Любовь
Он любит стеклянную посуду.
Зрение с возрастом ухудшилось,
всё чаще невидимая посуда бьётся.
Бьёт её и режется, бьёт и режется.
Покупает снова прозрачную.
Зрение мешает ему увидеть
ослабление зрения.
Распознавание
(собеседование)
Ты научишь распознавать
лицо в толпе
на свету и без, и в лучах заката,
под любыми углами.
Не пить воды с лица,
ударившего в грязь,
распознать, даже если
в гриме лысой бороды.
Напишешь трэкер,
отследишь по всему свету.
Лицо отделят, выдавят
из него понты, инфу,
удалят, как гланды,
аннулируют право быть.
Секреты в сейфах сгорят,
Спас на крови зальётся,
распознавание не устаёт.
– Откажись от льгот –
не заставят же, – шепчет.
– Платят неплохо,
наймут другого за небольшие деньги,
не остановишь ведь, просто нечем.
Займись их деньгами
научишь снижать риски –
распознавать физ. лица
с ненадёжными подноготными,
под ногтями и распознаешь.
«Всё прекрасное и лицо и» –
не угроза, отсеется.
— Откажись, и они найдут
другое химическое лицо
на те же деньги.
Русла рек не развернуть вверх
не пустить под откос ядовитые пузыри.
–А тебе-то что, больше всех? –
вторит юридическое каменное лицо.
Хватайся за лица,
за одёжку, выведи на воду,
вникни в тела под улыбками.
Вычисли душу под телом –
среди костей и крови
годные имплантаты душ.
Займись медициной,
точным диагнозом,
спасёшь лицо и лица.
Потом распознают.
Тебе-то что? Не твоё.
* * *
В свои 60-плюс
она подводила итоги,
печалилась, что стареет,
жаловалась на усталость.
Было все у неё, как у всех.
Достигнув семидесяти, пережила
смерть единственной дочери.
Вскоре рассталась и с мужем.
Потом прожила ещё 20 лет,
в воспоминаниях и болезнях,
нарастающих и беспощадных.
Плюс два переезда
Теперь и оттуда она бодрит:
– Будет хуже, держись.
С другой стороны,
достигнув семидесяти,
увлеклась керамикой,
стала лучшей в районном клубе,
победила в нескольких конкурсах,
что-то купили в коллекции и музеи.
Двадцать лет новой жизни,
о которой и не мечтала.
Теперь и оттуда она бодрит:
– Держись, у тебя всё впереди.
Трёхстишия
* * *
Архангелы знают.
Их счета – в банках Израиля.
Мало ли что?
* * *
Он увидел в Мекке Каабу.
И через чёрный квадрат
заглянул в самую его душу.
* * *
В прудике рядом с домом
резвится девчушка.
Ей все равно, что она рыбка.
* * *
На закате в конце Ава
нашёл синагогу в Мальмё.
По граффити со свастикой.
* * *
Монеткой о камень мостовой
звякнет смс-ка. Подхвачу её.
Хватит на газировку.
* * *
Мотылёк-однодневка в полдень
знает о зиме всего ничего.
Мне бы так вспорхнуть над прошлым.
* * *
Даже с отрубленной головой самурай способен
Нанести последний, смертельный удар.
Из комментариев к кодексу самурая
Срезанные цветы,
как самурай, напоследок
поражают свежестью.
Красный светофор
Вечером в шабат,
во время футбола
и молитвы в синагогах
при свете жёлтых фонарей
под тёмно-голубым небом
мне была отпущена
долгая минута равнодушия,
которому научил меня
красный светофор
на пустом перекрёстке.
Накануне
Как собеседника на пир.
Ф. И. Тютчев
Мы возвращались из Берлина
со сложными чувствами в ручной клади.
Рядом со мной сидел молодой турок.
Он летел только до Истанбула,
где у нас была пересадка.
В коротком разговоре я выбирал слова:
– Турков много в Берлине.
В Турции остаётся пассивное население. –
Он удивился и проговорил что-то вроде:
– Возможно вы правы, – и вдруг:
– Скоро все изменится, –
он резко отвернулся к окну.
Повернулся ко мне и повторил с улыбкой:
– Скоро все изменится!
– Было бы неплохо, – поддержал его я.
Через пару недель после возвращения,
когда мы забыли об отпуске,
в новостях сообщили
о неудавшемся перевороте в Турции
и о волне массовых репрессий.
Удалось ли ему избежать ареста?
Удалось ли сохранить надежду?
Обожать Уругвай
– Они обожают Уругвай! –
Выяснилось, что он давно когда-то
перевёз жену и дочерей в Штаты.
Он так о них и сказал:
– Они обожают! Обожают Уругвай! –
Вдруг выяснилось, что есть люди,
которые обожают Уругвай.
А я пропустил.
Не подумал о них ни разу в жизни,
не попытался их понять.
И как это я не брал в расчёт?
Можно обожать и Уругвай!
Даже не обязательно там родиться.
Вот бы на минуту попробовать
обожать Уругвай.
Как же должна перекоситься психика,
чтобы полюбить Уругвай?
Вот бы такое пережить.
Может это уложится
в моей израильской башке,
пока я стою в пробке на Бейт Дагане:
– Некоторые обожают Уругвай!
* * *
мой дядюшка лёнчик
своё навыброс дарил мне
учил и наказывал
что задарма – это
дорого гильден
и кранц дружили
со мной оба
цепные гэбные
сексоты не быть мне
карлом брюлло
-вым разделся догола
на границе покинутой
родины где мне
было набраться смелости
кутался флейтой
в бумажки и книжки
оставляя даром
чтобы петь на морозе
Традиция
Социум баранов,
прыгающих через веревочку,
которую давно убрали.
В холоде третьих вод
Говорил мне резник, отмывая руки:
– Первая вода – кровь и грязь, срамота,
а вторая – вонь и слизь, мертвоты цвета,
а третья вода – несёт холода, она чиста,
в ней родных костей ломота
да свободы распахнутые врата
туда, где в Святой святых для всех Пустота.
* * *
Вольтерово точка
право
у каждого
нынче есть
сморозить
своё мнение
и насмерть
зрения стоять
за неё
виртуально
танцуй
себе соло
ни за что
не уступая
ни за что
не отвечая
дождь на краю…
дождь на краю
земли израиля
шумит монотонно
одинаково всюду
размывает границы
мест и лет
под этот шумок
хокингово
время-подросток
косит и смывает
скошенное
в абсолютную
канализацию
Спам
Дениска, с которым мы делили
третье место в стиле баттерфляй,
теперь стал китайцем Деннисом,
расколдовал букву
и пишет из Шанхая
как сильно упали цены
на его сварочные электроды.
Для меня особые скидки.
Знал я одного…
Знал я одного старого большевика.
Он понятия не имел о
«Столовой старых большевиков».
– Гегемоны совсем оборзели,
работают только по субботам
за двойную оплату, –
говорил я ему неизвестно зачем.
– Не открывай пасть на рабочий класс! –
срывался он в ответ.
– В деревне народа совсем не осталось,
кто не сбежал, спился или помер, –
продолжал я.
– Опять «голосов» наслушался?
– Нет, были вчера на картошке.
– Не болтай, дурак,
И за меньшее расстреливали! –
он поправлял зубной протез,
слетевший от ярости.
– Да ладно, пап, проскочим, –
отвечал ему я и оставлял
на табуретке сумку с продуктами,
купленными по талонам
для инвалидов войны.
– Я захлопну дверь, не вставай, –
говорил я, уходя.
– Да уж, доверяй таким, –
И ковылял со своей палкой
приобнять меня в дверях.
© Арон Липовецкий, 2019.
© 45-я параллель, 2019.