Арсений Анненков

Арсений Анненков

Четвёртое измерение № 17 (329) от 11 июня 2015 года

Говорите!

 

Вдохновение

 

То решительно, то несмело,
на малой скорости,
со стороны затылочного отдела
теменной области
приближается вдохновение. Его путь долог –
столько нужно достать с высоченных полок,
столько ингредиентов смешать на широком блюдце,
столько собрать резолюций
и совершить революций,
что лишь напрочь забытым способно оно заявляться.
Но ещё не закончишь за ним подметать-прибираться,
с близвисящих ветвей не начнут ещё критики собираться, 
а оно уже где-то в пути –
след твой ищет на сером, белом...
Долго сердцу грустить
по его разноцветным стрелам.

 

Поэты

 

Когда настанут последние времена –
не дозреют, осыплются семена,
никому не будет нужна
ни трава, ни котлета –
белым облаком, прозрачною полосой,
потеснив ненадолго любимую бабу с косой,
пройдут по земле поэты.
Они посмотрят, их взгляд – живая вода,
не увидел поэт – значит и не было никогда,
но они посмотрят ещё раз – на всё и на всех,
чего-то напишут в книгу, книга уйдёт наверх.
И вот тогда уже будет нельзя ходить
по земле, о которой нечего говорить.

 

* * *

                                                                                     

И. Бродскому

 

Каждое утро нам день возвращает на плечи
И начинает скорее катить его к новому вечеру,
Не уставая шептать потревоженному сознанью,
Что день наш обычно имеет не больше общего с явью,
Чем наша обычная ночь. И возразить тут нечего.

Каждое утро твердит недоверчивому воображению,
Что абсолютный покой – это лучшая форма движения.
Мы посему никогда не выходим из дома,
Где та же контора – одна из немногих комнат.
И как ни спешим мы порою к себе вернуться,
А всё же стараемся до вечера не проснуться.

 

Смерть и поэт

 

Жизни-трудяге есть дело до каждого пустяка,
Но, хоть она всякий день принимает любого прохожего,
Только Смерть и Поэт, как два самых прилежных ученика,
Постоянно толкутся в её прихожей.

И не то, чтобы Смерть и Поэт ревновали друг к другу, нет,
Просто им в тесноте порой никуда не деться:
То вдруг Он ей отвесит двусмысленный комплимент,
То Она от избытка чувств поцелует Поэта в сердце.

Жизнь озабоченно выглянет из-за дверей,
Громко вздохнёт и глянет на них построже,
Втайне довольная старой привычкой своей
Двух самых преданных и самых придирчивых учителей
Сталкивать сразу же, прямо с порога, в прихожей.

               

Редактор

 

Редактор две пряди седые

Откинул с морщинистых век:

«Стишата у вас неплохие,

И всё ж, молодой человек,

О первой любви так не пишут –

Где дрожь восхищенья, полёт?

Тоска зацветающих вишен?

Нет, это пока не пойдёт».

Редактор раскланялся чётко

И в ящик тетрадку убрал.

Лежала там новая плётка

И старенький порножурнал.

                

Говорите!

                         

                                                                                  Андрею Вознесенскому
 

Чуткий слух немой Вселенной
Водит Землю по орбите.
Словом взятые из тлена,
Говорите, говорите!

О большом и про погоду,
От избытка, в дефиците,
И с собою, и с народом
Говорите, говорите!

Хорошо вам или грустно,
По-арабски, на иврите,
Ровно, нехотя и с чувством
Говорите, говорите!

Вас немного. Вы в эфире.
На закате и в зените,
В поле, в офисе, в квартире
Говорите, говорите!

                                                            

* * *


Суету между рожденьем и моргом
Оставляя в дар дотошному веку,
Я хотел бы умереть... от восторга
Просто глядя на равнинную реку.
Чтобы врач, когда меня увозили,
Вдруг сказал бы медсестре егозливой:
«Всех, кто так же красоту понимает,
Она, милая, к себе забирает
И качает в подвесной колыбели,
И поёт чего другие не пели».

 

 

Встреча с поэтом

 

Я смотрел на несчастного человека
и был счастлив. Готовился встретить мэтра,
а попал в тот мир, откуда берутся книжки,
биографии, памятники и память.
Очевидное видишь не ежедневно.
Я нечасто бываю счастлив.
          

Переделкино,  сентябрь 2013

 

                                                             

* * *


                                                                                        Юрию Уварову

 

Способность расшевеливать слова
над явью поднимала с колыбели –
в словах ясней чернели острова,
отчётливей ветра шумели...

Вон там, где этих слов живая твердь
уже видна и внуков расселила,
мультяшным голосом нас выкликает смерть.
А раньше она басом говорила.