Арон Копштейн

Арон Копштейн

Все стихи Арона Копштейна

* * *

 

Вот июль Уссурийского края

Постучался в палатку дождём,

Дышит почва, густая, сырая,

Та земля, на которой живём.

 

В каждой пади волнуется влага,

И у сопок скопилась вода,

И деревьям даровано благо,

Чтоб не сохли они никогда.

 

И не сохнут, они вырастают

В свете утренней, чистой красы.

На рассвете над ними блистают

Охлаждённые капли росы.

 

Мы живём в полотняных палатках

На озёрном крутом берегу,

В травянистых умытых распадках,

Оттеснивших на север тайгу,

 

Где запрятался в дальней лощине

Хлопотливой речонки исток,

Где стоят боевые машины,

Неустанно смотря на восток.

 

Мы стоим нерушимым оплотом

Мы на каждой границе живём.

Каждый куст может стать пулемётом,

Огнедышащим грозным гнездом.

 

Эти влажные наши просторы,

Созреваньем обильный июль

Защитим боевым разговором,

Неожиданным посвистом пуль.

 

Если я упаду, умирая,

Будь во взгляде последнем моём,

Молодая, живая, сырая,

Та земля, на которой живём.

 

1937

 

* * *

 

Мы с тобой простились на перроне,

Я уехал в дальние края.

У меня в «смертельном медальоне»

Значится фамилия твоя.

Если что-нибудь со мной случится,

Если смерть в бою разлучит нас,

Телеграмма полетит как птица,

Нет, быстрей во много тысяч раз.

Но не верь ты этому известью,

Не печалься, даром слёз не трать.

Мы с тобой не можем быть не вместе,

Нам нельзя раздельно умирать.

Если ты прочтёшь, что пулемётчик

Отступить заставил батальон, –

За столбцом скупых газетных строчек

Ты пойми, почувствуй: это он.

Ты узнаешь, что советский лётчик

Разбомбил враждебный эшелон, –

За столбцом скупых газетных строчек

Ты пойми, почувствуй: это он.

Пусть я буду вёртким и летучим,

Пусть в боях я буду невредим,

Пусть всегда я буду самым лучшим –

Я хотел при жизни быть таким.

Пусть же не проходит между нами

Чёрный ветер северной реки,

Что несётся мёртвыми полями,

Шевеля пустые позвонки.

Будешь видеть, как на дне колодца,

Образ мой всё чище и новей,

Будешь верить: «Он ещё вернётся,

Постучится у моих дверей».

И как будто не было разлуки,

Я зайду в твой опустевший дом.

Ты узнаешь. Ты протянешь руки

И поймёшь, что врозь мы не умрём.

 

1940

 

 

Оккупация

 

Мне снилось детство – мой печальный дом,

Колючий куст, заглохший водоём.

Мне снилась родина. И тиф сыпной

Шёл по Волохинской и Насыпной.

Мне долго снилась горькая вода.

Солдаты пели: «Горе – не беда».

И шли по улице. И вёрсты шли.

Тяжёлые. Покорные. В пыли…

Я помню эту улицу. По ней

Вели усталых, выцветших коней.

Мне снились заморозки на заре

И полночь, душная, как лазарет.

Ещё я видел жёлтые листы.

И ты мне снилась. Ты мне снилась. Ты.

Всю ночь чадили свечи, и всю ночь

Тебе хотел я чем-нибудь помочь.

Но ты спала, подушку обхватив,

И жёг тебя горячкой чёрный тиф.

Как я забуду этот бред и зной,

Немецких офицеров за стеной.

Был вечер. Ночь. И умирала мать.

Зачем я должен детство вспоминать?

 

Осень

 

Почему такое, я не знаю,

Только ночь медлительней у нас.

Падает звезда, почти сквозная,

Возле глаз твоих, смущённых глаз.

Звезды залетают за ресницы

И не возвращаются назад…

Ты уснула, что тебе приснится:

Тёплый вечер, ранний листопад?

Что приснится? Утра воркованье

В поволоке сада голубой?

Сердце в лёгком плавает тумане,

Словно льдинка вешнею водой!

Первым инеем покрыты зданья.

Даль седая заворожена.

Яблони пустеют. Мирозданье

Всё поёт у твоего окна.

Осень вновь приходит знаться с нами

Дождиком неверным и плащом,

Листопадом, звездопадом, снами

О весне недавней. Чем ещё?

 


Поэтическая викторина

Поэты

 

Я не любил до армии гармони,

Её пивной простуженный регистр,

Как будто давят грубые ладони

Махорочные блёстки жёлтых искр.

Теперь мы перемалываем душу,

Мечтаем о театре и кино,

Поём в строю вполголоса «Катюшу»

(На фронте громко петь воспрещено).

Да, каждый стал расчётливым и горьким:

Встречаемся мы редко, второпях,

И спорим о портянках и махорке,

Как прежде о лирических стихах.

Но дружбы, может быть, другой не надо,

Чем эта, возникавшая в пургу,

Когда усталый Николай Отрада

Читал мне Пастернака на бегу.

Дорога шла в навалах диабаза,

И в маскхалатах мы сливались с ней,

И путано-восторженные фразы

Восторженней звучали и ясней!

Дорога шла почти как поединок,

И в схватке белых сумерек и тьмы

Мы проходили тысячи тропинок,

Но мирозданья не топтали мы.

Что ранее мы видели в природе?

Степное счастье оренбургских нив,

Днепровское похмелье плодородья

И волжский нелукавящий разлив.

Ни ливнем, ни метелью, ни пожаром

(Такой её мы увидали тут) –

Она была для нас Тверским бульваром,

Зелёною дорогой в институт.

Но в январе сорокового года

Пошли мы, добровольцы, на войну,

В суровую финляндскую природу,

В чужую незнакомую страну.

Нет, и сейчас я не люблю гармони

Визгливую, надорванную грусть.

Я тем горжусь, что в лыжном эскадроне

Я Пушкина читаю наизусть,

Что я изведал напряженье страсти,

И если я, быть может, до сих пор

Любил стихи, как дети любят сласти, –

Люблю их, как водитель свой мотор.

Он барахлит, с ним не находишь сладу,

Измучаешься, выбьешься из сил,

Он три часа не слушается кряду –

И вдруг забормотал, заговорил,

И ровное его сердцебиенье,

Уверенный, неторопливый шум,

Напомнит мне моё стихотворенье,

Которое ещё я напишу.

И если я домой вернуся целым,

Когда переживу двадцатый бой,

Я хорошенько высплюсь первым делом,

Потом опять пойду на фронт любой.

Я стану злым, расчётливым и зорким,

Как на посту (по-штатски – «на часах»),

И, как о хлебе, соли и махорке,

Мы снова будем спорить о стихах.

Бьют батареи. Вспыхнули зарницы.

А над землянкой медленный дымок.

«И вечный бой. Покой нам только снится…»

Так Блок сказал. Так я сказать бы мог.

 

1940

 

Сад

 

Деревья к самой речке забрели.

Одно из них, согнув больное тело,

В воде плескалось, словно захотело

Увериться, что льдины все прошли.

Уже трава в степи зазеленела,

Подснежники в ложбинах отцвели,

Прислушиваясь к шорохам земли,

Садовник вышел в сад, от яблонь белый.

В цветении предчувствуя плоды,

Дыша ночной прохладою воды,

Шли рыбаки на речку с неводами.

Весёлая весенняя пора,

Безлистый сад на берегу Днепра,

Я всей душою породнился с вами.