.

Мороженое в конце мая.

Василия Блаженного купола

На солнце играют.

Это не Кремль

Навевает ужас,

Это в сердцах

Стужа.

И не растопит это

Даже жара скорого лета.

Страхи

Сковали лица и волю.

Чужаку не понять,

Что в боли

После обморожения

Есть толика сладости

Освобождения.  

Конец мая. Тревожно.

Кафе. Мороженое.

Ночь путаных слов

Ночь путаных слов

Истлела

В тщедушных

Останках сигар,

И туфли направлены

К двери.

Беспечное юношеское вчера

Завтрашним зрелым стыдом

Буду, возможно,

Мерить.

Перевод с иврита Натальи Высоцкой

Ныне

Убывают силы лета,

И предосенние ветра

Медленно струятся

На наши пылающие просторы.

Можно подвести первые итоги

И спросить,

Что же было у нас здесь?

Было и так, и эдак,

Из этого и из того,

Как это, так и то.

Мы видели обыкновенные закаты,

Хотя бывали и восхитительные.

Слушали певиц и певцов

На траве у реки

И мурлыкали навязчивую

Мелодию,

Пробовали приготовленное на огне,

Чувствовали прикосновение тела,

Лишённого слоёв одежды,

И пьянели от запаха цитрусовых.

Нужно признать и признаться,

Что в конце строфы

Кроме ощущений,

Кроме пустой демонстрации

Бесконечных наслаждений

Чего-то всё-таки не хватает

И это – время, которое дано нам в меру

Покуда не иссякла осень.

Опавшие листья

Листопад.

Ив Монтан.

Ухожу. Пора.

Листвою по сердцу

Проложена тропа.

И затихают шорохи шагов

По улице, которая пуста.

* * *

Парижское утро

Год назад

Летом.

Улица Де Переньи.

Обычный отель.

Пройдёмся к Тан Дю

Пить кальвадос

Крепкий как тогда

У Триумфальной арки

В дни Ремарка.

Перевод с иврита Эфраима Бауха

Прага

На Карловом мосту высоком

Текут навстречу два людских потока.

Текут вплотную, рядом на полшага.

Полуденная Прага

В зените солнце. Марь.

Здесь старина как новь

И внове всё как встарь.

И вновь

Держись за парапет,

Чтоб сделав шаг в сто лет,

Стать на пороге

Старо-новой синагоги

И ощутить дыханье старины,

Колышущей прадедовские сны.

Поверх потока

Едва слышны мелодии барокко:

Стекают в жар полуденного часа

из церкви святого Николаса.

А мы стоим, молчим и вспоминаем

Раввина Льва: им сотворён был Голем*.

Людской поток течёт неиссякаем:

не слышал, знать не знает о раввине.

А мы в людской беспамятной равнине

Стоим, как Голем. Час нисходит тенью

И не унять волненья. 

_____________________________________

* Голем (иврит): истукан. Религиозный лидер

еврейской общины Праги раввин Лев,

согласно преданию, слепил из глины истукана,

который защищал евреев от погромов.

Свободные радикалы

Я ненавижу свободные радикалы.

Они свободно перемещаются

В моём совершенно личном теле.

Они сходят с ума,

Прыгают с атома на атом,

Крадут электроны

И нарушают работу иммунной системы и сердца,

Будто любовники

Замужней дамы, пленённой

Их красотой и гривой волос.

То, что я их хозяин,

Не мешает им причинять мне

Необратимый вред.

Они безжалостно окисляют

Любого на своём пути.

Их удары подлы.

Они на деле сокращают мои дни.

И я, растерянный,

Пытаюсь преодолеть,

Обрести опору, но тщетно,

Нет шанса победить.

Война проиграна изначально,

Ведь их множество,

А у меня единственное тело,

Стареющее.

Антиоксидантов мне побольше!

Синай

Синай,

Катились грома голоса

Там с орудийного холма,

Как будто перед сущим божий глас.

И весь народ внимал ему в тот час,

В час дарованья торы и скрижалей.

И солнце появлялось в высоте,

Сияя.

* * *

Снова осень.

Листья её мертвы в окне моём.

Но нет уже удивленья в глазах моих.

Ресницы влажны в струях дождя,

Падающего на прутья

Кладбищенской ограды.

«Снова осень» –

Написал когда-то.

Листья её, медленно снижаясь,

Парят с высоты деревьев,

Образуя ковёр,

Пугающе волшебный

На уличных мостовых.

Тут нет первого дождя –

Грани между летом и осенью,

Только докучливый долгий дождь

Сворачивает головы листьям, 

Обречённым умереть

На Кемден-Таун в Лондоне

В полдень.

Стамбул. Дворец Топкапи*

Влажные улицы, полные людом, уводят меня

Всё дальше от сегодняшнего дня.

Империи и султаны

Витают в высотах,

Пытаясь пробиться из глуби времён. 

Дышат мне в затылок,

Сыну упрямого народа,

Приговаривают: мы здесь,

В истории, касающейся народа твоего.

Что был однажды изгнан по указу

В сердцевину времён.

В Золотом Роге,

На берегах Босфора,

Вокруг башен Галаты

Витают напротив Топкапи

Навеки исчезнувшие

Империи и султаны.

___________________

* Во всемирно известном дворце Топкапи,

где раньше располагалась центральная

власть Оттоманской империи, сегодня музей. 

Человек ренессанса

Я хотел бы быть человеком ренессанса,

Жить во Флоренции в веке этак пятнадцатом или шестнадцатом,

Гулять по берегам медленно текущей Арно,

Выйдя на улицу,

Дойти до площади Сениори,

Подойти к Палаццо Веккьо

И разглядывать оригинальную статую Давида

У входа во дворец

И, возможно, своими глазами увидеть Микеланджело

И поприветствовать его.

Я хотел бы рыться в старинных рукописях –

Греческих – Платона,

Латинских – Сенеки,

И впитывать плоды их духа.

Мне любопытно,

Как отвечал бы я тем,

Кто рассказывал мне,

Что земля вертится вокруг своей оси

И вокруг солнца.

Верил бы я?

И, если бы мне повезло,

Водил пальцем

По буквам в гуттенберговской библии,

Первой в мире печатной книге.

Понимал бы я, что изменилось?

Я хотел бы прожить исконную жизнь

Человека ренессанса, универсального человека,

Но будущее ворвалось в мою жизнь со всей силой

И оставило меня блуждающим меж двух миров.

И даже половины того, что хотел, я не достиг.

Перевод с иврита Эсты Варзар

Чужбина

Чужбина.

Летнее ненастье.

Взгрустнулось что-то.

Виденья памяти моей

Взлетают с памятника Скотту.

Печаль – она всегда сильней,

Уйдёт из стен и крепостей.

А люди тяжелы, как камни.

Мне скажут: всё, не надо, хватит.

А мне всё хочется идти

И ошибаться по пути.

Эпоха

Эпоха словно день в Иерусалиме.

История всех поколений,

Как зонт гигантский,

Является защитой этих стен.

Пророк и царь

Ещё прошествуют меж ними

В один прекрасный день.

Эпоха с днём

Всегда едины.

Как день единственный один.